Секретарша, несшая бумаги на ксерокс, наступила в лужу крови и пошла дальше, не заметив этого и не оставляя следов.
Убийца смотрел на меня стеклянными глазами.
– Ты... – начал он, и сам себя оборвал. Он вскочил на ноги, бросился мимо стола...
...и сквозь стену.
Я мигнул. Я видел стену позади стола, но вдруг увидел и луг за стеной, склоны, уходящие вниз от вершины холма, где я стоял. Я бросился вперед, за ним, хотел его догнать, но хоть я и видел тропу, по которой бежал убийца, для меня ее не было. Я не мог выбежать на луг. Я лишь налетел на твердую штукатурку и ушиб голову.
Шатаясь, я отступил, глядя на прозрачную стену, а за ней раненый, кровоточащий и жалобно стонущий убийца хромал по луговым склонам, по оранжевой траве к пурпурным деревьям.
Кошмар окончился, но никто об этом не знал.
Я собственной рукой спас Томпсон от бесконечного ряда серийных убийств.
И об этом знала только Джейн.
Я пытался рассказать Ральфу, пытался рассказать начальнику полиции, но ни один из них меня не видел. Я даже написал анонимное письмо и разослал копии мэру, начальнику полиции, в газету – всем, кто, как я думал, может передать эту весть, но никто не обратил внимания, и слепой поиск убийцы продолжался.
Следующую неделю я провел в спальне с опущенными шторами, вставая только для еды и в туалет. Не недостаток признания меня тревожил. И даже не тот факт, что убил еще одного человека. Дело было во вторжении этого... другого мира. Потому что это он и был. Другой мир. Теперь я это знал. Все чаще и чаще я видел незнакомые горизонты, чужую флору и геологические образования, сочетания цветов, не свойственные земле. Я не знал, другое ли это измерение, существующее в том же пространстве, что и наше, или тут какое-то другое объяснение, я только знал, что это иной мир, вторгающийся в мой все чаще и все сильнее. Даже запереться в спальне уже не помогало; половая дорожка становилась ковром оранжевой травы, стены были не белыми и сплошными, а превращались в цветные окна, выходящие на незнакомые ландшафты, сквозь просвечивающий потолок виднелись облака в золотистом небе.
Я мог уйти совсем в себя, оторваться от Джейн, но я не хотел. Я пытался бороться с этими видениями или проявлениями или как там они назывались, но я не отталкивал от себя Джейн, как наверняка сделал бы в прошлом. Наоборот, я старался держать ее поближе, говорил ей все, что я вижу, и казалось, что когда я с ней, когда мы вместе, этот иной мир слегка тускнел, и я был больше в Томпсоне.
Эту тварь я увидел в воскресенье. До сих пор в видениях иной вселенной у меня были только пейзажи, только растительная жизнь и скалы. Ничего движущегося, ничего из животной жизни. Но в воскресенье утром я проснулся, открыл занавески спальни, выглянул и увидел эту тварь. Она смотрела на меня с другого края оранжевого луга. Я смотрел, как она боком движется по высокой траве. Это было вроде паука, только размером с лошадь, и на морде этого зверя, видимой даже с такого расстояния, было выражение хитрого знания, от которого у меня до костей пробрал холод. Я видел открывшуюся волосатую пасть, слышал громкий свистящий шепот, и я быстро опустил занавески и отступил назад. Я не знал, что говорила эта тварь, и не хотел знать, но что-то мне говорило, что если я буду смотреть на нее и наблюдать, я смогу понять, что она говорит.
Я залез в кровать и завернулся с головой в одеяло.
В тот же день я опять пошел к Филиппу. Джейн тоже хотела пойти, но я ей сказал, что не нужно. Я сказал, что Филипп испугается, что он не захочет видеть ее в нашем обществе, и что ей это совсем не понравится, и она поверила. Это было неправдой – я был уверен, что Филиппу будет приятно с ней познакомиться, – но почему-то я не хотел знакомить ее с Филиппом, и не чувствовал ничего плохого в том, что ей об этом солгал.
Он открыл дверь квартиры, когда я еще не дошел до середины дорожки, и я был потрясен постигшей его переменой. Двух недель не прошло, как я видел его в последний раз, и за это время он почти распался. Ничего конкретного, ничего, во что можно ткнуть пальцем. Он не стал худее, чем был, не потерял волосы, он просто... просто вылинял. Что бы ни поставило Филиппа поодаль от всего мира, что бы ни было то, что делало его оригинальным, индивидуальным, этого больше не было. Стоящий передо мной человек был сер и непримечателен, как манекен в витрине. А со мной – то же самое?Но он заговорил, назвал меня по имени, и вернулся прежний Филипп. Я узнал голос, услышал в нем тот интеллект и напор, которые когда-то меня к нему притянули, и вошел за ним в его квартиру. Пол был покрыт грязью, пивными бутылками и выдернутыми растениями чужого мира, и я уставился на Филиппа.
– Ты... ты можешь их трогать?
Он кивнул.
Я потянулся к голубой ветке, лежащей на кофейном столике, и моя рука прошла насквозь. Меня охватило ни с чем не сравнимое чувство облегчения.
– Ты там скоро будешь. «Ты почти там».
Я кивнул, оглядел весь этот разгром, выдернутые и разломанные растения. Прокашлялся.
– У тебя еще бывают, ну...
Он понял.
– С тех пор – нет. Не было с тех пор, как террористы разошлись в разные стороны.
– Ты... никого не убил?
Он слегка улыбнулся:
– Насколько мне известно – нет.
Меня с той самой ночи песчаной бури мучил один вопрос, с тех самых пор, как я зашел за ним в этот дом, и я подумал, что сейчас самое время спросить.
– Ты тогда с кем-то разговаривал в ту ночь, – сказал я. – Кому-то отвечал. С кем?
– Я думал, что с Богом.
– Думал?
– Это был тот же голос, что дал мне имя Филипп. Я слыхал его уже давно. Во снах. Даже до того, как узнал, что я – незаметный. Он велел мне назваться Филиппом, велел собрать террористов. Он мне говорил... другое тоже говорил.
– Твои наития?
Он кивнул.
– Я думал, что однажды я его видел, в одном из этих снов, в тени леса, и даже тогда это меня испугало, оставило неизгладимее впечатление. – Он отвернулся, глядя куда-то в даль. – Нет, это не совсем правда. Не просто впечатление. Меня наполнило благоговейным ужасом. Я знаю, что это звучит бредом, но я думал, что это Бог.
– А теперь?
– Теперь? Теперь я думаю, что это был кто-то – или что-то – с той стороны.
С той стороны.
Я поглядел в окно на пурпурный лес на той стороне улицы, и меня охватил холод.
Голос его стал тише.
– Я думаю, что видел его однажды. Снаружи. Я не хотел слышать, что он видел или что думает, что видел, но знал, что он все равно мне расскажет.
– Это пряталось на фоне, в деревьях, и перед ним было много всякого похожего на пауков – пауков величиной с верблюда. Но я видел его глаза, его брови, зубы. Я видел волосы, мех и копыта. И оно меня знало. Оно узнало меня.
