В третью ночь уже и гордость не помогала. Алиса царапала ногтями внутреннюю поверхность каменной крышки. Этой ночью она готова была на все, лишь бы кто-нибудь освободил ее из заточения и дал ей хоть немного крови. Но не было никого, кого она могла бы умолять. Кто хоть немного утешил бы ее.
«Это неправда, я здесь. Ты — не одна!»
Алиса подавила стон и прислушалась. Она все еще ничего не слышала, но совершенно отчетливо почувствовала ее.
— Иви?
Алиса прижала ладони к крышке гроба. Да, это была она.
«Раздели со мной свою боль и свое одиночество. Отдай мне свое отчаяние, чтобы я могла смягчить его».
Ее мысли пронизывали камень. Появилось ощущение, будто Алису мягко окутывает теплое облако. Мгновение Алиса пыталась сделать вид, что все в порядке и подруге не нужно беспокоиться о ней, но боль была слишком сильной.
«Да, отпусти ее. Не держи боль в себе. Только так я могу разделить ее с тобой, и тогда тебе будет легче переносить страдания».
«Как такое возможно?» — подумала Алиса, отмечая, что она на самом деле чувствует себя лучше. Одиночество развеялось, и даже жажда крови больше не была такой мучительной. Она знала, что руки Иви находятся прямо над ней. Каменная плита явно не могла сдержать поток энергии.
«Попытайся расслабиться. Да, выпрямись и снова ложись на спину. Скоро наступит утро и принесет тебе забвение. А когда ты снова проснешься, уже все пройдет».
Было легко повиноваться голосу, звучавшему в ее голове. «Да, вот так. А теперь я проведаю других».
Алиса поняла, что Иви отошла от нее, но чувство облегчения осталось.
Иви ходила от саркофага к саркофагу. С каждым разом ее шаги становились все тяжелее, а на лице росло напряжение. Взять на себя часть груза каждого было нелегко, но она твердо решила внести свою лепту и облегчить их страдания — даже у Дракас!
Иви подошла к саркофагу Франца Леопольда. Как и в случае с Алисой, она положила ладони на камень и мысленно позвала его. Франц Леопольд ответил ей таким же образом:
«Что ты хочешь?»
Иви знала, что мучения делали его грубым.
«Я хочу помочь тебе. Открой свой разум и раздели со мной свою боль, тогда тебе станет легче».
Но вместо того чтобы послушаться, он попытался закрыться перед ней, и Иви сразу почувствовала его сопротивление.
«Это не слабость, Лео. Разве я тоже не заслужила разделить боль со всеми вами? Пожалуйста, дай мне почувствовать тебя и облегчить твои страдания».
Но защита осталась.
«Нет! Мне это не нужно. Я в состоянии выдержать эту ночь. Позаботься о других, если тебе так хочется боли и горящей жажды!»
«Я не могу заставить тебя, — примирительно ответила Иви. — Если ты не против, то я все-таки еще немного побуду с тобой».
«Нет, конечно, я не против».
На мгновение Иви почувствовала его облегчение и благодарность, которые потекли в нее, словно теплый поток, прежде чем он снова закрыл свои чувства от нее.
На четвертую ночь мученичество беглецов закончилось и они снова пошли на занятия. Все, кроме Иви, которая, по-прежнему закрывшись, сидела в комнате с Сеймоуром и выходила только вечером и ранним утром, чтобы взять чашу крови, теплую воду и свежие полотенца. Сначала у них было два часа итальянского языка у синьоры Валерии, потом в класс вошел профессор Ругуччио с целой кучей распятий, чтобы тренировать их защитные силы против Церкви. Карл Филипп и Анна Кристина были этой ночью не такие высокомерные, как обычно, но избегали общества других. К радости Алисы, Малколм дважды приглашал ее на парное упражнение с ним.
— Франц Леопольд видел ее, — прошептала Алиса Малколму, когда профессор повернулся к ним спиной.
— Кого?
— Девушку, которой принадлежит маска. Охотницу на вампиров!
Малколм, ничего не понимая, уставился на нее.
— Что? Ты уверена? На ней была маска?
— Нет, но разве в Риме много девушек, которые охотятся на вампиров с серебряными мечами и оставляют их сгорать на солнце в заброшенных шахтах колодцев?
Малколм промолчал.
— Тебе следовало бы сказать об этом графу.
— Да? И ты считаешь, что это что-то изменит?
Алиса пожала плечами.
— Я не знаю. Но у меня такое чувство, будто я виновата в уничтожении Рафаэлы.
В глазах Малколма появилась глубокая печаль.
— Нет, ты тут ни при чем. Если уж на то пошло, то во всем виноват я. Мне так жаль! Я думал лишь о себе и академии.
— Теперь граф знает о мужчине и девушке, которые преследовали нас, — сказала Алиса, неожиданно почувствовав потребность утешить его.
Малколм кивнул.
— Да, и я надеюсь, что он быстро схватит их.
Но в его голосе слышалось больше горечи, чем надежды.
— Давай еще раз сделаем упражнение.
Взгляд Малколма помрачнел, и стало очевидно, что он больше не хочет говорить на эту тему. Алиса неохотно кивнула.
Ближе к утру синьор Ругуччио вынес вперед причастие, о которое некоторые ученики обожгли себе ногти и кончики пальцев. Классную комнату наполнила едкая вонь.
После занятий Алиса и унылый Лучиано направились в зал с золотым потолком. Этой ночью Лучиано пришлось несколько раз упражняться в паре с Францем Леопольдом, и на одном кресте он особенно сильно обжег себе пальцы. Его лицо просветлело только после того, когда рядом с Цитой он увидел Иви. Он сразу же, как и Алиса, поспешил к ней.
— Как дела у Сеймоура?
Иви вздохнула.
— Все так же плохо. Я не знаю, что мне делать. Библиотекарь тоже не сумел мне помочь. Правда, он нашел мне две книги о целебных травах и магических болезнях. А как у вас? Я пропустила что-нибудь важное?
— Сгоревшие ногти и черные пальцы.
Иви рассмеялась.
— О, я безутешна! Как же я могла пропустить такое!
Она уже отвернулась, чтобы уйти, как вдруг Лучиано схватил ее за руку.
— Мы можем увидеть его? Мы пойдем с тобой и составим вам компанию.
— Мы точно не будем мешать ему, — добавила Алиса.
Иви отступила на шаг назад.
— Это очень мило с вашей стороны, но я ничем не хочу рисковать. Пожалуйста, не давите больше на меня. Вы не получите другого ответа. И не идите за мной!
— Ничего не понимаю, — пробормотала Алиса.
— Да и как волк может восстановить силы без мяса? — воскликнул Лучиано, который неправильно понял Алису. — Я должен сказать ей об этом.
Но Алиса остановила его:
— Не старайся. Она не хочет нас видеть.
— Да, этого я и боялся.
Лицо Лучиано снова помрачнело. Они поплелись в общий зал, где сели немного в стороне от других в кресла с полустершейся позолотой. От света единственной масляной лампы вокруг танцевали тени. Они молча погрузились в размышления.
