— Chez moi, les infants de la veuve! Chez moi!! — отчетливо прошептал мужской голос. Тихий, но еще полный силы.
Корсаков против воли пошел на зов. Скользя по окровавленным и измазанным слизью телам. Тварей, нежитей и человеческим.
В самом центре кучи его ноги разъехались, попав в свежую жижу внутренностей варана. Корсаков тяжело плюхнулся на колени.
В человеке, по пояс заваленному убитыми, он не сразу узнал Рэдерика. Слишком было измочалено лицо. Только глаза остались прежними: цвета январского неба. И такие же ясные и студеные.
— Они устроили засаду, — прошептал разбитыми губами Рэдерик. — Я сделал все, что смог.
— Анна жива?
Рэдерик опустил веки.
— Где она?
Рэдерик вдруг цепко схватил его за руку.
— Таро! — на выдохе прошептал он.
— Далось вам это дерьмо!!
— Таро! — повторил Рэдерик. Распахнул глаза. В них смешивался лед предсмертный и огонь ярости. — Та-а-ро-о!
Корсаков не знал, что ответить.
Редерик с трудом разлепил губы.
— Брось меня, — прошептал он. — Здесь все кончено. Иди. Сражайся или… умри.
Он еще крепче сжал руку Корсакова, боль от стальных пальцев сделалась нестерпимой.
Корсаков зашипел и попробовал отцепить мертвую хватку. Пальцы натолкнулись на рукоять хлыста, за петлю подвешенную к запястью Рэдерика.
Показалось, что Рэдерик чуть заметно кивнул.
— Что? Взять?
— Да, — едва слышно прошептал Рэдерик. — Пулей… нельзя. Только… серебро.
Последнее слово он выдохнул со свистящим звуком. Разбитые губы замерли. И сквозь них проклюнулся алая струйка. Змейкой поползла по скуле к уху.
Корсаков свободной рукой закрыл остекленевшие глаза рыцаря.
По одному, выпрямляя, как гвозди, разогнул мертвые пальцы. Снял с белой кисти петлю. Подхватил тяжелую рукоять боевого хлыста. Выпрямился. Длинный чешуйчатый язык хлыста вытянулся из-под груды тел.
Корсаков медленно обвел взглядом поле боя. Готический зал был завален трупами. Тела в боевых доспехах лежали вперемешку с тушами монстров, словно сошедшими с полотен Валледжо. Из кучи тел, на которой распростерся Рэдерик косо торчало древко знамени. Черно-белое полотнище, священный Бонсеан рыцарей Храма, поникнувшее и заляпанное кровью, до пояса укрывала тело погибшего воина.
В груди Корсакова вспыхнул белый огонь ярости.
Гортанно вскрикнув, он взмахнул кнутом и обрушил страшный удар на распростертые у ног тела.
В глазах полыхнуло белое пламя. Сердце обмерло и гулко ухнуло в пустоту.
* * *
Громкий, требовательный пиликающий звук вытащил из оцепенения.
Корсаков покачнулся. Чешуйчатый язык хлыста свился змеей и острыми шипами проскреб по полу.
Квартира была пуста. И совершенно нетронутой. Будто и не было ничего. Под потолком горел китайский фонарик, освещая мирное гнездышко молоденькой девушки.
Громко пиликал телефон под тахтой.
Корсаков устало плюхнулся на постель. Снял трубку.
— Вы зря тратите время! — раздался раздраженный голос Магистра.
Корсаков сглотнул ком в горле.
— Рэдерик…
— Я знаю! Как и то, что у вас осталось всего два часа. Точнее, сто десять минут.
Корсаков неожиданно для себя рассвирепел.
— Да?! А сколько осталось у вас, уважаемый? Что будет, если я на все забью и больше ни шагу не сделаю?
Магистр громко задышал в трубку.
— Только не лопнете от злобы, дядя! — добавил Корсаков.
— Нет, я не буду вам угрожать, не надейтесь, — ровным голосом произнес он. — Вы же видите, что творится. Мы уже еле сдерживаем силы, которые вы разбудили. Думаете, что ураган случился просто так? — Он выдержал паузу. — Отбросьте сомнения и действуйте. Теперь вас ничто не остановит.
— Откуда такая уверенность? — со злой иронией спросил Корсаков.
— Вы получили знания.
Корсаков вспомнил слова Марии. И пророческий огонь в ее глазах. И промолчал.
— Время работает против вас.
— Где Анна?! — выкрикнул Корсаков, почувствовав, что Магистр готов положить трубку.
— Если до полуночи найдете Таро, наберите номер: семь шестерок. Запомнить легко.
В трубке вместо гудков отбоя повисла глухая тишина.
Корсаков отбросил трубку и рухнул на спину.
— И что дальше?
По телу поползла волна неприятного онемения. Мышцы тугими судорогами сводило от усталости. Опять проснулась колющая боль в ранах и синяках. Веки сами собой закрылись.
Он перебрал в памяти события последних суток и удивился, что жив и, вообще, еще находится в здравом уме.
Спохватился, резко вскинулся, в глазах сразу поплыло от прилившей к голове крови. Хлыст помешал взять трубку. Корсаков махнул рукой, и чешуйчатый гибкий хвост хлестко щелкнул по полу.
Разобравшись с назначением клавиш, Корсаков нажал нужную.
— Привет! — в тягучей тишине квартиры раздался голос Анны. — Оставляю это сообщения персонально для тебя. Если позвонишь, то узнаешь, что я тебя люблю и жду в твоем новом доме. Это сюрприз. Приезжай на Арбат к одиннадцати. Раньше не успею.
Корсаков прослушал сообщение дважды. Оно никак не хотело укладываться в голове. Казалось, что голос Анны прилетел из совершенно иной, солнечной и понятной жизни. Из мира людей.
Игорь достал из кармана визитку Анны. Набрал номер ее мобильного.
«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».
В «трубе» отчаянно воняло мочой, пролитым пивом, сырым табачным дымом, мокрой кожей курток, носками, перегоревшими духами и толчеей сотен тел. В подземный переход под Арбатской площадью мелкий дождь и холодный ветер согнал всех завсегдатаев пятачка у станции метро. С «парапета», как это место называлось в местной топонимике.
Пережившие ураган «пасынки Арбата» напоминали стаю перевозбужденных галок, забившихся под теплую стреху. Пили и горланили больше обычного. Братались, целовались, дурачились, угощали и угощались, как члены первобытного племени, избежавшие гнева божества с невнятным именем и мало вразумительными функциями. Ну, тряхнул, потряс небо и землю, устроил репетицию Конца света, напугал до смерти, вымочил до нитки, но все же обошлось, значит, можно жить дальше, как и жили. Одним днем.
Корсаков, с верхней ступеньки разглядывая толпу, вдруг остро ощутил, что прежняя жизнь кончилась. Никогда больше он не войдет в эту тусующуюся массу своим. Никогда больше не ощутит блаженства растворения среди себе подобных: неприкаянных, не умеющих устроиться, живущих божьим промыслом талантов и ничтожеств.
Семь лет чистилища подошли к концу. Ад клоаки жизни, куда он добровольно низвергнулся с высот славы и успеха, распахнул свои врата, и дежурный черт пинком выкинул реабилитированного грешника. В полную неизвестность новой жизни.
