15 июня
Уже четыре гусеницы вьют коконы. Первая гусеница успела за ночь навить свой кокон. Ее теперь не видно. Я приложил ухо к «шалашику» из листочков и услыхал, как она продолжает вить свой кокон.
17 июня
Коконов стало больше. Первый кокон стал твердым, кремовым. Прикладывал ухо к кокону. Слышно очень плохо — гусеница устала.
18 июня
Только две гусеницы-обжоры едят листья, остальные завивают коконы. Прикладывал ухо к коконам — слушал. Первая и вторая гусеницы не шевелятся. Они окончили завивку своих коконов.
19 июня
Начали завивать коконы последние гусеницы-обжоры.
21 июня
Приходил Володя. С ним проверяли на слух, завивают ли гусеницы коконы, но ничего не было слышно. Володя хитер на выдумки — предложил использовать кошку как более чувствительный слуховой «инструмент». Он меня уверял, что «кошка слышит в десять раз лучше, чем человек». А потом он заявил: «Коконы стали плотные, сухие; гусеницы их пропитали какой-то жидкостью, она засохла и не пропускает звуковые волны. Поэтому мы с тобой не слышим шороха». Я согласился с Володей и принес с кухни кошку. Стали прикладывать к уху кошки коконы первых завивок. Кошка мурлыкала от удовольствия, терлась головой о наши руки, не обращая внимания на опыты. Когда дошла очередь до Коконов с гусеницами-обжорами, кошка зашевелила ушами, завертела кончиком хвоста. Володя толкнул меня легонько локтем и радостно зашептал: «Видишь, «инструмент» показывает, что гусеницы еще вьют коконы». Только он успел прошептать, как кошка цап! — и ухватила острыми когтями кокон. Мы еле отняли — она не давала и царапалась. Я заругал Володю, а он смеялся и выкрикивал: «Наука требует жертв!» В свое оправдание он говорил: «У твоей кошки сильно развито возбуждение и слабо развита торможение. Ты ее наказывай — развивай торможение». Теоретик этот Володька.
23 июня
Наблюдаю — ничего не видно. Писать в дневник не знаю что. Когда увижу интересное, тогда и запишу.
25 июля
Сегодня вечером увидал, что на стене сидит огромная бабочка. Я сразу догадался, что это шелкопрядная. Осмотрел все коконы и нашел один кокон с большим отверстием, значит вышла бабочка из него. С радости позвал к себе юннатов.
26 июля
Вышли уже четыре бабочки. Они очень красивы. Блестяще-рыжеватые с зеленовато-коричневым оттенком, со слюдяными круглыми окошечками на крыльях.
27 июля.
Бабочки сидят в большой коробке, которую я истыкал шилом, чтобы они дышать могли. На стенах бабочки отложили много яичек. Сегодня я унесу в школу коробку с шелкопрядами.
Это первые бабочки, вышедшие из гусениц, питавшихся листьями березы.
Как уже было сказано, все давно забыли гусениц, выброшенных Женей Ожеговым за окно. А шелкопряды сами напомнили о себе. И как напомнили!
Рядом с Женей жил один аспирант, который несколько лет подряд писал безуспешно какую-то диссертацию. Бывают такие незадачливые ученые, которые выбирают тему для своей диссертации, не думая о том, какую пользу она принесет людям. Этот аспирант однажды сидел за письменным столом до поздней ночи и сочинял новую главу своей монографии. Во всей округе была освещена одна его комната. И вот вышедшая из Кокона бабочка полетела на свет его окна.
Она впорхнула в распахнутые створки и закружилась, забилась вокруг настольной лампы.
Хозяин комнаты вначале растерялся, а потом, увидев, как оригинально расцвечена бабочка, начал ее ловить, гоняться по всей комнате.
Когда бабочка вылетела в окно, он побежал за ней на улицу. И увидел еще несколько бабочек. С фонарем и сачком в руках он носился с удивительной быстротой по двору и саду, выкрикивая:
— Чудесные создания природы! Открыт новый вид насекомых в Кировской области!
Вот поймана одна бабочка, вторая, третья. Они уже в садке — напрасно стараются из него вылезти.
А Женя Ожегов преспокойно спал в своей кровати и видел сны. Соседи же, разбуженные неистовыми криками «ученого», застыли у своих окон.
Богобоязненная старушка крестилась и сокрушенно шамкала:
— Уж не спрыснуть ли его святой водицей? Говорят, что водица-то от бесовой силы помогает.
