Помимо практических результатов, низкие стандарты содержали деморализующий посыл: в Америке, Норвегии и других странах не ожидали, что их учителя будут самыми лучшими и интересными людьми в своем поколении. Им сообщали об этом тысячами способов, начиная с того дня, когда они поступали в вуз.
Когда Ким в 2000 г. пошла в детский сад, 10 из 10 новых финских учителей входили в треть лучших выпускников средней школы, как всего лишь 2 из 10 американских учителей. В Финляндии государство платило за обучение Стары и всех студентов университетов. В Оклахоме Бетелю тоже платили за обучение, но эта дармовщина складывалась из тщательно продуманной «страховочной сетки»[33] грантов Пелла[34], частично из спортивной стипендии[35] и индейских грантов. Большинство студентов не способно проделать такой трюк.
На втором курсе Северо-восточного университета Бетель подал заявку на зачисление в педагогический колледж университета. Здесь у университета была еще одна возможность отбирать самых лучших и талантливых кандидатов в педагоги. Но, чтобы быть принятым, Бетель должен был иметь средний балл всего лишь 2,5 или выше (из 4). Ему был бы нужен высший балл, чтобы сегодня стать оптометристом в том же университете. Чтобы быть учителем, ему также нужно было получить на первом курсе хотя бы «C»[36] по английскому и «С» по «Основам устной речи».
Ему также нужно было получить 19 баллов или выше за «Тест американского колледжа» – стандартизованный тест наподобие отборочного[37]. Средний балл по стране за «Тест американского колледжа» тогда равнялся 20,6. Как говорится, без комментариев.
В педагогическом колледже Бетель узнал, что не должен специализироваться в математике, чтобы стать учителем математики средней школы. Он так и сделал. Во всей стране менее половины учителей математики специализировались в математике. Почти треть даже не изучали математику, как не основную дисциплину.
У студентов, готовящихся учить маленьких детей, проблема была еще серьезнее.
– Большинство студентов, специализирующихся на начальном образовании, боится математики, – сообщил один оклахомский профессор факультета математики в ответе на опрос 2005 г., – и этот страх передастся их ученикам.
Кто-то другой сосчитал, что примерно 1/4 учителей, выпускаемых тем или иным колледжем, активно ненавидели математику и не проявляли желания это исправить.
Бетель любил математику, но его главной целью было стать тренером, и он специализировался в преподавании физкультуры, а дополнительной дисциплиной была математика. Он легко сдал тест для учителей математики средней школы. Большая часть материала была уровня 10–11-го классов, и для него это было нетрудно.
По всей стране люди, готовящиеся стать учителями математики, не обязаны знать математику так же хорошо, как учителя педагогических сверхдержав. Особенно настораживал дефицит учителей математики в промежуточной школе. Протестировав тысячи желающих стать учителями в 16 странах, исследователи обнаружили, что будущие учителя математики промежуточной школы США знают математику примерно так же, как их ровесники в Таиланде или Омане. Они были весьма далеки от знания математики студентов-педагогов Тайваня, Сингапура или Польши. И неудивительно, что ученики этих учителей впоследствии успевали так же посредственно. Нельзя научить тому, чего не знаешь.
Все же самая ценная составляющая любой программы обучения педагогов – это, наверное, практика, которую студенты получают в школьном классе. Нет лучшего способа подготовки к учительству, чем учить самому.
В Оклахоме педагогическая практика помогала Бетелю научиться планировать уроки. Но она длилась всего 12 недель – недолго в сравнении с годичной президентурой, принятой в Финляндии. Во всех педагогических колледжах США требуется в среднем лишь 12–15 недель педпрактики, и качество ее сильно варьируется в зависимости от места.
Начав работать учителем, Бетель быстро понял, что было бы полезно специализироваться в математике. Но что сделано, то сделано. К тому времени когда Бетель учил Ким, он зарабатывал около $49 000 в год, что больше обычного заработка в Саллисо, но не так много, а за Атлантическим океаном Стара зарабатывала $67 000. Стоимость жизни в Финляндии выше, но заработок Стары был ближе к тому, что другие выпускники колледжей зарабатывали в Финляндии, чем зарплата Бетеля в США.
Все же самая ценная составляющая любой программы обучения педагогов – это. наверное, практика, которую студенты получают в школьном классе.
