Перед самым началом «экзекуции» одна из наших солисток — пергидрольная блондинка по имени Лора — перехватила Кандыбу в коридоре и тихим голосом шепнула ему на ухо, что женская часть коллектива, мол, хотела бы, несмотря на результат, выслушать его личное мнение и замечания о внешнем виде и костюмах.
Этот маленький, на первый взгляд, ничего не значащий эпизод несколько смутил закаленного в идеологических боях чиновника и в тоже время вселил в его одинокое сердце некую смутную надежду.
К счастью, все мужчины одинаковы!
Просмотр прошел в полной тишине.
Затем нас пригласили в зал и начался... разнос!
«Мелкотемье» и «ересь» были самыми понятными для нашего уха словами, в остальном речь Кандыбы целиком состояла из цитат, заимствованных из передовых статей центральных газет.
И когда мы уже совсем поникли головами, будучи уверенными, что нашим планам не суждено сбыться, в тишине зрительного зала прозвучала фраза, вернувшая нам надежду.
Кандыба как-то странно кашлянул и сказал, обращаясь к директору:
— Завтра я подробно изложу в акте свое мнение. Однако на фоне всей этой безыдейности нельзя не отметить работу над образным решением костюмов и причесок женской части вашего коллектива; и если мое мнение кому-то интересно, то я готов задержаться и обсудить подробнее свои впечатления!
Тут наперебой заголосили наши девушки:
— Интересно! Интересно!..
Представители дирекции, сославшись на неотложные дела, покинули зал, а девушки окружили чиновника и во все глаза стали глядеть ему в рот.
Ближе других к нему, конечно, оказалась пергидрольная блондинка Лора.
Кандыба, окруженный вниманием девушек, распустил павлиний хвост и заливался битый час!
Когда же он, взглянув на часы, заторопился, Лора очень своевременно, приблизившись вплотную к его лицу, шепнула:
— Неужели вы обманете наши надежды?..
Глаза чиновника округлились.
— Наши девушки, — продолжала Лора, — готовы часами слушать мнение мудрого мужчины! Нам так этого не хватает! Вы ведь понимаете? Только делать это нужно не тут.
Через час Кандыба сидел в квартире Лоры на диване, зажатый с двух сторон внемлющими его речам девушками!
Я и двое моих коллег мужского пола присутствовали там же, но только в качестве «наливающих», благо мы запасли все заранее.
Муж Лоры, наш старинный добрый друг Лёня, войдя в наше положение, терпеливо сносил все сцены из спектакля под названием «Укрощение Кандыбы», в котором его родная жена играла не второстепенную роль.
И вот, когда клиент был уже почти готов и мы посчитали, что до завершения праздника осталось совсем немного, наш гость вдруг стал проявлять чудеса выносливости, не гожие его зрелому возрасту: он начал распускать руки, пытаясь проникнуть в самые укромные уголки молодых женских фигур и требовать «продолжения банкета»!
Выпивки у нас хватало, а вот с закуской произошла заминочка — в еврейском доме Лоры и Лёни почему-то не оказалось спасительного куска сала в морозильнике, зато обнаружились два пакета еврейского национального продукта — мацы!
В те времена предложить человеку с фамилией Кандыба закусывать водку мацой отважился бы только сумасшедший.
И тут мне в голову пришла спасительная мысль!
В большой эмалированный таз мы наломали мацы (именно наломали мелкими пластинками), залили на минуту водой, чтобы маца немного размякла, вколотили туда же четыре сырых яйца, поперчили, посолили и всю эту массу выложили на большую сковородку.
Обжарили сперва с одной стороны до золотистой корочки, затем с другой стороны до той же самой корочки… и все!
Вся процедура напоминала приготовление омлета — три минуты и готово!
Блюдо, которое внесли в комнату, сразу привлекло внимание любящего поесть гостя: сперва он насладился ароматом и красотой; затем отломил добрячий кусок и заел им стопку водки, и только потом спросил:
— Что за прелесть?..
И вот тут случился казус, повлекший за собой непредвиденные последствия.
Я начал врать:
— Дело в том — сказал я, — что в жилах Ларисы течет молдавская кровь!
(Говорил я убежденно, понимая, что после неимоверного количества выпитого гостю трудно отличить представителя одного южного народа от другого).
— И вот по ее рецепту и приготовлено это традиционное молдавское блюдо.
И, о горе!!!