А тот продолжал бегать и подпрыгивать, ловко работая сачком и размахивая фонарем.
— Я назову новый вид бабочки своей фамилией! — кричал он. — Успех диссертации обеспечен.
Старушка, дрожа от ночной прохлады, крестилась и все сокрушалась:
— Ах, батюшки, как его нечиста-то сила носит — и по цветам и по кустам! Какую-то все насекомую ловит. Видно, это бес ее сюда послал… Помоги ему, царица небесная, наша заступница, исцели его…
После окончания ловли счастливец просидел всю ночь: листал определитель насекомых по отряду ночных бабочек. Он улыбался и вслух выражал свою радость:
— Десять лет безуспешной работы, и вдруг счастливая случайность компенсировала все мои труды!
Утром жена нашла его спящим в кресле. Он навалился грудью на стол, обхватил руками садок с бабочками, толстую книгу и чернильный прибор. Голова его склонилась на плечо, по лицу разлилась блаженная улыбка…
Через некоторое время аспирант пришел к нам в кружок юннатов. Он держал в руках номер «Кировской правды» и растерянно смотрел на нас. В газете было напечатано коротенькое сообщение о нашей работе с дубовым шелкопрядом. Успокоившись, он осмотрел наши коллекции, коконы, гусеницы, корм, на котором мы их выкармливали.
Рассматривая живых бабочек, он качал головой и уныло говорил:
— Точь-в-точь мои…
Этим же летом трое юннатов получили второе поколение шелкопряда. Бабочки отложили яички, а сами умерли. Из яичек через двенадцать дней вышли червячки (или гусеницы первого возраста). Новые червячки уже не испытывали голода. Юннаты старательно их кормили. Каждый день приносили букеты из свежих березовых веток и ставили их в бутылки с водой. Гусеницы ползали по букетам и поедали листья.
Юные шелководы радовались второму поколению шелкопряда. Но радость их была непродолжительной. Наступил сентябрь, дни становились короче, а ночи холоднее. Листья на деревьях, начали желтеть, приближался листопад… И хотя времени для завивки коконов оставалось совсем мало, положение становилось критическим — ведь гусеницу не поторопишь: она соблюдает свои сроки, ей нет заботы, что листья опадают, что корм исчезает.
Как же быть? Мы собрались, чтобы обсудить создавшееся положение. После долгих споров решили, что выход один: надо отыскать такие съедобные листья, которые опадают намного позже березовых.
Володя сказал, что у них много сирени и она до сих пор стоит зеленая, совсем как летом.
— Сирень мы пробовали, — возразил Вадик.
Тогда вспомнили о дубе.
— Как это мы забыли о нем? — воскликнул Женя. — Ведь шелкопряд-то у нас дубовый!
— Это все хорошо, — сокрушенно произнес Вадик — он очень сильно переживал голод шелкопрядов. — Но ведь через три-четыре дня опадут и они.
Думали-думали, спорили-спорили и решили листья дуба заготовить впрок. Заготовлять их пошли прямо после окончания собрания. Дуб рос по соседству с квартирой Славика Ветошкина. Нам разрешили рвать листья сколько угодно.
Ребята лазили по дубу, срывали зеленые листья и бросали вниз, где их товарищи складывали корм в корзины. В конце концов насобирали три корзины и решили, что хватит. Но вот беда: как сохранить листья зелеными? Опять стали горячо обсуждать.
— А что, если сделать из них силос? — предложил Славик.
Это предложение было принято с энтузиазмом. Дети отыскали небольшую бочку, сложили в нее листья, залили водой и закрыли деревянным кругом, положив на круг тяжелый камень.
Силос не получился, но листья шелковичные черви ели.
Выпал первый снег. Другим ребятам он доставил много радостей, наши же юннаты печально глядели на второе поколение шелкопряда, а оно не торопилось завивать коконы. Ползают наши червячки и невозмутимо поедают листочки. А листочков в бочке становится все меньше и меньше. С трепетом все мы каждый день ожидаем коконов, а их нет и нет. Последние листочки докармливаем, а гусеницы и не думают завивать коконы.
Как выходить из положения? Мы снова собираем кружковцев. Приходят все, кроме Ожегова. Снова обсуждаем вопрос о корме.
— Теперь и листьев никаких нет на деревьях, — говорит Володя Кондратьев.
Ребята молча вздыхают. У всех одна и та же мысль: смерть пришла шелкопрядам, конец работе и надеждам. Ничего не можем придумать. Так и расходимся. Кто-то предлагает навестить Женю: уж не заболел ли он?
