— Отлично. — Я даже улыбнулся от облегчения и смело сделал разрез. Из-под скальпеля выполз плотный ком пережеванной травы, с шумом вырвались газы и брызнула бурая жидкость.
— Черт! — взвыл я. — Это же рубец! Господи боже ты мой! — Грязный вал перекатился в брюшную полость и скрылся из вида. Я не сумел сдержать стона. Что это за штучки, Норман, черт вас дери?
Я почувствовал, что он трясется, как в ознобе.
— Да пошевеливайтесь же! — рявкнул я. — Давайте иглу. Живей, живей!
Норман вскочил, кинулся к импровизированному столику, вернулся и трясущимися пальцами подал мне иглу с длинным шлейфом кетгута. Я молча зашил разрез, который сделал не в том органе. Во рту у меня пересохло. Потом мы вдвоем схватили ватные тампоны, чтобы убрать содержимое желудка из брюшной полости, но значительная его часть уже стекла туда, куда мы не могли добраться. Массированное загрязнение!
Когда мы сделали все, что было в наших силах, я выпрямился, посмотрел на студента и с трудом прохрипел:
— Я думал, вы эти операции знаете, как свои пять пальцев.
— В клинике их делают довольно часто…
Глаза у него были испуганные.
Я ответил ему свирепым взглядом.
— Вы-то сколько кесаревых сечений видели?
— Ну… э… по правде сказать, одно.
— Одно! А рассуждали, как специалист. Но пусть и одно, что-то ведь вы же должны о них знать?
— Дело в том. — Колени Нормана заерзали по булыжнику. — Видите ли… Я сидел в самом заднем ряду.
Мне удалось придать своему хрипу саркастический оттенок:
— А-а! Так что толком ничего не разглядели? Так?
— Почти. — Он уныло поник головой.
— Щенок! — шепнул я злобно. — Дает указания, а сам ни черта не знает. Да ты понимаешь, что убил эту прекрасную корову? Перитонит ей обеспечен, и она сдохнет. Единственно, что мы еще можем, это извлечь теленка живым. — Я заставил себя отвести взгляд от его растерянного лица. — Ну, давай продолжать.
Если не считать моего первого вскрика, весь разговор велся пианиссимо, и мистер Бушелл только вопросительно на нас поглядывал.
Я улыбнулся ему — ободряющей улыбкой, как мне хотелось верить, — и повернулся к корове. Извлечь теленка живым! Легко сказать, но вот сделать? Мне скоро стало ясно, что извлечь его даже мертвым — задача чудовищная. Я погрузил руку поглубже под, как мне теперь было известно, рубцовый отдел желудка, и наткнулся на гладкий мышечный орган, лежащий на брюшной стенке. В нем находилось что-то огромное, твердое и неподвижное, точно мешок с углем.
Я продолжал исследование и нащупал характерные очертания заплюсны, упершейся в скользкую стенку. Да, бесспорно, теленок, но как же до него далеко!
Я вытащил руку и вновь уставился на Нормана.
— Но из вашего заднего ряда, — осведомился я со жгучей иронией, — вы все-таки, может быть, изволили заметить, что делают дальше?
— Дальше? А, да-да! — Он облизнул губы, и я вдруг обнаружил, что лоб у него весь в бисеринках пота. — Необходимо экстрагировать матку.
— Экстрагировать? Приподнять к разрезу, что ли?
— Да-да.
— Господи! Да это никакому Геркулесу не под силу! Мне ее ни на йоту не удалось сдвинуть. Вот сами попробуйте!
Студент, который разделся и намылился одновременно со мной, покорно запустил руку в разрез, и минуту я любовался, как он натужно багровеет. Потом он смущенно кивнул.
— Вы правы. Ни в какую.
— Остается одно! — Я схватил скальпель. — Сделаю разрез у заплюсны и ухвачу за нее.
Орудовать скальпелем вслепую, погрузив руку по плечо в темные коровьи недра и высунув язык от напряжения — что может быть кошмарнее? Меня леденила мысль, как бы ненароком не полоснуть по чему-нибудь жизненно важному, но, к счастью, примериваясь к бугру над заплюсной, я лишь раз-другой порезал собственные пальцы. И несколько секунд спустя уже ухватил волосатую ногу. Уф-ф! Все-таки зацепка.
Осторожно, дюйм за дюймом я расширил разрез. Ну, авось, он теперь достаточно широк. Но когда работаешь на ощупь, никакой уверенности быть не может. В том-то и весь ужас.
Однако мне не терпелось извлечь теленка на свет. Отложив скальпель, я вновь взялся за ногу, попробовал ее приподнять и тут же убедился, что с кошмарами еще далеко не покончено. Тяжелым теленок оказался неимоверно, и чтобы его вытащить, требовались очень мощные руки. Теперь в таких случаях у меня всегда рядом наготове какой-нибудь дюжий парень — раздетый, с обеззараженной по плечо рукой, — но тогда в моем распоряжении был только Норман.
