На этой же стороне, но чуть подальше, я ходил в компрессорную мастерскую за газированной водой, почему-то с алюминиевым двухлитровым алюминиевым бидончиком. Мастера обычно удивлялись: почему пришел не с бутылкой с пробкой, на что я пожимал плечами (на всякий случай, стараясь не выдавать, что я русский) и тогда они наливали эту пенистую воду непосредственно в эту емкость.. Но принеся домой, мы эту воду быстро выпивали и газ в ней не успевал улетучиваться, так как мастерская была совсем рядом.
Еще левее на площади стоял костел с остроконечным шпилем, а возле него за поворотом хлебный магазинчик. Мне очень нравились в нем не черный или белый хлеб, а серые небольшие булочки, видимо испеченные с цельной ржаной муки с отрубями. Иногда я самовольно заходил в этот магазин, молча, долго посматривал на эти булочки, и тогда продавщица не выдерживала, и подавала мне одну в руки. Не помню для чего однажды я стоял у самого входа в этот магазинчик с протянутой рукой. Давал ли мне кто-либо мелочь, не помню, но об этом случае вспоминала лишь сама мама, якобы фрау видела меня за этим занятием. Возможно, она и обозналась потому, как внешне я ничем не отличался от австрийских мальчишек, такой же белобрысый и с помочами на шортах, которых шила на машинке мне мама. И мама тоже походила на австрийку, и даже местный ксендз, при встречах, всегда приветствовал ее, снимая перед ней шляпу. Сказывались гены ее бабки, которая была немкой.
Рядом налево, на той же стороне, где стоял дом «фрау»4, через дом от нас было кладбище, огороженное со стороны улицы литой чугунной оградой. Что для нас было интересно в нем это то, что почти над каждой могилкой стояли старинной формы фанарики с разноцветными стеклами. И когда в них горели парафиновые или восковые свечи, особенно вечерами, то смотрелись они как-то красиво и загадочно. Могилки всегда были очень ухоженными, с посаженными на них низкими и время от времени мелкими цветками. Попадались и заросшие дерниной.
Напротив «нашего» дома, через дорогу от дома фрау, проходил какой то пустой и почти заброшенный проулок, в конце которого на возвышенности примерно в трехстах метрах стояло большое кирпичное трехэтажное здание типа казармы, в открытых окнах которых часто выглядывали наши солдаты. Мы, не знали, что в нем находится, но называли его штабом. Внутри здания был буфет, с зеркальными и блестящими витринами из нержавейки. Там одно время на кассе работала мама, и возле этого буфета, видел сам, как с заискивающими взглядами на нее крутились молодые офицеры. И потому отец ревновал, и не дал ей там долго работать. Оттуда на хозяйской тачке с платформой и большими колесами по бокам, мы привозили положенные нам ежемесячно пайки. Поскольку семья была большая, то и пайки, можно сказать, были огромными, и просто так в руках их нам с мамой было не привезти. Например, кусок сливочного масла был примерно 10 кг., а еще сахар, растительное масло и крупы. Глядя на эти продукты, хозяйка однажды спросила: «Вам государство видно хорошо помогает?». И услышав отрицательный ответ, очень удивлялась:
«А у нас, имея столько детей, можно жить на пособие, безбедно, вовсе не работая!».
Сахар у австрийцев был неочищенным, желтым. в отличие от нашего-белого и хозяйке было любопытно попробовать его. Однажды случилось так, что мама, готовящая обед на кухне, попросила меня принести ей из нашей комнаты немного картошки. А картошка хранилась за диваном, с высокой спинкой. Я набираю картофель и вдруг слышу легкий скрип двери и вижу, как эта фрау на цыпочках подходит к столу, и уже тянется к сахарнице. Тут уж я возмутился (сам любил сахарок) и громко завопил: Ма-ма..а!.. фрау сахар ворует!.. Представляю, как она была испугана, что стрелой отпрянула руку и стремглав выскочила из комнаты. У них же ведь за воровство раньше пальцы отрубали, чтобы каждый видел, что перед тобой вор. Потому даже оставленные где-то вещи никто не смел тронуть. Сейчас, после войны, думаю, уже такое наказание за воровство давно отменено. Мама ее не стыдила, а только предупредила. что впредь, пусть спросит и она всегда ей сама даст что нужно…
Слева в этом проулке, возле высокой стены из доломитового известняка жила в небольшом домике, типа сарайчика, прачка, к которой, когда мама болела по-женски, я два раза носил ей стирать белье за определенную плату. У этой прачки был очень драчливый красный петух. Первый раз он, когда я смело зашел к ней во двор, увидев меня, этот петух набросился на меня так, что мне пришлось лечь на спину (хорошо, что я сразу сообразил это сделать!) и только ногами смог отбиться от его атак. Он с петушиными победными криками летал надо мной, пытаясь клюнуть все время мне в лицо, пока прачка увидела и прогнала его от меня прочь. В другой раз, после этого я уже боялся этого петуха, и не заходил во двор, а звал хозяйку из-за калитки. Но и тут этот петух бежал к калитке и таким образом был начеку.
