Карен Бийон - Французские дети едят всё

Настал канун Рождества: в этот день во Франции традиционно устраивают семейный ужин. Мои сожаления по поводу переезда сюда чуть-чуть (но лишь чуть-чуть) утихли. Я по привычке волновалась, как девочки будут вести себя за столом, ведь празднование наверняка затянется до поздней ночи, и присутствовать на нем будут почти все родственники Филиппа, даже самые дальние. Филипп старался меня приободрить.

– Попробуй расслабиться, – уговаривал он, – если девочки поймут, что ты нервничаешь, они тоже будут нервничать. А если увидят, что ты пробуешь новые блюда, наверняка тоже захотят попробовать. Они увидят, что все их друзья и родные с удовольствием едят за столом, и им будет намного легче.

Я старалась ему верить. И действительно, когда мы приехали в дом Моник, который уже был полон гостей и оживленных разговоров, все оказалось проще, чем мы думали. Там было человек тридцать, одни только приветствия и поцелуи заняли не меньше получаса, так что я сразу потеряла из виду Клер и Софи – их взяли под крылышко старшие братья и сестры и отвели к детскому столу. Я решила, что не стану думать о том, как они там едят. Кажется, никто из французов вообще не волновался по этому поводу: детей было слишком много, чтобы следить за каждым (еще одно преимущество большой семьи). Начали разносить закуски на подносах: карпаччо из морских гребешков, копченую лососину (крошечные кусочки лосося в маленьких овальных судках со сливочным лимонным соусом), а также tarte verrines aux agrumes (маленькие стаканчики с лимонным муссом).

Ужин прошел гораздо спокойнее, чем я предполагала. Видимо, столовые школы и сада научили моих детей гораздо большему, чем я дома: они гордо сидели на своих стульчиках, «как большие». И хотя девочки отказались от фуа-гра, тающую во рту цесарку уплетали за обе щеки. Больше они почти ничего не съели, но этого, кажется, никто и не заметил.

Как в гостях у Хуго и Вирджинии, дети убежали играть, оставив взрослых за разговорами. После сырной тарелки, достойной отеля «Ритц» (Моник нарезала сыры специальным сырным ножом и вкатила поднос на специальной сырной тележке), дети и взрослые вновь воссоединились, чтобы попробовать рождественский торт – bûche de Noël. Это торт в виде полена, у которого есть и кора (шоколадная глазурь), и листья остролиста с ягодками (марципан), и даже снег (сахарная пудра). Как самая маленькая из присутствующих (малышей до года уже уложили спать) Клер получила первый кусочек, ей было приятно всеобщее внимание. Я думала, что часов в десять Клер устроит истерику, но она каким-то чудом держалась. Во-первых, благодаря тому, что из кухни выносили все новые и новые угощения – одно аппетитнее другого. Во-вторых, потому что другие дети вели себя так, будто ничего особенного не происходит. К полуночи я начала беспокоиться, не пора ли детям спать. Но мое стремление соблюсти режим сна, которое французы, видимо, считали пуританской фанатичностью, находило отпор у родственников Филиппа («Ну разве можно укладывать их сейчас? Они же пропустят самое интересное!»).

Итак, Софи и Клер не ложились до полуночи, пока не подали шампанское («всего один глоточек!»), а потом сами пошли спать. Они свернулись калачиком: Клер – на диване, Софи – в уголке, где устроили ложе из подушек, и спокойно заснули. Просидев за столом больше пяти часов, я устала и мечтала к ним присоединиться. Когда пришло время уходить (в два часа ночи), мы с Филиппом взяли девочек на руки, точь-в-точь как те французские родители в ресторане (кажется, это было сто лет назад). Клер, как их малыш, сунула пальчик в рот и спокойно позволила вынести себя из дома, даже не пискнув.

По дороге домой я размышляла о том, как прошел ужин. Филипп был прав: во французских семьях детей действительно учат есть правильно, но не вступают с ними в конфликт. Родители налаживают правильный режим в самом раннем возрасте, и дети усваивают правила хорошего поведения, впитывая их, как губка, наблюдая за другими детьми и взрослыми и повторяя за ними. Поэтому мне надо было рассматривать эти правила скорее как привычки или цели, которых не достичь сразу, и подключать к процессу других людей – прежде всего саму себя. Я была не права, решив изменить привычки своих детей, не изменив сначала свои собственные. Мне надо пересмотреть свой образ жизни. Надо искать способы сделать процесс приема пищи приятным. К счастью, недавно прочитанная статья подсказала идеальный план действий.

В Новый год я дала себе обещание: к марту мои дети познакомятся с десятью новыми продуктами, которых они раньше никогда не пробовали, – и станут есть их с удовольствием. Рождественский ужин и не менее роскошное новогоднее пиршество, последовавшее за ним, вдохновили меня начать все сначала.

На этот раз я решила действовать по-другому. Дети будут есть новые продукты, но они должны понять, что еда – это веселое занятие для всей семьи. Я временно отступлю от своей строгой системы, забуду, что нельзя есть в спешке, откажусь от полного запрета на перекусы. На время я решила сосредоточиться лишь на развитии вкуса, способности с удовольствием пробовать разнообразную пищу. А к правилам мы еще вернемся!

Меня вдохновили результаты исследований, на которые я как-то наткнулась в Интернете. Лет десять назад двое американских ученых разработали тест. Он основан на многолетних исследованиях, доказавших, что вкусы и привычки ребенка формируются в раннем детстве. Эксперимент до гениальности прост. В нем приняли участие примерно 120 детей от трех до пяти лет из девяти детских садов. Ученые поделили их на три возрастные группы: А, Б и В.

В первый день эксперимента детям из всех групп предложили в качестве перекуса несколько видов овощей и записали, какой из них они предпочли. При этом один овощ был незнакомым – капуста кольраби, нарезанная ломтиками. После еды каждого ребенка расспросили – ни один не смог опознать странный овощ. (Если и вы не в курсе, что такое кольраби, не волнуйтесь, я тоже не знала: это разновидность капусты, внешне похожая на раздувшуюся репку. Несмотря на странную внешность, на вкус этот овощ сладкий и приятный, а кочерыжки молодых кочанчиков – хрустящие и сочные, как яблоки.)

Во второй день эксперимента студент университета читал перед едой в каждой группе книжку с картинками. Группа А прослушала сказку о мальчике, который гулял по дедушкиному огороду и пробовал все овощи; ему понравились все, кроме кольраби. При этом мальчик постоянно повторял: «Ах, как хорошо, что не нужно есть кольраби!» В группе Б детям прочитали ту же сказку, но с положительным акцентом: «Нет ничего лучше кольраби!» А в сказке для группы В вообще не было упоминаний о еде.

После этого детей снова опросили. Теперь две трети малышей из группы Б (которые слушали сказку о вкусном кольраби) узнали и смогли назвать этот овощ. Затем всем детям предложили попробовать кольраби. Отказались только дети из группы А (им читали сказку с отрицательной оценкой этого овоща). Более чем две трети детей, все же попробовавших кольраби, сообщили, что им понравилось.

Не спорю, эксперимент странный. Но он доказывает важный факт: детские предпочтения в еде меняются намного легче, чем нам кажется. Эксперимент также демонстрирует, как легко научить ребенка любить то или иное блюдо. Достаточно ежедневно, терпеливо, в игровой форме связывать еду с положительным опытом – и дети научатся есть все. Нельзя недооценивать еще один фактор: «все побежали, и я побежал»: если другие дети и взрослые пробуют незнакомое блюдо, даже самые привередливые едоки вскоре поступят так же.

Я поняла, что во Франции эксперимент «Кольраби» удачно повторяют уже несколько столетий. К трем годам маленький француз попробовал уже почти все – за исключением, может быть, алкоголя и требухи (французский деликатес, который, впрочем, он скоро научится любить). В Ванкувере мы тоже встречали подобные примеры: дети из семьи индусов, которая жила напротив, обожали дал (блюдо из чечевицы) и разные специи, например куркуму; подружка Софи из Мексики любила острый соус; польская девочка в детском саду Клер за обе щеки уплетала кислую капусту. Выходит, «любимая детская еда» – понятие куда более разнообразное, чем кажется большинству американских родителей.

Разумеется, и во Франции – как и во всем мире – детям не всегда нравится пробовать что-то новое. Из разговора с кузиной Филиппа Кристель, которая теперь работала директором детского сада в Лионе, я узнала, что у страха перед новой пищей есть научное название: неофобия (боязнь нового). Обычно неофобия появляется у детей в возрасте примерно двух лет (как правило, именно в это время дети начинают есть самостоятельно). По словам Кристель, ученые пока не пришли к единому выводу по поводу ее причин. Возможно, это следствие инстинкта самосохранения: у детей, которые боятся пробовать новые продукты, меньше шансов отравиться. Есть и эволюционное объяснение: в природе сладкая, жирная и соленая пища обладает самой высокой питательной ценностью и наименьшей вероятностью оказаться ядовитой. А может быть, причина в психологии: дети вступают в ту стадию своего развития, когда им хочется постоянно перечить родителям (знаменитые «ужасные двухлетки», у которых на все один ответ – «нет»). Ряд экспертов полагает, что неофобия связана с развитием вкусовых клеток у ребенка: он начинает отвергать горький вкус (некоторые овощи) и предпочитает сладкую, жирную и соленую пищу, которая, естественно, приятнее.