Михаил Армалинский - Детский эротический фольклор

Хорошо быть кисою,
хорошо — собакою:
где хочу пописаю,
где хочу покакаю.
Выкопаю ямку,
положу какашку,
вытру попку язычком
не нужна бумажка

Мяу-мяу, гав-гав-гав,
едет маленький удав.
Если ты раздвинешь ножки,
он найдёт к тебе дорожку!

Жених и невеста,
тили-тили тесто,
по полу катались,
крепко целовались.
Тесто засохло,
а невеста сдохла,
а жених заплакал
и в штаны накакал.
Вдруг раздался звонок,
а жених без порток.

Один американец
засунул в жопу палец
и думает, что он
заводит патефон.
И вытащил оттуда
говна четыре пуда.

— Есть, товарищ командир!
Я в уборную сходил.
Дайте мне бумажки,
вытереть какашки!

Поезд едет, рельсы гнутся
под мостом попы ебутся.
Самый маленький попок
удирает без порток.

Жили-были дед и баба,
ели кашу с молоком,
рассердился дед на бабу
хлоп по пузу кулаком.
Баба тоже не стерпела,
полну избу напердела.
Дед подумал, что пожар,
снял портки и убежал.
Баба тоже не стерпела,
поворёжкою огрела.
Старик тоже не стерпел,
прямо в кашу напердел.

Восьмое марта близко-близко.
Расти, расти, моя пиписька!

Козёл нашёл в говне пятак,
но не оставил дело так
пошёл козёл в кооператив,
купил козёл презерватив.
Потом пошёл на скотный двор
и показал козе прибор.
Коза на радостях была,
козлу попробовать дала.
Коза сказала: «Не хочу!»
Козёл сказал: «Озолочу!» (Я заплачу!)
Коза не дурочка была
и сразу хвостик подняла.
В гондоне дырочка была,
коза козлёнка родила.
И вот идёт народный суд,
гондон на палочке несут. (козлят в корзиночке несут.)
Кто виноват? Кооператив,
что выпустил такой плохой презерватив.
Мораль той басни такова:
в гондоне дырочка была.

У попа была коза
через жопу тормоза
Поп на ней говно возил
через жопу тормозил.

Если едешь на Кавказ,
солнце светит прямо в глаз.
Возвращаешься в Европу
солнце светит прямо в жопу.

Хуй, завёрнутый в газетку,
заменяет сигаретку.

На палубе матросы,
курили папиросы,
а бедный Чарли Чаплин
окурки подбирал.
Матросы увидали,
по морде надавали,
а бедный Чарли Чаплин
заплакал и сказал:
— Когда я был мальчишкой,
носил я брюки клёш,
соломенную шляпу,
в кармане финский нож,
я мать свою зарезал,
отца я погубил,
сестрёнку-гимназистку
в уборной утопил.
Поехал я на дачу,
и что там натворил,
я тётушке Арине
полсиськи откусил.
Мать лежит в больнице,
отец в сырой земле,
сестрёнка-гимназистка
купается в говне.

Сижу я за решёткой
и думаю о том,
как дядю часового
пристукнуть кирпичём.

(Мать моя актриса,
отец мой капитан,
сестричка гимназистка,
а сам я хулиган.
Я мать свою зарезал,
отца я погубил,
сестричку-гимназистку
в сортире утопил.)

Пошла я раз купаться
за мной следил бандит.
Я стала раздеваться,
а он мне говорит:

«Какие ваши ляжки,
какие буфера!
Нельзя ли вас полапать
за рубчик-полтора?»

А парень он хороший,
и как ему не дать.
Легла я на песочек,
а он меня ебать.

Ебёт, ебёт — отскочит,
об камень хуй поточит,
газетку почитает
и снова начинает.

Пришла я раз домой
с разорванной пиздой.
А мать меня ругать:
«Ах ты, сука, ах ты, блядь!
Ты кому дала ебать?!»

Не твоё, мамаша, дело!
Не твоя пизда терпела!
Кому хочу, тому и дам
свой мохнатый чемодан!

(Двадцать пятого числа
Таня в школу не пошла.
Говорит она: «Ну, вот,
у меня растёт живот».
«Ах ты сука, ах ты блядь!
Ты кому дала ебать?!»
«Не твоё, мамаша, дело!
Не твоя пизда терпела!
А мой чёрный чемодан
кому хочет, тому дам!»)

На кладбище ветер свищет,
сорок градусов мороз.
На кладбище нищий дрищет,
там пробрал его понос.
Вдруг из гроба вылезает
мертвец, весь в говне и говорит:
— Как ты смел в такую пору
навалить такую гору?!

Вдруг из гроба вылезает
весь обосранный мертвец,
очень громко восклицает:
«Обосрал меня, подлец!»
Нищий долго извинялся,
пальцем жопу затыкал,
а мертвец расхохотался,
свиснул, дриснул и пропал.

— Бэлла, Бэлла,
не ты ли так набздела?
— Нахал,
ты сам насрал!
— Не верю!
Повесить такую засерю!
Так Бэлла погибла из-за маленькой кучки говна,
величиной с индийского слона.

Раз в московском зоопарке
зверям выдали подарки.
Рано утром встали звери,
потянулись, попиздели
и решили не умыться —
пойти в город похмелиться.
Раки — жареные сраки,
слон без хуя после драки,
мандовошки, шмокодявки
и все прочие козявки.
Только вышли из трамвая
на углу стоит пивная,
а в пивнухе яркий свет
так и манит на обед.

(Вот зашли, заняли столик,
самый ярый алкоголик,
престарелый лев морской
говорит быку с тоской:
«Вот запью я, затоскую!»
Бык сказал: «Пошёл ты к хую!
Здесь не время тосковать,
веселись, ебёна мать!»
Тут ворвался царь зверей:
«Дайте денег поскорей!»
Кто усрался, кто уссался,
только слон не растерялся
и сказал, прищурив глаз:
«На хуй нищих — бог подаст».
Лев окрысился — и в драку,
но ударом мощным в сраку,
опрокинутый слоном,
очутился под столом.)

Лев как главный алкоголик
занимает главный столик,
объявляет: «Не ебаться!
Не свистеть и не пиздеть!
Главное — не матюгаться!»
Только он проговорил,
как козёл козе всадил!
Лев хотел вмешаться в драку,
но ударом мощным в сраку
очутился под столом,
где нашли его потом.
Тут пошла херня такая:
задавили попугая,
а бесстыжая горилла
на комоде хуй дрочила
и спускала молофью
прямо в носик соловью.
Соловей как рассердился,
вынул хуй — и застрелился.

(Соловей хлебал-хлебал,
захлебнулся и упал.)

А газели так набздели,
что все окна запотели.
Разноцветный какаду
ссал и серил на ходу.
Глухо пёрднул дикобраз,
и сейчас же свет погас.
Свет, конечно, починили,
а ему пизды вломили.
После этой мощной драки
на полу валялись сраки,
хуй коня, пизда мартышки
и кусок залупы мышки.

(Собрались в избушке звери,
чтоб решить, кто всех сильней,
почесались, попердели,
лев рыгнул: «Я царь зверей!»
Но ударом мощным в сраку
очутился под столом,
опрокинутый слоном.
Дико пёрднул дикобраз,
и в избушке свет погас.
За окном кричали утки,
суки, бляди, проститутки.
А нахальная горилла
на комоде хуй дрочила
и спускала молофью
прямо на нос соловью.
Соловей тут рассердился
вынул хуй и застрелился.)

(На полянке под сосной
собрался народ лесной:
мошки, блошки, мандавошки,
пиздюки-сороконожки
и очковая змея
в общем, было до хуя.
Белка бегала по лесу,
срала, делала завесу,
чтобы волка обкрутить,
чтобы целку сохранить.
А мохнатая горилла
на поляне хуй дрочила…)

Гром гремит, дорога суха
на печи лежит старуха,
на старухе старичок
запускает червячок.

Хуй и пизда
играли в поезда.
Хуй споткнулся,
в пизду воткнулся.

Здравствуй, жопа Дед Мороз,
борода из ваты.
Ты подарки нам принёс?
педераст горбатый?
— Я подарков не нашёл,
денег не хватило.
— Так чего же ты пришёл,
ватное мудило?

… Мы ограбили всю шхуну,
много золота нашли,
а в последнем нижнем трюме
негритянок молодых.
Мне досталась негритянка
лет под восемьдесят пять,
я раздел её до пупа
и начал её ебать.
Чёрножопая скотина
хуй зажала между ног,
половину отдавила
я заржал, как носорог.
Я в Америке родился,
много девушек ебал,
а на эту навалился
и полхуя потерял.

Одиныжды один —
идёт господин.
Дважды два —
шла его жена.
Трижды три —
в комнату вошли. (комнату запри.)
Четырежды четыре —
свет потушили.
Пятью пять —
легли на кровать.
Шестью шесть —
дёргали за шерсть. (всунули по шерсть.)
Семью семь —
задёргали совсем. (всунули совсем.)
Восемью восемь —
врача просим.
Девятью девять —
врач едет.
Десятью десять —
ребёнок лезет.

Кто-то пёрднул как-то раз
развалился унитаз.
Дед подумал, это газ
и одел противогаз.
Это не джаз, это не джаз,
это наш Гога скребёт унитаз.

Мама сшила мне трусы,
хороши да хороши.
Все мальчишки приставали:
«Покажи да покажи!»
— Ну, а ты, дурак большой,
что не приставаешь?
У меня трусы в горошек,
разве ты не знаешь?

Осень настала, холодно стало,
какая-то блядь забор обоссала,
выйдешь, бывало, откроешь ебало:
— Ну и погодка, еб твою мать!

(Осень настала, хлеба не стало,
птицы говно перестали клевать,
чья-то корова забор обоссала.
Ну и погодка, ебить твою мать!)

Цикл, цикл мотоцикл,
всю дорогу обосцикал,
а поехал самосвал
всю дорогу обосрал.

Хорошо в деревне летом,
пристаёт говно к штиблетам,
выйдешь в поле, сядешь срать —
далеко-о-о-о тебя видать.

(Жопу чешет одуванчик,
Ах, какая благодать!
Поднасеришь, поднабздишь —
как в малиннике сидишь.
А потом пойдёшь, пойдёшь
и говно своё найдёшь.)

Хуй, согнувшись, мочит травку,
в жопу колятся цветы,
хорошо в деревне летом,
приезжай сюда и ты.

Хорошо в краю родном —
пахнет сеном и говном.

Посмотрите, дети, это слон,
он у нас чемпион,
стоя спать умеет он,
у него, как у китайца,
вырасли большие яйца.
Яша, Яша, не балуй,
а то слон откусит хуй.
Худо будет без хуя.
— Хулиган ты, Яшка, -
кричит ему Наташка.

Хуй поставьте в уголочек,
пизду повесьте на крючочек
и ложитесь на кровать
папа будет вас ебать.

Надень кроссовки «Адидас» —
тебе любая баба даст.

Кто носит фирму «Адидас»,
тот настоящий педераст.

Дождь идёт, мальчишку мочит,
а мальчишка пипку дрочит.

Крошка сын к отцу пришёл,
и сказала кроха:
«Пися в писю хорошо,
пися в попу плохо».

Девушка в красном,
дай нам несчастным,
много не просим,
палок по восемь.

В детском саде номер восемь
раздаются голоса:
Блядь, пизда, отдай игрушку,
а то выколю глаза!
— Петь, не надо!
— Надо, Маш!
— Петь, не надо!
— Надо, Маш!
— Вот и всё, а ты боялась,
только юбочка помялась
и животик потолстел.

Я ебал тебя в лесу —
хочешь, справку принесу?
Я ебал тебя на пне —
вот и справочка при мне.

На горе стоит козёл —
золотые рожки.
Парень девушку ебёт
за кило картошки.

Что-то стало холодать,
что-то девок не видать,
будем делать, как вчера,
я не дамся никогда.

Эх, ёб твою мать,
родила ребёнка,
три ноги, четыре хуя,
пятая пиздёнка.

Папа мой как вертолёт: пузо — вот

а писька — вот

Моя мать, как вертолёт: всем даёт,
а папе — вот

Дело в шляпе,
шляпа на папе,
папа на маме,
мама на диване,
диван в магазине,
магазин в Берлине,
Берлин в Европе,
Европа в жопе,
жопа в теле,
тело в деле,
дело в шляпе…

Обезъяна Чи-чи-чи
продавала кирпичи,
за верёвку дёрнула
и случайно пёрднула.

(а рабочие пришли,
напердели и ушли.)

Шёл хуй по хуёвой дорожке,
видит хуй, на хуёвой ножке.
Думает хуй — на хуя мне хуй
я и сам хуй.
Взял хуй хуя за хуй и выкинул на хуй.

Шёл я лесом-камышом,
вижу бабу голышом.
Баба, Хау-ду-ю-ду!
Покажи свою пизду!

22-ого июня,
ровно в четыре часа
немцы бомбили,
нам объявили,
что началася война.
Папка родимый на фронте,
мамка ебётся в тылу,
папка родимый приедет,
всё я ему расскажу.
Папка родимый приехал,
всё я ему рассказал.
«Врёшь ты, негодный мальчишка!», —
он мне со злостью сказал.
«Честное слово, папаня,
честное слово, не вру,
в старом сарае
есть ещё дырка,
где я за ними слежу.
Дяденька в белых кальсонах
мамку насилил в углу,
лапал за сиськи,
трогал пиписьки,
честное слово, не вру!»

Зайчишка где-то спиздил грош,
навстречу ему еж:
— Врёшь, падла, не уйдёшь,
меня опохмелить давно ты собирался,
и всякий раз ты, сука, обрывался.
Теперь уж — хуй, не объебёшь!
Зашли в шалман и столик заказали.
В шалмане джаз,
медведь пердит на весь шалман,
лиса хуячит на гитаре,
а кошка пиздит в барабан.
Зайчишка наш как сел,
так сразу охуел
и ну давай на всех ругаться,
и льва нечаянно задел.
— Постой, — сказал кирнувший еж, —
ни за хуй пропадёшь,
наставит лев тебе рогов,
ведь он недано вышел из грехов.
— Да я, да мы, да мне ль его бояться?!
Ебал его я в рот, пошёл он на хуй — верно, братцы?!
На ту беду в шалман и лев зашёл.
Услышав бред кирнувшего зайчишки,
он хвать зайчишку за хуишко:
— Так это ты, косая блядь,
задумал в рот меня ебать!?
— Да я, да мы, позвольте объясниться,
ругая вас, я вас хвалил
и ваших львят, и вашу львицу.
Услышав столь нахальное враньё,
лев хвать косого за сраньё
и, надавав ему пиздей,
он выбросил косого без мудей.
Мораль сей басни такова:
коль ты ебёшь, еби же с толком
и не хуй языком болтать,
коль не пришлось тебе ебать.

(…Лев целый день костями срал,
на хуй накладывал примочки…
Мораль сей басни такова,
что зайцы вместе пиздят льва,
а лев их — в одиночку.
что кодла зайцев хуй кладёт на льва.)

Я сижу под липою
и играю пипою,
пипа выпала моя
и убила муравья.

Пизда пизду пизданула,
пизда ноги протянула.
Пизда пишет протокол:
посадить пизду на кол.

Октябрёнок, мальчик Петя
захлебнулся при менете,
и посмертно, говорят,
исключён из октябрят.

Вышел заяц на крыльцо
почесать своё яйцо.
Сунул руку — нет яйца,
так и ёбнулся с крыльца.

Рыжий пёс
насрал в овёс
и в Америку повёз.
А в Америке сказали
мы говно уже видали.

