Карен Бийон - Французские дети едят всё

Когда мы приехали домой, Клер так кричала, что есть уже не могла. Софи, не жуя, проглотила три кекса, выпила два стакана молока и вышла из-за стола с довольным видом. А у Клер началась истерика. Я знала, что если дочь сильно проголодается, то очень расстроится и есть уже не сможет. В отчаянии пыталась накормить ее кусочками черничного кекса – ничего не вышло.

Тут я запаниковала. Сегодня же только первый день моей программы! Филипп придет домой меньше чем через час. Я не могла допустить, чтобы он увидел детей в таком состоянии. И прибегла к последнему средству: порылась в кухонном шкафу, отыскала старую детскую бутылочку, подогрела молоко. Мне повезло: напившись, Клер успокоилась (теперь она только икала) и согласилась посидеть у меня на коленях, пока мы читали сказку. После такой истерики мне самой не помешало бы выпить теплого молока.

А ведь впереди был ужин. Я приготовила на десерт любимое блюдо девочек – шоколадный мусс. Но на первое сделала то, что они совсем не любили: свежую камбалу с рынка, кабачок и картошку.

Я гордилась своей находчивостью: сначала дала девочкам картофельное пюре, чтобы они сделали «вулкан»: из пюре строят горку, в ней роют углубление, кладут туда кусочек сливочного масла и наблюдают, как он плавится. Девочки были в восторге, я даже уговорила Клер съесть несколько ложек пюре (обычно она не соглашалась).

Но когда на столе появились рыба и кабачок, дети сразу расстроились. Все еще обиженная из-за багета, Клер разрыдалась. Софи опустила вилку, сложила руки на груди и нахмурилась. Я взяла по вилке с кусочком рыбы в каждую руку, твердо решив, что им не удастся одолеть меня в первый же день, и забыв еще одно правило поведения за столом, известное не только французам: детей нельзя заставлять есть. Если они не захотят есть, то просто стиснут зубы. А мои девочки к тому же поддерживали друг друга. Я поняла свою ошибку: они поели пюре и теперь были не так голодны. Вдобавок Софи съела на полдник три кекса с черникой. В отчаянии я вспомнила о своем секретном оружии – десерте.

– Не съедите рыбу – не получите десерт, – решительно объявила я и, достав из холодильника миску с шоколадным муссом, водрузила ее на стол.

Это была плохая идея. Клер закричала еще громче, а Софи и вовсе пришла в ярость.

– Я хочу мусс!

– Не съешь рыбу, не получишь мусс!

– Ненавижу кабачки!!! – завопила Софи.

Клер повторяла за ней, как эхо:

– Я тоже ненавижу!

– Не ныть, – отрезала я. – За нытье полагается добавка! – и плюхнула на тарелку Софи еще одну ложку кабачка.

– Ах так! – заявила Софи, – тогда я вообще ничего не буду, – и, отодвинув стул, вышла из-за стола.

Клер взглянула на нас осторожным оценивающим взглядом, как часто делают младшие дети («А мне это сойдет с рук?»), и тут же последовала примеру сестры.

Кипя от злости, я убрала мусс. Кажется, я сама забыла французское правило № 2: еду нельзя использовать как наказание или награду.

Я чувствовала, что дальше будет только хуже. Стиснув зубы, повела девочек наверх готовиться ко сну: мы искупались, надели пижамы, почистили зубы, подоткнули одеяла. Настало время сказки. Сказка была для девочек самым любимым ритуалом. В первые недели и месяцы во Франции, когда они особенно переживали из-за переезда, я придумала для каждой воображаемую волшебную фею. Сказки про фей стали у нас традицией, Софи и Клер отказывались засыпать, не услышав одну из них. Даже няням пришлось запомнить основные сюжеты, чтобы в мое отсутствие девочки не закатывали истерик.

И вот я склоняюсь над кроваткой Софи, приготовившись рассказать сказку, а она вдруг кричит:

– Я хочу есть! Хочу есть!

Улыбнувшись, я ответила одной из заготовленных фраз:

– Это потому, что ты плохо ела за ужином. Ничего, утром тебя ждет вкусный завтрак!

Тогда взбешенная Софи выпалила худшее оскорбление, на которое только была способна:

– Я с тобой больше не дружу! Ты злая.

– Софи, – ласково ответила я, – я твоя мама, а не подружка. Так будешь слушать сказку или нет?

– Нет! – отрезала Софи и отвернулась к стене.

– А обниматься на ночь?

– Уходи!

У двери я услышала, как она плачет. Я и сама готова была разреветься. Впервые в жизни Софи отказалась от сказки на ночь. Тем временем Клер в своей комнате тоже плакала. Не выдержав, я подогрела молока и сделала ей еще бутылочку, надеясь, что это поможет ей спокойно заснуть.

Я чувствовала себя ужасно. В результате эксперимента обе мои дочери остались голодными. Софи легла спать злая. Клер вернулась к младенческим привычкам. Мы никогда еще так сильно не ругались. Я поняла, что сделала только хуже, мой план не работает. Таким способом я никогда не заставлю своих детей есть с удовольствием.

