— У меня есть Меч, — заявил я. — Я хочу обменять его вместе с монетами.
Он блеснул зубами.
— Нет, не хотите.
— Мне этого хочется не больше, чем вам — отдавать Архив, — буркнул я. — Я дарю вам возможность, Ник. Шанс навсегда уничтожить один из Мечей. Как знать, может, если все сложится для вас удачно, вы смогли бы попытаться убрать и два остальных меча.
Шепот снова сделался громче и выше тембром.
Никодимус смотрел на меня. Я не мог прочесть его лица, но правая рука его медленно сжималась и разжималась, словно ей не терпелось схватиться за оружие, и ненависть исходила от него как жар от плиты.
— Ну, — произнес я как мог небрежнее, — где вам хотелось бы произвести обмен?
Я вернулся в дом спустя несколько минут. Мыш шел рядом со мной. Майкл говорил правду: прежде, чем мы вошли, пес старательно отряхнулся. Я решил последовать его примеру и хорошенько потоптался на крыльце, стряхивая с почти онемевших от холода ног максимум снега.
Я вошел в гостиную и обнаружил там всех, ожидавших моего возвращения: Люччо, Майкла, Молли, Саню и Мёрфи. Все вопросительно смотрели на меня.
— Он купился на наши условия. Через пару минут нам придется хорошенько пошевеливаться. Но прежде мне надо поговорить с вами, Майкл.
Майкл повел бровью.
— О, конечно.
— С глазу на глаз, — тихо произнес я. — И захватите с собой меч.
Я повернулся и пошел через дом, через открывавшуюся с усилием после того, как ее покорежил бебека, дверь на двор — и через двор в мастерскую. Я не задерживался, чтобы оглянуться. Мне не нужно было оглядываться, чтобы знать: все многозначительно переглядываются за моей спиной.
Если Никодимус и держал людей в домике на дереве, они наверняка ушли. Впрочем, с этого ублюдка хватило бы и наврать мне про них с три короба — просто чтобы наверняка вытащить меня из дома. Я вошел в мастерскую и положил посох на верстак. Я вложил в него много сил и денег. Одних инструментов для резьбы по дереву пришлось купить целый набор, а сколько я потратил на его обработку шкурки… а терпения…
Майкл молча вошел за мной минуту спустя. Я повернулся к нему. Он снова переоделся в свою подбитую цигейкой джинсовую куртку; на ремне, перекинутом через плечо, висел в ножнах «Амораккиус».
Я снял ветровку и положил ее на верстак рядом с посохом.
— Достаньте его из ножен, будьте добры.
— Гарри, — произнес Майкл. — Что вы делаете?
— Подхожу к делу серьезно, — ответил я. — Просто сделайте, как я прошу.
Он нахмурился, но меч вынул.
Я добавил к вещам на верстаке свои энергетические перстни. Потом браслет-оберег. Последней я снял с шеи доставшуюся от матери серебряную пентаграмму на цепочке и тоже положил в общую кучу. Потом повернулся и подошел к Майклу.
Я спокойно встретился с ним взглядом. Я уже заглядывал в душу Майклу. Я знал, чего стоит его душа, а он знал то же самое о моей.
Я протянул левую руку, осторожно взял «Амораккиус» за клинок и, приподняв его, приставил кончик к моей шее, чуть ниже уха. К яремной вене. Или сонной артерии. Все время их путаю.
Майкл побледнел.
— Гарри…
— Заткнитесь, — сказал я. — Последние два дня вы старательно избегали разговора со мной. Можете помолчать и еще чуть-чуть, пока я не исполню свою партию.
Он покорился и стоял очень, очень тихо, со встревоженным взглядом.
Что я могу сказать? Ну, умею я привлечь чье-то внимание.
Я смотрел на него вдоль сияющего стального клинка. Потом медленно, очень медленно опустил руку, оставив Меч упираться в пульсирующую на шее жилку. Я развел руки в стороны и остался стоять в этой позе.
— Вы мой друг, Майкл, — произнес я тихо, почти шепотом. — Я вам доверяю.
Глаза его блеснули, и он опустил веки.
— И вы хотите знать, — с усилием сказал он, снова поднимая взгляд, — могу ли я сказать вам то же самое.
— Слова недорого стоят, — я чуть повел подбородком в сторону Меча. — Я хочу знать, готовы ли вы показать мне это.
Он осторожно отвел меч от моей шеи и опустил его. Руки его чуть дрожали. Зато мои — ни капельки.
— Все не так просто.
— Куда уж проще, — возразил я. — Я или ваш друг, или нет. Вы или доверяете мне, или нет.
Он убрал Меч в ножны и отвернулся к окну.
— Ведь именно поэтому вы не хотели сразу подхватиться и броситься на динарианцев, как я хотел от вас. Вы опасались, не веду ли я вас в западню.
— Я не лгал вам, Гарри, — сказал Майкл. — Но я соврал бы сейчас, если бы не признался, что да, такая мысль мелькнула у меня в голове.
— Почему? — спросил я абсолютно спокойным голосом. — Разве я когда-либо подавал вам повод к такому?
— Все не так просто, Гарри.
— Я дрался и проливал кровь, защищая вас и вашу семью. Я сунул голову в петлю ради Молли, когда Совет едва не казнил ее. Я даже не могу сказать, сколько выгодных дел я упустил, тратя время на ее обучение. Что же именно подтолкнуло вас к мысли о моем коварстве?
— Гарри…
Никодимус был прав в одном: больно, когда тебя подозревают в измене твои друзья. Черт знает как больно. Я даже не заметил, что повысил голос, пока едва не сорвался на визг.
— Да смотрите на меня, когда я с вами разговариваю!
Майкл повернулся ко мне. Лицо его было сурово.
— Вы что, думаете, я решил переметнуться к Никодимусу и его дружкам? — рычал я. — Вы действительно так считаете? Потому что если так, вы бы лучше проткнули мне глотку своим Мечом.
— Я не знаю, что думать, Гарри, — тихо ответил он. — Вы ведь много чего недоговорили.
— Я не всем с вами делюсь, — согласился я. — Я вообще не всем с людьми делюсь. В этом нет ничего нового.
— Я знаю, — сказал он.
— Тогда почему? — запал в моем голосе поостыл, и я ощущал себя наполовину сдувшимся воздушным шариком. — Вы же меня не один год знаете, дружище. Мы черт знает сколько раз прикрывали друг друга в бою. Почему же теперь вы усомнились во мне?
— Из-за тени Ласкиэли, — тихо ответил Майкл. — Потому что до тех пор, пока она живет в вас, она будет искушать вас — и чем дольше, тем больше у нее шансов добиться успеха.
— Я отдал монету Фортхиллу, — возразил я. — Я полагал, это говорит само за себя.
Майкл поморщился.
— Тень может подсказать вам, как вернуть монету. Такое уже случалось. Именно поэтому мы прикладываем столько усилий к тому, чтобы не прикасаться к ним.
— Все кончено, Майкл. Нету больше тени.
Майкл покачал головой, и в глазах его мелькнуло что-то вроде жалости.
— Так не бывает, Гарри.
Запал разом вернулся. Единственное, чего я не хотел сейчас и без чего мог обойтись — это жалости. Я сам делаю свой выбор, живу своей собственной жизнью, и даже если выбор мой не всегда умен, я очень мало о чем жалею.
