Главной и единственно серьезной причиной, по которой в царской России была введена государственная винная монополия (официальное название «Казенная продажа питей»), была забота о пополнении бюджета. Доходы от оборота алкоголя всегда составляли значительную долю в общем бюджете страны. Введение в 1863 году акцизной системы с точки зрения наполняемости бюджета было весьма успешным мероприятием. Российский ученый-экономист профессор М. И. Фридман в своем фундаментальном труде, посвященном рассмотрению причин и последствий введения монополии, изданном в 1916 году [122] , приводит следующие данные по собираемости акцизов за весь период действия акцизной системы:
Но хотя казна активно наполнялась, вместе с тем росли капиталы частных заводчиков и торговцев. Естественно, очень многим казалось, что при введении государственной монополии эти деньги также оставались бы в казне. «С финансовой точки зрения введение монополии могло быть соблазнительным только как средство извлечь добавочный доход, не затрагивая карманов потребителей, путем присвоения прибылей частных торговцев водкой» [123] .
Однако, поскольку в условиях быстро развивающегося капитализма и роста рыночных отношений любые мероприятия по ограничению свободы предпринимательства были крайне непопулярны, то откровенно фискальные цели реформы необходимо было замаскировать заботой о здоровье и благополучии граждан. Поэтому основными причинами, побуждающими государство ввести винную монополию, указывались, во-первых, забота о качестве алкогольной продукции, как тогда называли – питей, а во-вторых, отсутствие культуры потребления и отсюда массовое пьянство населения.
С этой целью была запущена мощная пропагандистская кампания, которую следует признать одной из самых успешных, как бы сейчас сказали, пиар-акций царского правительства и лично молодого амбициозного министра финансов С. Ю. Витте. Поскольку в рамках короткого комментария невозможно передать все направления и способы убеждения общества в необходимости реформ, ограничимся кратким рассмотрением одного направления, которое сыграло решающую роль в появлении в нашей жизни прежде незнакомого россиянам алкогольного напитка, представляющего собой разведенный водой спирт высокой очистки.
В сознание общества всеми доступными средствами внедрялась мысль о том, что производимые в то время дистилляты по своему химическому составу представляют собой угрозу народному здравию. Мысль была чрезвычайно простой. Практически все входящие в состав дистиллятов примеси как самостоятельные химические вещества имеют бо́льшую токсичность, чем чистый этиловый спирт. А следовательно, их присутствие в алкогольных напитках должно усиливать токсическое воздействие этилового спирта. Значит, благотворным для народного здравия будет создание алкогольного напитка, в котором, кроме воды и этилового спирта, ничего не будет. Логика железная и на дилетантов до сих пор действует безотказно.
В то же самое время ряд ученых провел независимые исследования, в результате которых было установлено, что состав и количество примесей, естественным образом образующихся в процессе дистилляции, не оказывают никакого отрицательного влияния по сравнению с чистым разведенным спиртом. Кстати, современные исследования полностью подтвердили этот вывод. Но самым впечатляющим подтверждением является тот факт, что ни одна страна в мире, ни одна нация, даже те, кто трогательно заботится о своем здоровье, не последовала примеру России, не отказалась от своих «грязных» дистиллятов и не перешла на «чистый» разведенный спирт, то есть на современную водку.
Замалчивание подобных результатов и активная пропаганда чистоты питей дали руководителям этой кампании «моральное право» при введении монополии установить новые правила и запретить изготовление напитков по старым технологиям, предписав переход на применение в этих целях лишь чистого ректификованного спирта. Напитки такого типа монополией выпускались только двух наименований: «Казенное вино» и – в случае применения спирта двойной очистки – «Казенное столовое вино». То есть в то время в бутылках был уже разведенный спирт, но водкой он еще не назывался. Как бы этого ни хотелось В. В. Похлебкину, который, подобно апологетам монополии, рассматривает качество напитков исключительно с точки зрения их чистоты, естественно, считая при этом водку идеальным продуктом.