Тёмная ночка,
комарики кусаются.
Царь с царицей
на лавочке ебаются.
— Чёрт с тобой
живи с другою,
я же не собачка,
чтоб бегать за тобою…

Расцвела в саду моём акация,
радуется вся моя семья.
У меня сегодня менструация,
значит небеременная я.

Я вынимаю из широких штанин
хуй размером с консервную банку.
Смотрите, завидуйте, я гражданин,
а не какая-нибудь гражданка.

Она смотрела в потолок,
он в потолок смотреть не мог.

С дуба падают листья ясеня
ни хуя себе, ни хуя себе.
Посмотрел наверх и действительно
охуительно, охуительно.

Сколько в море капель,
а на небе звёзд?
Сколько у цыганки
на пизде волос?
Столько в море капель
и на небе звёзд,
сколько у цыганки
на пизде волос.

Прохожу по росе,
я в ней ноги мочу,
я такой же как все,
я ебаться хочу.

Приходи ко мне за баню,
там тебя отбарабаню.
Приходи ко мне на пляж
и со мною рядом ляжь,
Мы будем строить новый дом,
ты будешь первым этажом.

(Я пойду с тобой на пляж
на меня ты сразу ляжь,
буду первый я этаж,
а ты — второй этаж.)

Трали-вали
кошки срали,
а котята подтирали.

Распустила Дуня косы,
а за нею все матросы,
развязала Маша ленты,
а за нею все студенты.

Мой дядя самых честных правил
когда не в шутку занемог,
он тёте Маше так заправил,
что долго вытащить не мог.

(Своей старухе так заправил,
что дворник вытащить не мог.)

Забил заряд я в жопу друга
И думал: «А не слишком туго?»

— Поссать! — сказал Суворов.
И тысячи залуп сверкнули у забора.
— Отставить! — крикнул Суворов.
Но было поздно:
забор плыл, качаясь на волнах.
(забор плыл, на нём Суворов.)
(Пред тем, как победить французов
— Поссым! — сказал Кутузов
………………….
Поплыл забор, на нём Кутузов
поплыл громить французов.)

Солнце, воздух и вода —
это, дети, ерунда.
Только частый онанизм
укрепляет организм.

(Солнце, воздух, онанизм
укрепляют организм.)

Иду — темно,
гляжу — пятно.
Зырь-зырь — черно,
лап-лап — тепло,
гам-гам — вкусно,
нюх-нюх — говно.

Прошёл хохол,
насрал на пол.
Прошёл кацап,
зубами цап.

Тридцать три весёлых атамана
девушку поймали у фонтана.
Быстро трусики стянули,
белый шарик натянули,
начинается весёлая игра.
… Очередь тридцатого настала,
девушка без памяти лежала,
сиськи порваны (платье порвано) до пупа,
из пизды торчит залупа,
а из жопы льётся малофья.
(И кончается весёлая игра.)

Если дядя с дядей спит,
то у дядей будет СПИД.

Наша Маша заболела,
ничего не кушала,
в жопу радио включила,
передачу слушала.

На берегу лежат два трупа.
У одного торчит залупа,
а у другого есть дыра
в три аршина ширина.

А сегодня наша мама
отправляется в поход,
потому что нашу маму
папа больше не ебёт.

Ветра нет, кусты трясутся.
Что там делают? — Ебутся!
Ты не порти анекдот,
там медведь малину жрёт.

Набираю высоту
и пикирую в пизду.

Прямой наводкой
по хую сковородкой.

Запас кармана не дерёт,
ни есть, ни пить не просит.
Монах монашку не ебёт,
а хуй в кармане носит.

Ты корова, а я бык,
Я тебя тыдык-тыдык.

В лесу раздавался топор дровосека.
Им дровосек отгонял гомосека.

Шли из лесу дровосеки,
оказались гомосеки.

Дождь покапал и прошёл
и сказала кроха:
«Пися в писю — хорошо,
пися в попу — плохо».

Говорила кошке кошка:
— Я покакала немножко.
Я какашек не боюсь —
обосрусь и подотрусь.