Марк Гроссман - Птица-Радость. Рассказы о голубиной охоте.

Художник В. Курдов

О х о т а — это совсем не только убивать птиц и зверей.

Это прежде всего сильное желание, страстная любовь. Охота — целыми днями, выбиваясь из сил, бродить с ружьём по лесам и болотам, или часами терпеливо сидеть с удочкой над рекой, или, встав чуть свет, по холодной росе идти брать грибы. И может быть, самая удивительная — бескровная г о л у б и н а я   о х о т а.

Я старый охотник по дичи и зверю, но в голубиной охоте профан. Поэтому, получив — ещё в рукописи — рассказы Марка Соломоновича Гроссмана о голубях, я первым делом обратился к энциклопедии.

В томе девятом (Гоа — Гравёр) старого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона я прочёл:

«Г о л у б и н а я   о х о т а возникла за много лет до Р. Хр. и существует до настоящего времени у различных народов. ...В России голубиная охота не выходит за пределы забавы».

Услужливая память сейчас же будто альбом фотографий раскрыла передо мной.

Вот, выстроив парами, нас, гимназистиков, ведут в театр. Представлять будут пьесу Фонвизина «Недоросль». Я так ещё мал, что думаю — это про море или про лес: незнакомое слово «недоросль» путается у меня со словами «водоросль» и «поросль».

Но открылась сцена, и на неё выбежал Митрофанушка, сын богатых помещиков. Он держит длинный шест с грязной, когда-то белой тряпкой. Ясно: сейчас только гонял голубей.

Сопровождающий нас учитель чистописания, по прозвищу Козёл, тряся узенькой бородкой, скрипучим голосом объясняет нам, что голубей гоняют только вот такие недоросли — неучи и бездельники — да уличные мальчишки. А мы, ученики столичной казённой гимназии, отнюдь не должны предаваться этому пустопорожнему времяпрепровождению. Смотрите на девочек: не только благовоспитанные взрослые девицы — ни одна девочка-«крысиный хвостик» не позволит себе заниматься этим.

Козёл был прав: девочки голубиной охотой почему-то совсем не интересовались. Но, боже мой, как мы, чистенькие гимназистики, завидовали «уличным мальчишкам», когда они, босые и оборванные, схватив шест с белой тряпкой или заложив два пальца в рот, оглушительным свистом заставляли подняться с крыши стайку красивых разноцветных птиц и с полным знанием дела управляли ими. Эта праздная забава влекла нас к себе почему-то необычайно.

Но это дела давно минувших дней. А что теперь, в наше время?

И я достаю с полки том семнадцатый (Гимназия — Горовицы) Большой Советской Энциклопедии. Ищу в ней «Голубиную охоту», но тщетно: этих слов в ней уже нет! Зато нахожу новое слово: «Г о л у б е в о д с т в о», которого в старой энциклопедии не было. Читаю:

«Г о л у б е в о д с т в о, то есть разведение различных пород голубей, выведенных от дикого скалистого голубя, возникло очень давно». «...Существуют в настоящее время следующие виды голубей: 1) — создание так называемой гонной охоты, то есть стаи хорошо и красиво летающих голубей (турманы, чистые, монахи, сорочие голуби, черно-пегие, бантастые, ленточные, чеграши и др.); 2) — создание так называемой в о д н о й   охоты, то есть разведение декоративных пород голубей (трубастые с веероподобными хвостами, короткоклювые чайки, дутыши, якобины, индианы, трубачи, кудрявые голуби)» И вот оказывается: современный п о ч т о в ы й голубь тоже выведен скрещиванием турманов и чаек.

«Эге-ге! — подумал я про себя. — «Праздная-то забава» большое дело сделала: из дикого сизаря полезнейшего почтаря вывела! Вот тебе и Козёл, вот тебе и «пустопорожнее времяпрепровождение»!»

«Под голубиной почтой, — читаю дальше в Большой Советской Энциклопедии, — понимается доставка сообщений почтовыми голубями, для чего используется инстинкт почтового голубя, возвращающегося на свою голубятню (к гнезду и к своей паре, самке или самцу)... Голубиная почта... получила широкое развитие и принесла очень большую пользу».

Нет, брат Козёл, не зря в седой древности человек залюбовался красивой птицей — скалистым голубем, стал подкармливать, приручать и так полюбил его, что ведёт с ним вот уже многотысячелетнюю дружбу! Никогда бескорыстная любовь не остаётся без ответа, и всегда она обогащает душу того, кто любит. И зря ты, скучный Козёл, учил нас брать пример с благовоспитанных девиц и лишал нас, гимназистиков, удовольствия погонять голубей.