Не в первый и не в последний раз я пожалела о нашем переезде во Францию. Здесь у нас почти не было друзей, девочки чувствовали себя несчастными, а наш дом оказался сырым сараем, в котором гуляли сквозняки. Мы оставили наших друзей, прекрасную работу и веселый город ради захолустной деревни, жители которой считают пармезан экзотикой. И они еще требуют, чтобы я и мои дети питались иначе?!

К счастью, электричка задержалась, и Филипп приехал домой поздно. Девочки уже спали. Когда я рассказала ему о случившемся, он задумался. (Больше всего люблю своего мужа за то, что он никогда не говорит: «Ну я же тебя предупреждал!»)

– Если мы будем питаться, как французы, это пойдет на пользу и нам, и детям, – наконец сказал он, – но нельзя внедрять новое, наказывая их. Твои правила – хорошая идея, но как ты научишь их есть с удовольствием, если будешь слишком строга? Еда должна быть приятной. Необязательно придумывать что-то необыкновенное, просто это должно им нравиться.

Филипп сразу понял, в чем моя ошибка. Мне казалось, что я пытаюсь установить новый режим. Однако на деле это выглядело как попытка доказать «кто в доме главный». Я поняла, что воспринимаю правила излишне прямолинейно. Моя настойчивость стала разновидностью эмоционального насилия, демонстрирующего полное неуважение к личности. Я вспомнила одну из своих любимых книг по воспитанию: «Позитивная дисциплина» Джейн Нельсен. Моя ошибка состоит в том, что раньше я позволяла детям все, а теперь попыталась компенсировать собственную слабость чрезмерно авторитарным подходом – суровым, властным и жестоким. Надо внушать детям уважение к себе, быть твердой, но ласковой, подбадривать их.

Теперь мне понятно, что в тот первый день я нарушила основы основ французской гастрономической культуры: 1) еда должна сопровождаться приятным общением; 2) еда должна быть вкусной. Не надо было готовить кабачок, который они так не любили. Не мешало бы проявить больше гибкости.

«Вот почему эти правила нигде не записаны, – наконец поняла я, – ведь это привычки, ритуалы, а не жесткая система». Я вспомнила слова школьной учительницы: правила существуют не для того, чтобы уничтожить личные предпочтения, а для того, чтобы сформировать индивидуальные вкусы. Детям необходимо разностороннее воспитание, им нужно пробовать разную еду. Но мне никогда не достичь цели, если я буду запихивать в своих детей порции овощей, которые они ненавидят.

Итак, моя затея терпела крах. После столь неудачного начала эксперимента я умыла руки. Рождество на носу, и у меня нет сил начинать все сначала. Погода стояла под стать моему настроению: холодная, дождливая, противная. Я чувствовала себя ужасно одиноко и жалела о том, что заставила свою семью притащиться во Францию. О чем только я думала? Здесь даже снега нет, на Рождество нас ждал дождь. Я часами висела на телефоне, разговаривая со своей сестрой, которая жила в Монреале: она безуспешно пыталась меня подбодрить. Единственным светлым пятном во всей этой безнадеге была радость, с которой мои дочери ждали свое первое семейное Рождество во Франции. Мы еще никогда не приезжали во Францию на Рождество: нам с Филиппом не удавалось отпроситься с работы. Девочки были в восторге от того, что увидят за одним столом всех своих многочисленных двоюродных и троюродных братьев и сестер. Они рвались помочь приготовить угощение для праздничного ужина, который устраивала их тетя Моник (наше участие в ужине из семи блюд ограничивалось закусками), с удовольствием ходили со мной на рынок купить то, чего не хватило в последний момент. Мы даже вместе пошли на ферму – в последний раз перед Рождеством. Как обычно, девочки побежали смотреть на животных, а я отправилась забирать наши продуктовые корзины. Любимца Софи и Клер – поросенка Артура – к сожалению, не оказалось на ферме… (Юбер сказал, что он «уехал в Канаду», и весело мне подмигнул.)

Даже без снега Рождество оказалось чудесным. Вся деревня светилась праздничными огнями, витрины магазинов были изысканно украшены. Глядя, как девочки прижимают носы к витринам, я поняла, почему во Франции это называется «faire du lèche-vitrines» («облизывать витрины»). Детям удалось даже пообщаться с Санта-Клаусом (во Франции его называют Père Noël – дословно «Папа Рождество»): каждый год за пару дней до Рождества все дети ждут его на пристани, толпясь на старых каменных мостках. Санта выплывает на ялике из-за скал, ребята спешат ему навстречу, признаются в своих маленьких грехах и требуют подарки, а волны плещутся у их ног. Потом Санта уплывает. После встречи с ним Софи и Клер пришли домой, светясь от счастья: французский Санта-Клаус был куда волшебнее, чем канадский из торгового центра.