Очень интересен в этом тихом провинциальном городе зеленый парк с высоким небольшим водопадом. От него него всего лишь метра три тянулся неглубокий прозрачным ручей, в котором плавали даже рыбы и водились раки. Отец иногда их ловил, хотя австрийцев за этим занятием никогда не видел. Как-то так случалось, что когда я взбирался на отвесную горку с водопадом, и первым в семье узнавал, что в город приезжает передвижной цирк. С горки издалека мне видна была пыльная извилистая дорога, по которой приближался цирк, похожий на цыганский табор со своими крытыми арбами. Увидев это, я быстро сбегал с этой кручи и мчался к дому доложить об этом радостном событии. И уже на следующий день все, дети и взрослые, с трепетным чувством шли на его представления. Он устраивался на площади сразу за стеной, где жила прачка. и где по краям его постоянно дислоцировался автопарк американских «студебекеров» наших военных. Это был для всех жителей настоящий праздник. Все тут на площади крутилось и вертелось: карусели, качели, какие-то концерты. На высоте, установленных специально на большой высоте выступали канатоходца с какими-то скобами на ногах, типа тех, по которым поднимаются монтеры на электрические столбы, или с лезвиями кос на ногах. С коронным номером на этом канате, вперед и задом, катались под зрительские аплодисменты от столба до столба ловкие велосипедисты. Тут же рядом на стойках или на столах устанавливались блестящие никелированные игровые автоматы (выглядели они наподобие наших современных таксофонов) с денежными призами. Вставишь монетку в прорезь автомата, нажмешь на кнопку клавишу, и твоя монетка пружинным щелчком летит попадая в какую-нибудь лузу. Попадешь в нужную, то твое счастье и снизу из этого автомата тебе в руки сыплется награда несколько монет. Нередко я выпрашивал у родителей несколько монеток и выигрывал у автомата сразу целую кучку.
А еще здесь для детей обязательны и ларьки с игрушками. На них, конечно, у меня денег не было. Тогда стою перед прилавком, неотступно разглядывая игрушки, и переминаюсь ногами. Минут через десять пятнадцать продавец не выдерживает и дает мне какую-нибудь недорогую, к примеру, цветной опилочный мячик с резинкой или свистульку бесплатно. Вход ничем не огораживался, был бесплатным, платными только аттракционы, на что денег нам родители тоже не давали.
Бесплатно мы умудрялись ходить и в кино. «Кинотеатр», если его можно было так назвать, устраивался изредка в каком-то поврежденном снарядом одноэтажном кирпичном здании, видимо в зале бывшей библиотеки или канцелярии. Это я понял потому, что в пристройках были какие-то проемы, в которых на полу всюду валялись тонкие брошюры, журналы на немецком языке, часто с фашистской свастикой, но без рисунков, и потому меня они не интересовали. Там не было даже дверей, а зал для входа перегорожен редкой перегородкой типа дощатого забора, и с такой же дверью как калитка. Нас, детей, на сеансы не пускали, или может они были для взрослых, и, кажется, крутились фильмы только для русских. Но я всегда умудрялся проникать в этот зал, через щели этой перегородки, но спустя несколько минут сразу после того как в нем гас свет и появлялось светящее изображение на экране, натянутое из простыни. И тогда в темноте мое появление дежурная уже не замечала. А если и замечала, и прогоняла, то, через какое время, когда чувствовал, что она надежно увлеклась фильмом, вновь осторожно украдкой и пригнувшись, вползал обратно. Но и через перегородку тоже можно было смотреть, но слишком сбоку было неудобно. Помню чаще всего показывали фильм с эпизодом, где артистка-певица становилась на торец ствола огромной пушки, потом эта пушка выстреливалась с пороховым зарядом, а артистка немного взлетала и под бурные овации и аплодисменты как ни в чем ни бывало, продолжала петь (уже не помню название этого фильма).
НЕУЖЕЛИ МЫ, РУССКИЕ, СВИНЬИ?
До сих пор мне стыдно вспоминать этот случай…
Дело было на пасху. По-видимому, этот праздник они устраивали, в основном, не для себя, а для своего маленького внука. Мы с сестрой видели, как ранним утром крашеные пасхальные яйца хозяин, освободившийся на это время из тюрьмы, раскладывал в разных местах по тропинкам садника в траве, по несколько штук в гнездо. Он делал это так искусно, что создавалось впечатление, будто это курочки гнезда устроили, и она их только что снесла. Золотые, серебряные и цветные яички смотрелись необычно, как сказочные. И вот, как только «кляйн-киндер» проснулся и пришел к своему дедушке и бабушке с поздравлением, старики дали ему небольшую корзиночку и повели его в садик. Неторопливо идут по тропинке, и то там или здесь с радостными возгласами внука «находят» эти яйца. Тут радостного умиления и стариковой нет предела. Подарили они и мне с сестрой (не хочу называть ее имя, т.к. она уже давно на том свете) по одному яйцу, чему были, конечно, рады. Мы со стороны все эту сцену наблюдали и, честно говоря, завидовали внуку. Посмотрел я на это, съел крашеное яйцо и ушел в дом, чтобы не мешать этой процессии. Ушли в свою комнатку и старики с внуком отмечать пасху. Через час или два слышу громкие возмущенные возгласы «фашиста» с проклятиями, мол, кто это мог сделать?.. Оказывается, эта сестренка до конца проследила за сбором яиц, и когда хозяева с внуком ушли, проверила все гнезда, увидела в одном из них одно или два яйца. Подумала, что они забыты или их не заметили, она их и взяла, то есть украла. Хозяин же через некоторое время вновь с внуком «решили проверить»: «не снесла ли курочка еще такие красивые яички?», а их на месте и не оказалось.