— Давайте же! — пропыхтел я. — Попробуем вместе.
Мне удалось отогнуть заплюсну так, что мы могли оба разом ухватить ногу над копытцем, но все равно приподнять эту тяжесть к разрезу в коже стоило нам дикого напряжения.
Стиснув зубы, мучительно кряхтя, мы тянули, тянули, пока я наконец не сумел взяться за другую заднюю ногу. Но и тогда теленок не сдвинулся с места. От обычного трудного отела отличие было лишь одно: тянули мы его через разрез в боку. И когда, откинувшись, задыхаясь и потея, мы собрались с последними силами, меня охватило чувство, знакомое всем ветеринарам. Ну, зачем, зачем, зачем мне понадобилось делать эту жуткую операцию? Я от всего сердца, от всей души сожалел, что воспротивился намерению мистера Бушелла прибегнуть к услугам мясника. Ехал бы я сейчас тихо, мирно по очередному вызову, а не надрывался бы тут до кровавого пота. Но даже хуже физических мук, было жгучее сознание, что я совершенно не знаю, чего ждать дальше.
Тем не менее теленок мало-помалу поддавался нашим усилиям. Вот из разреза появился хвост, затем немыслимо массивная грудная клетка, а затем на одном рывке — плечи и голова.
Мы с Норманом плюхнулись на булыжник, теленок скатился нам на колени, и словно солнечный луч озарил кромешный мрак: он отфыркивался и тряс головой.
— Ну, прямо великан! — воскликнул фермер. — Да и боек.
Я кивнул.
— Очень, очень крупный. Таких крупных мне редко доводилось видеть. — Я ощупал новорожденного. — Ну, конечно, бычок. Обычным путем ему бы ни за что не протиснуться.
И тут же мое внимание вновь сосредоточилось на корове. Куда, во имя всего святого, девалась матка? Исчезла без следа. Я вновь принялся отчаянно шарить в брюшной полости. Мои пальцы тотчас запутались в клубке плаценты. О черт, самое ей место среди кишок! Плаценту я вытащил, бросил на пол, но матки все равно не нащупал. На одно пронзительное мгновение я представил себе, что будет, если я так и не сумею ее нащупать. Но тут мои пальцы задели рваный край надреза.
Насколько это было возможно, я приподнял матку к свету, и у меня екнуло сердце: разрез для такого огромного теленка оказался все-таки маловат, и по стенке в сторону шейки змеился длиннющий разрыв, конца которого не было видно.
— Иглу? — Норман сунул мне в пальцы новую иглу. — Стяните края раны, — буркнул я и начал шить.
Шил я, как мог быстро, и все шло отлично, пока я видел, что делаю. Но затем начались муки. Норман как-то умудрялся сводить края незримой раны, а я слепо тыкал иглой, вонзая ее то в его пальцы, то в собственные. И тут, к моему вящему отчаянию, возникло совсем уж нежданное осложнение.
Теленок встал на ноги и, пошатываясь, сделал первые шажки. Меня всегда умиляло, как быстро такие новорожденные начинают проявлять самостоятельность, но в данном случае она была явно излишней.
Ища вымя, по зову еще не объясненного инстинкта, теленок тыкался мордочкой в бок коровы, время от времени попадая головой в зияющую там дыру.
— Назад ему приспичило забраться, не иначе, — с широкой ухмылкой объявил мистер Бушелл. — Ну, боек! Вот уж боек!
Это излюбленное йоркширское определение вполне отвечало случаю. Я шил, прищурив глаза, стискивая зубы, и то и дело отталкивал локтем влажный нос. Но теленок не унимался, и с тоскливой покорностью судьбе я замечал, как всякий раз он добавлял к содержимому брюшной полости все новые и новые порции соломинок и грязи с пола.
— Вы только поглядите, — охнул я. — Как будто там и без того мусора мало!
Норман ничего не ответил. Челюсть у него отвисла, по забрызганному кровью лицу струился пот, но он продолжал сводить края невидимой раны. И в его неподвижном взгляде я прочел нарастающее сомнение: не свалял ли он большого дурака, решив стать ветеринаром?
В дальнейшие подробности я предпочту не вдаваться. Зачем терзать себя воспоминаниями? Достаточно сказать, что по истечении вечности я зашил разрыв матки до места, куда доставали мои руки, затем мы очистили брюшную полость, насколько это было возможно, и засыпали там все антисептическим порошком. Отражая непрерывные атаки теленка, я сшил мышцы и кожу, и наконец операция завершилась.
Мы с Норманом поднялись на ноги медленно-медленно, точно два дряхлых старца. Еще дольше я распрямлял спину, следя, как студент нежно растирает свою поясницу. Затем мы приступили к долгой процедуре соскабливания и смывания запекшейся на нашей коже крови и грязи.