Выше я уже ссылался на замечательную книгу М. И. Фридмана, где он во всех подробностях приводит многолетние дискуссии, которые велись во многих странах Европы по поводу влияния примесей на организм человека и стремления ввести государственную монополию под флагом защиты здоровья граждан. Но дебаты по этому поводу велись в парламентах, состав которых представлял интересы всех слоев общества. Стороны привлекали экспертов, представлявших разные точки зрения, и решения вырабатывались на основе всестороннего и взвешенного изучения вопроса. То, что ни одна из этих стран не согласилась с тем, что отсутствие примесей безоговорочно полезно для народного здравия, яснее ясного говорит о том, что царское правительство воспользовалось для введения монополии надуманным предлогом.
В принципе, в условиях абсолютной власти можно было особенно и не стараться. Издать указ о введении монополии на продажу – и дело с концом. Однако на деле все обстояло не так просто. У идеи монополии были влиятельные противники в Государственном совете, так что ее приходилось буквально «продавливать». И тогда был придуман изящный и весьма убедительный довод. Чисто фискальная идея монополии стала обосновываться в первую очередь заботой о «народной трезвости». Дескать, все зло – во вредных примесях. А государство в условиях монополии разрешит торговать только «чистым вином», изготовленным из ректификованного спирта, что вкупе с повышением «культуры пития» и приведет к желанному «отрезвлению». Прием блестяще сработал, и идея, провалившаяся во всех европейских парламентах, была преподнесена обществу практически в безальтернативном варианте. В отсутствие партий и парламента, представлявших интересы самых различных слоев общества, вместо дебатов и дискуссий была подана односторонняя и тенденциозная информация. (Как же нам это все знакомо!) Объективности ради следует напомнить, что в силу особенного пути развития нашего общества в целом и его алкогольных пристрастий в частности по большому счету и протестовать-то было некому. Разве что относительно небольшому слою виноторговцев, которые лишались своего налаженного бизнеса.
Таким образом, в России с 1 января 1895 года была введена винная монополия – практически без сопротивления, под флагом борьбы за народные здравие и нравственность. Кстати, эта дурацкая идея (такое определение остается на моей совести) относительно вредности примесей ввела государство, особенно в первоначальный период, в значительный расход. Государство взяло на себя обязательство поставлять народу чистый разведенный спирт, а для этого на практике пришлось мало того что строить на государственные деньги сотни спиртоочистительных заводов, так еще и стимулировать частные винокурни к оснащению ректификационным оборудованием, доплачивая им значительные суммы за ректификацию спирта-сырца [124] .
Между прочим, не будь этого «обязательства», современной водки как абсолютно доминирующего напитка, скорее всего, не получилось бы даже в условиях монополии на торговлю. Частные винокуренные заводы как производили экономически выгодный и устраивавший потребителей спирт-сырец, так и продолжали бы его производить, только вместо свободной продажи весь его объем поставляли бы на казенные склады. Откуда в разведенном до 40 % (принятый в России стандарт еще в 1866 году) виде он поставлялся бы в казенные винные лавки.
Вот так, вкратце, без подробностей и массы нюансов, которые неизбежно сопровождают мероприятия такого масштаба, выглядит картина возникновения в России первой винной монополии, которой мы всецело обязаны появлением на наших столах современной водки.
Настоящая же, полная, без всяких оговорок монополия появилась в нашей стране только с приходом советской власти. Но тогда все государство представляло собой одну сплошную громадную монополию, и алкогольная отрасль не была, естественно, исключением.
После отмены запрета на производство крепких напитков, веденного еще царским правительством в 1914 году в связи с началом Первой мировой войны, в 1924 году возобновилось производство водки. Но водкой она тогда не называлась. Как и в царской монополии, так и при советской на этикетках использовалось слово «вино», чаще всего «очищенное» или «хлебное» [125] . Только в 1936 году появился ГОСТ, предписавший называть водку водкой, и наконец-то появилась этикетка со знакомым нам до боли наименованием.
