— Нет же! Просто я так хорошо отношусь к вам, что…
— Если бы вы хорошо ко мне относились, вы бы мне поверили, — возразила я, сознавая, что поступаю неразумно, но не имея сил сдержаться.
— Я отношусь к вам достаточно хорошо, чтобы рискнуть быть повешенным за соучастие в убийстве!
Его слова прозвучали странно, словно я уже когда-то их слышала.
— Неужели вы не видите, — вскричала я, — что это ровно то же самое, что произошло с Нелл? Я поймана в ту же ловушку! Подумают, что мы с ней дважды его убили… — Я смолкла, сжав кулаки так крепко, что ногти впились в ладони.
— Вам надо остановиться, — настойчиво произнес Эдвин. — Надо попытаться отдохнуть. Вот все, что вам следует запомнить: вы были в библиотеке, когда услышали взрыв. Это все, что вам известно. Пока вы храните молчание, вы будете в полной безопасности.
Он поднялся и поправил огонь в камине. Голова у меня кружилась от усталости, все тело болело, и, несмотря на то, что леденящий страх снова расползался по моим жилам и нервам, я погрузилась в черную, без сновидений, пустоту.
Огонь в камине все еще потрескивал, когда я открыла глаза, и какой-то миг я думала, что ненадолго вздремнула, пока не увидела за окном свет дня. Туман рассеялся, Эдвина в комнате не было. Я поднялась, заперла дверь на засов и умылась как можно тщательнее, пытаясь утихомирить звучавший в душе голос: «Ты убила ни в чем не повинного человека».
Эдвина я обнаружила внизу, в развалинах гостиной: он разбирал ломаный кирпич. Он стоял спиной к двери и не слышал, как я вошла, так что некоторое время, оставаясь в тени дверного проема, я наблюдала, как он работает.
Обломки лежали у дальней стены грудой в несколько футов высотой, скатывались на пол, валялись среди остатков расколотых стульев и шкафчиков. Эдвин стоял примерно на полпути к вершине, швыряя мелкие куски за спину, вытаскивая более крупные фрагменты и осторожно откладывая их в сторону. Дыхание облачками пара вылетало из его рта, смешиваясь с пылью, вихрящейся вокруг него. Вот он взялся за расщепленную балку и налег на нее всем своим весом: что-то соскользнуло, посыпалось с грохотом, и появилось нечто, напоминающее по форме бочку, а следом — металлическая рука и плечо. Эдвин опустился рядом с ними на колени, и я разглядела, что его лицо бледно, как смерть. Секундой позже он меня заметил.
— Не подходите!.. Да, это Давенант. Боюсь, он… Он обожжен, но вполне узнаваем. Я вопреки всему надеялся, что все это и правда вам приснилось. Уйдем отсюда — мы ничего не можем для него сделать, а экипаж прибудет сюда через час.
— Нам нужно прояснить для себя вот что, — сказал Эдвин, когда мы в последний раз поднимались по лестнице. — Лучше всего, я думаю, будет сказать им — я имею в виду полицию — что вы находились в библиотеке, дожидаясь, чтобы я вернулся с углем… а это абсолютная правда… когда услышали шаги на галерее за смежной дверью. Через секунду раздался страшный взрыв; потом вы спустились вниз и отыскали меня, так что сегодня утром я решил проверить, не пострадал ли кто-нибудь, когда рухнула стена, и тут-то я его и нашел. Вы не знаете, как он пришел на галерею, что он там делал, как вызвал взрыв…
— Но это же сделает вас соучастником — вы сами вчера сказали.
— Нет, тут я был неправ. В конце концов, я же оказался заперт в подвале, так что даже не могу считаться свидетелем. Я знаю только то, что вы мне сказали — то есть, что вы услышали шаги, потом взрыв и это все, что вам известно.
— Но если мы не… Если я не скажу им, что это Магнус, его похоронят, как Давенанта, и Нелл никогда не освободится от обв…
— Констанс, ради всего святого! Неужели вам хочется оказаться на всю жизнь запертой в сумасшедшем доме? Если вы скажете полицейским хотя бы одно слово о Магнусе, я скажу им, что у вас горячечный бред от перенесенного шока. И как вы думаете — кому из нас они поверят?
— Значит, вы совсем не беспокоитесь о том, что мы скорее всего поступаем неправильно?
— Все, о чем я беспокоюсь, — ответил он, — это ваше спасение от самой себя, к тому же, вполне возможно, и от виселицы.
Когда в последний раз я глядела на Раксфорд-Холл, шел мелкий дождь, в стене замка зияла разверстая, иззубренная дыра, отсеченный кабель свернулся змеей на груде каменных обломков; но вскоре вокруг нас сомкнулась тьма Монашьего леса. Путь в Вудбридж прошел почти в полном молчании; холод все глубже вгрызался мне в кости. Я поднималась на крыльцо полицейского участка, застыв в полном безразличии к ожидавшей меня судьбе, однако полицейские, вместо того чтобы отвести меня в цепях в камеру, предоставили мне отдельную гостиную, усадили в кресло перед камином, напоили и накормили, пока Эдвин разговаривал с сержантом. Тот принял его версию случившегося без всяких вопросов. Через час мы уже ехали на поезде в Лондон, но путешествие оказалось окрашено в мрачные тона. Мы не решались говорить о том, что более всего занимало наши мысли, а попытки вести беседу ни о чем тонули в перестуке колес и клацанье рельсов, бесконечно повторявших: «Ты убила ни в чем не повинного человека…» — пока мне не стало казаться, что расставание принесет облегчение нам обоим.
Когда я появилась в прихожей дома на Элзворти-Уок, реакция моего дяди, после того как он оправился от шока, вызванного моим неопрятным и растрепанным видом, была даже хуже, чем я опасалась.
— Оставшись в Холле одна с мистером Ризом, — холодно заявил он, — ты подвергла опасности свою жизнь, испортила себе репутацию — как ты полагаешь, что другие члены вашей группы теперь станут говорить о тебе? — и впуталась в дело о гибели этого Давенанта. Не может быть сомнений, что в нашу дверь скоро начнут барабанить газетчики. Что касается мистера Риза, изволь сообщить ему, что отныне он в этом доме persona non grata. Я считал, что ты имеешь хоть какое-то понятие о морали, но теперь вижу, что совершил прискорбную ошибку.
С этим я не могла не согласиться. Я укрылась в своей комнате словно ребенок, которого сурово отчитали, и много часов лежала без сна, уставившись во тьму, пока не сдалась и не встала, зажгла свечу и принялась мерять шагами пол, испытывая мучения гораздо худшие, чем переживала после смерти матери. Если бы только я могла быть вполне уверена, думала я, что убила Магнуса, а не кого-то другого, я, по крайней мере, смогла бы заснуть; в ином случае я могла бы отдать себя в руки полиции — но ведь я не могу так сделать, не впутав в это преступление Эдвина. Снова и снова я проживала в уме те ужасающие минуты в Холле, но сомнения не переставали просачиваться в мои мысли. Что, если он и правда беспокоился о моей безопасности? Он и правда мог как-то отыскать дорогу к Холлу, несмотря на туман. Он мог случайно обнаружить туннель. Он мог не знать, что я где-то там прячусь, пока не увидел кусок ткани меж пластинами доспехов…