В этот момент я понял, что название молдавского блюда, за которое я хотел выдать жареную мацу, вертится на языке, но не хочет произноситься!
Что я ни делал, какие усилия ни прилагал, слово застряло в мозгу и наружу не вылетало!
Задним числом могу сказать, что в виду имелась молдавская вертута — блюдо из вытяжного теста с различными начинками!
Но, упершись в строгий вопрошающий взгляд Кандыбы, я произнес первое, что пришло мне в голову:
— Это палента!!!...
— Палента? — переспросил гость.
— Палента, палента! — подхватили все присутствующие, полагаясь на мои крепкие познания в кулинарии.
— Надо записать! — резюмировал Кандыба и с довольной улыбкой отломил еще кусок.
Через пятнадцать минут размякшего от удовольствий чиновника мы загрузили в машину и отвезли домой, при этом всю дорогу он повторял два впечатливших его слова: «Лора» и «Палента»!
Назавтра он написал хвалебный отзыв о просмотренной накануне программе, и судьба наша была решена.
P. S.
Прошел почти год, и мне донесли, что министерский чиновник Кандыба высказывается обо мне очень нелицеприятно.
В то время я уже никак не зависел от вышестоящей организации, ибо связал свою судьбу с телевидением, и все-таки меня разбирало любопытство.
А еще через несколько лет я заметил Кандыбу среди гостей на одной из своих телепрограмм.
После съемки он подошел ко мне.
Мы поздоровались, и он не без обиды рассказал, что попал впросак на светском мероприятии, заключив пари с одним высокопоставленным молдаванином о том, как выглядит настоящая «палента», и как он был разочарован, когда узнал, что «палента» — это обыкновенная каша из кукурузной муки!
Я как мог извинился, а он шепотом задал мне вопрос, который, как я понял, мучал его все это время:
— Что же я тогда ел?!..
— Жареную мацу!.. — тоже шепотом произнес я. — Хотя какое это теперь имеет значение?!..
И поскольку в наши времена маца продается в любом приличном магазине, не поленитесь и приготовьте!
И вы поймете, чем восторгался чиновник Кандыба.
У моего отца еще с военных времен был приятель дядя Трохим, который жил в маленькой деревушке под Киевом с названием Троещина.
В наши дни эту Троещину постигла участь других маленьких селений, плотно окружавших столицу, — они стали «спальными» районами большого мегаполиса.
Но во времена моего детства дорога из Троещины до Киева занимала целых два часа.
Примерно раз в месяц дядя Трохим приезжал в город по делам и считал своим долгом навестить фронтового друга, то бишь моего папу.
Телефоны в квартирах были редкостью, оттого появлялся он всегда без предупреждения, неожиданно и почему-то на рассвете.
Догадаться о том, что в гости пожаловал именно дядя Трохим, можно было не глядя — его появление всегда сопровождалось ничем не убиваемым запахом самогона, который он гнал черт знает из чего и считал своим долгом принести соратнику по борьбе с фашизмом.
Папу от предвкушения предстоящей выпивки слегка передергивало, но... боевое прошлое требовало солидарности.
Мама же ахала и охала, но покорно выставляла на стол все, чем можно было закусить.
Прошу заметить, что на часах было всего семь утра!
Так вот этот самый дядя Трохим как-то пригласил папу на свадьбу своей дочери.
Папа сказал, что не поехать к однополчанину не может, а мама сказала, что папу одного не пустит, а мне деваться было некуда, и мы, оседлав папин мотоцикл с коляской, двинули в эту самую Троещину.
Это в наше время появилась поговорка: «Жизнь дала трещину — пора ехать на Троещину», а в те далекие времена для меня, городского мальчика, такая поездка была настоящим приключением, да еще свадьба, да еще с живой музыкой, да еще и...
Могу честно признаться, что малыш я был прожорливый, и, конечно, в первую очередь меня волновал вопрос: чем на свадьбе будут угощать?
В первый свадебный день было шумно и многолюдно.
И это понятно: ведь только «казенки» (так называли магазинную водку) было припасено двести бутылок, не говоря о двух больших молочных бидонах с самогоном!
В тот день ребенку нечего было делать за столом.
Мама вручила мне целую тарелку свежих пирожков с мясом, к ней прилагалась огромная чашка компота и пять соевых батончиков (были такие недорогие конфеты, заменявшие небогатым людям шоколад), и велела не крутиться у взрослых под ногами.
