Ознакомительная версия.
Наконец, все закончилось. Я взял лук и ушел с поля битвы… Э-э-э-э… С балкона. Пошел в ванную и побрился налысо. С лысой головой было очень непривычно, но прикольно. Дреды оттягивают кожу на голове, они же тяжелые, особенно когда в них бисер, бусины, монеты и всякая всячина (я не говорю о случайно попавших в прическу объектах). Когда я закончил, то почувствовал себя легче, светлее, я все еще был собой, но уже ближе к роду человеческому.
И снова хочу сказать, что умение оглядываться назад и вспоминать – гениальная способность существа по имени «Человек», и ее с гордостью нужно использовать. Я должен соответствовать большинству рок-н-ролльщиков. Теперь я лысый, и я сделал это достойно. Не «они» заставили меня резать дреды, а я сам решил кардинально поменяться, чтобы забыть все, что было до.
Я не мог тянуть с походом в приют. Мое вранье, что «я мимо проходил», было, как мне кажется, неверной стратегией в общении с Одри, когда она сидела напротив и смотрела на меня с искусственной, как будто приклеенной, улыбкой на губах. На этот раз, черт побери, эта работа стала моей.
Преграды и препоны, монстр и 45 поцелуев
Я довольно неуютно чувствую себя, если на меня давят, или когда оказываюсь в непривычной новой среде. Пожалуй, это главный страх большинства актеров. В 7-м классе я перешел в новую школу и впервые там столкнулся с такими вещами, как расписание, сроки, шкафчики, кодовые замки, и еще меня пугала школьная нагрузка. Я нервничал в школе целый день, по восемь минут подбирал шифр к замку своего ящичка, бился насмерть за учебники по математике, карандаши, транспортиры и прочую канцелярскую дребедень, и – БАХ! – однажды я проколол себе руку карандашом и сломал его. Я перенервничал, потому что из меня вытекла целая река крови, пока я стоял у своего школьного ящичка; потом меня успокаивала медсестра, говорила, что, в общем-то, бояться мне нечего, но добавила, что, возможно, я подарил себе возможность сделать первую татуировку. Еще она сказала, таких моментов может быть больше! И она оказалась права – сейчас на моей правой ладони красуется доказательство неумения ориентироваться в чем-то новом и незнакомом.
Первый рабочий день в ОЗЖ был немногим лучше. Я мучился от страшного похмелья, нервничал из-за новой работы (помните, я наврал на собеседовании, что у меня есть опыт волонтерства), а накануне я принял адскую смесь из сиропа от кашля, травы и вина, чтобы просто уснуть. Но, несмотря на то что как только я вошел в приют, мне дали обучающие материалы и различные инструкции, где пошагово были описаны мои обязанности на весь рабочий день, паниковать я меньше не стал. Положительным в этот день было то, что с утра до пяти вечера я был настолько занят, что мне некогда было страдать из-за допущенных ошибок, а их был миллион.
Урок изучен. Когда ты заходишь в логово дракона (в клетку к зверью, в этом смысле), животные орут и сводят тебя с ума, а накануне ты часов пять провалялся в отключке на полу, ты понимаешь, что с наркотиками нужно завязать. Или хотя бы подобрать что-то более легкое. Все это происходит моментально, а потом остатки сознания добивают запахи: у кошачьей и собачьей зон он свой, у прочего зверья – тоже, а все вместе они дают невероятное дикое смешение «ароматов».
Первая моя работа было связана с собаками. Элисон, моя наставница, была в ответе за любое мое действие. И она могла быть очень вспыльчивой, и об этой ее особенности я узнал довольно быстро. Я все время потел и волновался. Облицованная кафелем комната была огромной, а окна располагались под потолком на дальней стене. Длинная низкая перегородка разделяла помещение на две части, чтобы псы не могли видеть друг друга. Помнится, по обе стороны от этой перегородки было по 12 собак. Металлические перемычки разделяли пространство: если в приюте собак мало, такое приспособление позволяло сгонять их в одну сторону и кормить в одном углу, а в другом в это время мыть и чистить. Ну а когда приют был забит до отказа, то эта стена выполняла свою непосредственную функцию – отделяла животных друг от друга. В свой первый рабочий день я трудился в этой зоне, обутый в калоши, одетый в шорты и зеленую рубаху с логотипом ОЗЖ. Влажность стояла такая, что было трудно дышать, а вонь от животных усугубляла ситуацию, поэтому еще до обеда я помирал раз двенадцать. Было ощущение, что звери знают, что я новичок в этом болоте. Я умудрился случайно выпустить нескольких псов из загонов, и пока я догонял их, спотыкаясь в неудобных калошах, представлял, что это собачий бунт: сбежавшие бунтовщики ломятся к своим соседям и наслаждаются содеянным, как Пол Ньюман в фильме «Хладнокровный Люк». Потом я долго не мог их отловить и прицепить поводки к специальным ошейникам. Эти поводки действуют наподобие лассо: они перекидываются через спины на плечо, а пойманный таким образом пес выглядит как какой-нибудь храбрый генералиссимус из стран четвертого мира. