Уолли Г. (чья трезвость победила все первоначальные сомнения его жены Аннабеллы) отмечает, что в исповедях не очень много говорилось об алкоголизме и пьянстве: «Это были разговоры, которые алкоголики вели между собой. Т. Генри имел обыкновение приглашать на собрания Оксфордской Группы изрядное количество гостей. И их исповеди не имели никакого отношения к алкоголю.
Вы бы удивились, узнав, как мало, даже между собой, мы говорили о том, как мы пили, — говорит Уолли. — Об этом обычно говорили с новичками в госпитале. Нас гораздо больше интересовала наша повседневная жизнь, чем наши воспоминания о пьянстве».
Уолли также отмечал, что практически каждый, находившийся в комнате так или иначе исповедовался. «Прежде всего, доктор Боб просил нас не мешкать и стремиться самим выступать на собрании, подразумевая при этом, что если вы сделали какое‑то заявление, то, скорее всего, будете его в дальнейшем выполнять.
После того, как собрание закрывалось молитвой “Отче Наш”, все мужчины собирались в кухне на кофе, а большинство женщин рассаживались и разговаривали между собой, — рассказывает Уолли. — Обычно эта разговорная часть вечера продолжалась от часа до полутора. Тем не менее, только после того, как мы стали ходить в Кесслер Донат Кафе, это время действительно стало часом общения».
Билл В. Х. (в 1937 году он был одним из новичков акронской группы) отмечал, что Т. Генри и Кларас «делали все, что могли, чтобы мы чувствовали себя уютно». Но Билл не был слишком настойчив в получении от нас признания, «потому что оно обрушивало на нового человека слишком много духовного сразу. Это было слишком тяжело. Мы должны были поделиться всеми своими грехами, не считая алкоголя, с новым человеком, и убедить его сделать то же самое. Но очень немногие были в состоянии это сделать».
К 1939 году точка зрения на признание настолько сильно изменилась, что Эрни Г. второй (пришедший позже, не тот Эрни Г., который стал зятем доктора Боба) побывал на нескольких собраниях, прежде чем он и его жена Рут сделали признание.
«Мы должны были прийти раньше, — рассказывает Эрни. — Я поднялся в спальню с двумя людьми, которых я выбрал, с Т. Генри и Томом Л. Они сказали мне, что если у меня есть что‑либо на душе, я должен это высказать. “Это никогда не выйдет за пределы этой комнаты”. Я сказал, что у меня нет ничего такого, что действительно бы меня беспокоило, и они сказали: “Давай вместе помолимся об этом”. Мы все втроем опустились на колени, и каждый произнес небольшую молитву. У меня было в чем признаваться, но я не был готов рассказывать им о всех своих эскападах, или о чем‑нибудь в этом роде. И я никогда об этом не рассказывал, за все время, пока был в АА. Никогда не вставал на собрании и не пускался в “дранкалог”[18]. И не собираюсь».
«Я не пропустил ни одного собрания у Уильямсов, — рассказывает Боб Е. — Мы все ждали вечеров по средам. Это был главный вечер недели».
По его воспоминаниям, доктор Боб и Т. Генри «держали в руках вожжи» собрания; Т. Генри заботился о молитвах, которыми собрание открывалось и закрывалось. «В Оксфордской группе было всего полдюжины участников, — рассказывал он. — Нас (алкоголиков) было больше. Иногда мы уходили вниз и проводили свое собрание, а Оксфордская группа проводила свое наверху, в гостиной».
«Я ожидала собраний в Акроне больше, чем любых свиданий в молодости, — вспоминает Дороти С. М., в то время жена Кларенса. — Мы ездили туда в течение полутора лет, и за это время пропустили всего два собрания из‑за того, что погода была абсолютно невозможной. Каждую неделю мы объезжали округу и собирали людей. В итоге мы везли на собрание восемь человек в двух машинах».
Кларенс С. был одним из тех, кто приехал из Кливленда в начале 1938 года, чтобы доктор Боб «починил» его. Его жена, которая позже стала очень близка с Анной и доктором Бобом, разговаривала со множеством священников и врачей до того, как ее сестра Вирджиния из Нью–Йорка, которая была пациенткой мужа сестры Билла Уилсона, доктора Леонарда В. Стронга, рассказала ей о докторе Бобе. Одним из этих священников случайно оказался Дилуорт Лаптон, который впоследствии сыграл огромную роль в быстром росте АА в Кливленде.
«Я позвонила доктору Смиту, и до сих пор точно помню свои слова, и то, каким резким был его голос, — вспоминала Дороти в 1954 году в разговоре с Биллом. — Он напугал меня до смерти. Я спросила: “Это доктор Смит, который помогает пьяницам?” Когда он сказал да, я заплакала и сказала, что мой муж алкоголик.
