Я поперхнулся.
— Тогда зачем вы здесь?
— Чтобы дать вам шанс передумать, — ответил Никодимус. — Мне кажется, мы с вами не так сильно отличаемся друг от друга. Мы оба личности волевые. Оба живем ради идеалов, а не материальной выгоды. Оба готовы пожертвовать собой ради достижения своей цели.
— Возможно, нам стоило бы и одеваться похоже?
Он развел руками.
— Я мог бы стать союзником, более эффективным и опасным, чем любой из тех, что у вас есть сегодня. Я хотел бы найти точки соприкосновения наших с вами интересов — как знать, может, часть ваших целей станет и моими. Я могу предложить вам поддержку, превышающую все, что когда-либо делал для вас ваш Совет. Конечно, материальная выгода от подобного партнерства — вещь второстепенная, но разве вам не хотелось бы жить каком-нибудь другом месте, а не в вашем сыром подвале? Разве вам не надоело, возвращаясь домой, мыться под холодным душем, питаться дешевой едой, спать в одиночестве?
Я молча смотрел на него.
— В мире столько работы для вас, Дрезден — и далеко не вся она будет для вас отвратительна. Честно говоря, я вполне могу представить себе, что значительная часть ее будет абсолютно соответствовать вашим понятиям добра и зла.
К черту маску. Я осклабился.
— Ну, например?
— Например, Красная Коллегия, — сказал Никодимус. — Их много, они хорошо организованы, они представляют собой угрозу моим планам, смертельную опасность для человечества — и они совершенно омерзительны эстетически. Это паразиты, которые неудобны с сиюминутной точки зрения, опасны с тактических позиций и смертельно опасны в стратегическом разрезе. Рано или поздно их в любом случае придется уничтожить. Я не испытываю ни малейших сомнений, предлагая вам свою помощь в этом вопросе, а вместе с вами — и Белому Совету.
— То есть, хотите устранить Красную Коллегию руками Совета, не замарав своих? — поинтересовался я.
— Можно подумать, вы ни разу не служили орудием в их руках.
— Для того, чтобы оказаться орудием, Совету не нужна моя помощь, — буркнул я.
— И все же отказ будет противоречить вашим понятиям о справедливости, требующим отмщения. Особенно с учетом того, что они сделали со Сьюзен Родригез, — он склонил голову набок. — Ведь ей еще можно помочь, вы знаете? Если кому-то и известны способы избавить ее от последствий общения с вампирами, так это Падшим.
— Почему бы вам сразу не предложить мне плавучих замков и мира во всем мире, если это в ваших силах, Ник?
Он развел руками.
— Я всего лишь констатирую открывающиеся перед вами возможности. Однако одно совершенно очевидно: у нас с вами множество общих врагов. Я хочу помочь вам сражаться с ними.
— Позвольте мне уточнить, — произнес я. — Вы говорите мне, что хотите, чтобы я работал с вами, и что я при этом останусь одним из хороших парней. Так?
— Добро и зло — понятия относительные. Вы и сами это уже знаете. Однако я никогда не предложу вам действовать против вашей совести. Мне нет необходимости поступать так, чтобы использовать ваши способности. Просто прикиньте, скольким людям вы сможете помочь, обладая силой, которую я вам предлагаю.
— Угу. Похоже, вы просто настоящий филантроп.
— Я уже сказал, я хочу работать с вами, и говорю это совершенно искренне, — он встретился со мной взглядом. — Загляните мне в душу, Дрезден. Сами увидите.
Мое сердцебиение участилось до тысячи ударов в секунду, и я в ужасе опустил взгляд. Я не желал видеть того, что скрывалось за темными, спокойными, древними глазами Никодимуса. Там могло обнаружиться что-то чудовищное, что-то, что порвало бы в хлам мой рассудок или просто оставило бы на нем след — словно мазок жирной копоти.
Или это могло оказаться еще хуже.
Что, если он говорил правду?
Я оглянулся на дом Карпентеров, ощущая себя ужасно замерзшим и ужасно усталым. Усталым от всего. Вообще от всего. Я опустил взгляд на свой наряд с чужого плеча, на торчавшие из-под штанин голые лодыжки, припорошенные уже снегом.
— Я не имею ничего лично против вас, Дрезден, — заявил он. — Я уважаю вас за цельность. Я с удовольствием поработал бы с вами. Но не заблуждайтесь: если вы попытаетесь встать у меня на пути, я смету вас вместе со всеми остальными.
Наступила тишина.
Я думал о том, что я вообще знаю о Никодимусе.
Я думал о моих друзьях и о шепоте за спиной. Я думал о умолчаниях и недоговорках.
Я думал о том, во что может превратиться мир, если Никодимусу удастся обратить Иву.
Я думал о том, как, возможно, страшно девочке именно в эту минуту.
И я думал о старике с Окинавы, который в буквальном смысле этого слова отдал свою жизнь ради моей.
— Вы и я, — произнес я негромко, — оба готовы жертвовать ради достижения своей цели.
Никодимус выжидающе склонил голову набок.
— Основная разница между нами заключается в выборе того, кто будет жертвовать, и кем пожертвуют, — я тряхнул головой. — Нет.
Он сделал медленный, глубокий вдох.
— Жаль, сказал он. — Спокойной ночи, Дрезден. Удачи вам в новом мире. Но я подозреваю, что в этой жизни мы с вами больше не увидимся.
Он повернулся, чтобы уходить.
И мое сердце снова заколотилось быстрее.
Широ говорил, я буду знать, кому отдать меч.
— Постойте, — сказал я.
Никодимус задержался.
— У меня есть еще кое-что предложить вам помимо монет.
Он повернулся. Теперь уже его лицо застыло как маска.
— Вы отдаете мне Иву, а я отдаю вам одиннадцать монет, — тихо сказал я. — Плюс «Фиделаккиус».
Никодимус застыл. Его тень беспокойно дергалась.
— Он у вас?
— Угу.
Снова послышался этот противный шепчущий звук, на этот раз громче и напряженнее. Никодимус покосился на свою тень и нахмурился.
— Предположим, вы удержите у себя Иву, — сказал я. — Предположим, вам удастся обратить и контролировать ее. Это само по себе непросто. Предположим, вы получите свой апокалипсис и свой новый Темный Век. Вы думаете, это остановит Рыцарей? Вы думаете, постепенно, один за другим, новые мужчины и женщины не возьмут Мечи и не начнут биться с вами? Вы думаете, Небеса не будут вмешиваться в то, что вы задумали и творите?
В том, что касается маски игрока в покер, Никодимус превосходил меня на голову, но я взял его за живое, точно. Он слушал.
— Сколько раз Мечи срывали ваши планы? — спросил я. — Сколько раз они заставляли вас сдавать одну позицию за другой? — я сделал выпад в темноту, которая казалась наиболее подходящей для этого. — Вам не надоело просыпаться от кошмаров, в которых вам протыкают мечом сердце или горло? Превращают вас в еще один брошенный кубок из черепа для Падших? Или в ужасе от того, с чем вам придется столкнуться, как только вы лишитесь смертного тела?