Интересно, что большая зарплата не гарантирует высоких результатов. Самые высокооплачиваемые учителя живут в Испании, где подростки успевают по математике, чтению и естественным наукам хуже школьников США. Но в более функциональных системах образования большие зарплаты могут помочь школе привлечь лучше образованных учителей и дольше их удерживать, определяя уровень профессионализма и престижа. Во всех педагогических сверхдержавах доход учителей ближе к зарплатам других образованных профессионалов, чем в США. В большинстве случаев классы там больше, чем в США, что делает реальными высокие зарплаты.
Слушая таких учителей, как Стара и Бетель, я стала подозревать, что все эти различия взаимодействовали в хронологическом порядке. Поскольку в Финляндии и других педагогических сверхдержавах педвузы отбирают только лучших кандидатов, эти школы могут тратить меньше времени на обучение «вдогонку» и больше на тщательную практическую подготовку. А это ведет к тому, что их учителя реже разочаровываются и увольняются, нежели американские. Эта модель подготовки и стабильности сделала возможным дать учителям бóльшие классы и платить им достойно, так как затраты на текучку ниже, чем в других странах, а при такой подготовке и поддержке у них были ресурсы, чтобы помогать детям учиться и в итоге сдать трудный тест по окончании средней школы.
Поскольку в Финляндии и других педагогических сверхдержавах педвузы отбирают только лучших кандидатов, эти школы могут тратить меньше времени на обучение «вдогонку»
Столь же сильно подсознательное влияние. Вот как пояснил это один из американских школьников, живший по обмену в Финляндии, в опросе, проведенном при написании этой книги:
– Моя школа воспитывает в учениках уважение к этому учреждению и преподавателям. Это можно отчасти объяснить трудностями, которые учителям пришлось преодолеть на пути к овладению своей профессией. Ученики хорошо сознают, как прекрасно образованы их учителя.
Одно обусловило другое. В других обстоятельствах одно обусловило гораздо меньшее. Если трудности не возникают в самом начале, то самый сложный в мире выпускной тест средней школы успешно не сдать. Указами едва ли можно было такого добиться. Без высокообразованных и подготовленных учителей и директоров школ дети ежегодно могли делать лишь небольшие успехи. Понимая, что они никогда не выдержат выпускной экзамен, многие расслаблялись и сдавались.
Чем дольше я была в Финляндии, тем больше волновалась, что реформы, развернувшиеся в США, тянут нас назад. Мы пытались осуществить вскрытие технологии высокоэффективного обучения посредством ослепляюще сложной оценки успеваемости и дополнительного анализа данных. Имело смысл вознаграждать, готовить и увольнять больше учителей на основе их оценок. Но этот подход предполагал, что худших учителей будут сменять лучшие, а посредственные учителя будут совершенствоваться для того, чтобы давать ученикам такое образование, какого они заслуживают. Однако было не так много свидетельств, что эти сценарии действительно работали.
Что, если главной проблемой была не мотивация? Можно ли было выковать из 3,6 млн американских учителей квалифицированных преподавателей, если их баллы за SAT ниже средних?
Система, созданная финнами, имеет четкую ступенчатую структуру: чтобы получить хорошую систему образования, надо начинать с самого начала. Следуя примеру Финляндии, педвузам нужно в национальном масштабе разрешить принимать студентов с лучшими баллами SAT – только третью часть всех выпускников – или потерять государственное финансирование и аккредитацию. Поскольку с 2011 по 2021 г. должны уйти на пенсию 1,6 млн американских учителей, революция в их найме и подготовке может за короткий срок изменить профессию.
Почему это не сделано ни в одном американском штате? Учитывая, что вузы готовили гораздо больше учителей, чем нужно было школам, это изменение не должно вызвать их нехватку. Более того, со временем это могло повысить популярность профессии, сделав ее престижнее.
Странное упущение! Поразительно, что вместо того, чтобы тратить время и энергию на восхваление Финляндии, американские преподаватели не настояли на этом очевидном шаге. Будто они хотели пользоваться таким же авторитетом, как финские учителя, но на самом деле не думали, что наши учителя нуждаются в прекрасном образовании и культуре, чтобы заслужить такой престиж. Тогда почему так думали финны?