Он сразу же захотел узнать, сколько Кларенсу лет. “Тридцать четыре”, — сказала я. “Невозможно, ответил он, он еще недостаточно долго страдал. Не было еще никого, кто пришел бы в Сообщество таким молодым и выздоровел”».
Возможно, это было одной из тактических уловок доктора Боба в то время — предположить, что новичок еще не готов из‑за того, что он слишком молод, из‑за того, что это женщина, или из‑за того, что он еще недостаточно выстрадал. Будущие участники, таким образом, вынуждены были “доказать”, что они действительно готовы и хотят участвовать в программе.
Когда доктор Боб услышал о возрасте Кларенса, он, скорее всего, вспомнил о первом Эрни Г., которому также было меньше 35 лет, и который не смог добиться трезвости.
«Доктор Боб уже собирался положить трубку, — продолжает Дороти, — но затем он смягчился и сказал, что есть один человек в Кливленде, который, возможно, сможет помочь Кларенсу. И он дал мне адрес Ллойда Т.
Я поехала повидаться с Ллойдом. Он поговорил со мной, но они были очень скрытными в то время. Он не сказал мне как решить эту проблему. Но я знала наверняка, что это было связано с Оксфордской группой, — говорит Дороти, и описывает себя в ту пору как ожесточенную и скептически настроенную. — Я решила, что сделаю вид, что согласна с их программой, если Кларенса в нее возьмут».
Итак, она купила своему мужу билет на автобус до Акрона. В Акроне Кларенс согласился лечь в госпиталь, где и провел неделю. Он вспоминает, как приходил Пол С. и съедал его завтрак, затем приходил снова и ел его ланч. «Я не мог ничего есть», — рассказывает Кларенс.
«Позже пришел доктор Боб и приступил к делу. Он сел на край моей кровати и сказал: “Ну что ж, и что Вы обо всем этом думаете?” Затем он сделал паузу и посмотрел на меня с сомнением. “Я не знаю, готовы ли Вы к этому. Вы еще достаточно молоды”. Я уже похудел до 135 фунтов, у меня не было работы, не было приличной одежды и не было денег. Я не знал, насколько еще более готовым можно быть — вспоминает Кларенс. — И все же я должен был убедить их, что я действительно готов.
Затем он спросил: “Вы верите в Бога, мой юный друг?” (он всегда называл меня “юный друг”. Когда он называл меня Кларенсом, я знал, что я что‑то натворил.)
— А какое это имеет отношение к делу?
— Прямое, — ответил он.
— Я думаю, что да.
— “Думаю” не означает ничего! Или вы верите, или нет.
— Да, я верю.
— Хорошо, — ответил — доктор Боб. Это уже кое‑что. Ладно, слезайте с кровати и становитесь на колени. Мы будем молиться.
— Я не умею молиться.
— Я предполагал, что Вы не умеете, но это ничего. Просто повторяйте за мной, и этого пока достаточно.
Я выполнил все, как мне было приказано, — рассказывает Кларенс. — Рекомендаций за этим не последовало».
(Доктор Боб всегда был уверен в своей вере, рассказывает Кларенс. Если кто‑нибудь задавал ему вопрос о программе, его обычным ответом было: «А что говорится в Библии?» Например, если его спрашивали: «А что означает “Первым делом — главное?”», — у доктора Боба всегда была наготове подходящая цитата: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам»[19].)
По воспоминаниям Дороти: «Кларенс пошел на собрание у Т. Генри прямо из госпиталя. Я не видела его все это время. Мать Ллойда отвезла меня туда.
Даже в те дни они обычно приглашали только одного человека для разговора, — замечает она мимоходом. — Спонсорство тогда уже начиналось, и они действительно были достойными спонсорами. Нам регулярно звонили, и Ллойд постоянно заезжал повидаться с нами.
Проделать путь к той двери оказалось одной из самых трудных задач, которые мне когда‑либо приходилось решать, — продолжает она. — Мне не хотелось встречаться с кучкой пьяниц, и не хотелось знакомиться с их женами.
Я вошла туда, и все эти люди подошли ко мне. Одной из самых первых была Анна Смит. Кто‑то представил мне ее как миссис Смит, и она сказала: “Зовите меня Анной”. И это помогло. Я с трудом могла даже говорить. Казалось, это пробило скорлупу, в которую я пряталась все эти годы.
До того момента я думала, что Кларенс пал уже так низко, что ниже некуда, воруя деньги на выпивку у меня из сумочки. Я думала, что никто на свете не сможет сказать мне о нем ничего хорошего. Билл В. Х. подошел ко мне и сказал: “Я хотел бы познакомиться с Вами. Мы полагаем, что Кларенс — совершенно замечательный человек, и мы хотим убедиться, что Вы его стоите”. И это помогло мне больше, чем вы можете себе представить. Достаточно ли я хороша для этого пьяницы!