Прошло полвека с того времени, как ты водил нас в театр на «Недоросля», и вот я сижу в своём кабинете в городе Ленина и с восторгом, с замиранием сердца слежу за прекрасными белыми птицами. Это стайка турманов дружно — крыло в крыло — на кругах уходит в поднебесье. Там, под самыми облаками, они то играют, то неподвижно замирают в воздухе. И вдруг один за другим, свернувшись в кольцо, начинают кувыркаться, вертеться и турманом, турманом — через голову, выделывая мёртвые петли, чёртовым кубарем катят к земле. И вдруг, распластав крылья, плавно опускаются на крышу дома против моих окон.

Там ребятишки с белыми тряпками на шестах опять поднимают их ввысь. Это мои внуки. Они действительные члены общества голубеводов. У них отличные почтари, но никому и в голову не придёт запрещать им гонять лихих турманов себе на потеху и радость. Нет над ними Козла, готового соловьёв запретить за то, что в них мало мяса.

Нахожу в энциклопедии интересующие меня сведения о работе почтовых голубей. Но о живом их образе, об их повадках, характере, прославленном на весь мир насмерть верном сердце, — об этом, о   с а м о м   г л а в н о м, ничего я там не нашёл. Только и узнал, что «...почтовый голубь — выносливая, быстрая и разумная птица с очень острым зрением и сильно развитой памятью... Образует прочные пары; спаривается ли на всю жизнь... не установлено». Вот и всё.

Ну а этого мне куда как мало. Теперь мне хочется знать о голубях всё!

И с жадностью набрасываюсь я на рассказы Марка Гроссмана — г о л у б и н о г о   о х о т н и к а   и   п о э т а.

Он даст почувствовать, он покажет своему читателю, откуда берётся эта страсть, эта любовь к голубям — любовь, тысячелетиями горящая в душе человека, наперекор врагам всякой поэзии, «человекам в футляре» — Козлам...

В и т а л и й   Б и а н к и

Только в утреннем свете родится,

Только в утреннем свете поёт,

К облакам устремляя полёт,

Птица-радость, волшебная птица.

В. Б и а н к и

Мы живём в двухэтажном небольшом доме. В нашей квартире есть отличный балкон, с которого далеко видно на север, восток и юг.

Неподалёку стоит старый, покосившийся домик, а около него — совсем маленький домишко, обитый жестью и выкрашенный в зелёный цвет.

В покосившемся домике живёт дядя Саша — слесарь цинкового завода. А в зелёном домишке — его голуби.

Каждое утро, перед тем как идти на работу, и вечером, возвращаясь с работы, дядя Саша поднимает своих голубей. В это время бесполезно разговаривать с дядей Сашей: он не ответит. Когда я устаю и больше уже не могу написать ни одной строчки, я выхожу на балкон и слежу за дядей Сашей и его птицами.

В детстве я держал голубей, деньги для их покупки и прокорма доставал продажей холодной воды в жарком южном городе. С тех пор у меня сладко щемит сердце всякий раз, как я вижу голубей.

Однажды молодой турман из зелёной голубятни сел ко мне на балкон, и дядя Саша, взбудораженный, появился в нашем палисаднике.

— Сделай милость, — сказал он, — шугани этого вертихвоста!

«Шугануть вертихвоста» не пришлось: он зашёл через балконную дверь в комнату и взлетел на мой письменный стол. Тут я его и взял.

Возвращая турмана, я рискнул дать дяде Саше несколько советов по части воспитания и обгона голубей.

Выслушав советы, он хлопнул себя ладонью по колену, широко рассмеялся и вдруг напал на меня:

— Несознательность какая!

Я растерялся:

— Как?

— Несознательность, говорю. Чистое безобразие!

— Да ты о чём?

— Ты должен держать голубей!

Я подумал и осторожно спросил:

— А как жена?

— Что — жена? — не понял дядя Саша.

— Жена что скажет?

Тут настала очередь думать дяде Саше. Он думал до вечера и предложил мне великолепный план.

На другой день я сказал жене:

— Хочу купить голубей.

Жена всплеснула руками:

— Что скажут соседи?

— Соседи скажут, что у нас голуби.

Жена вышла из комнаты.

Через пять минут она вернулась и сказала: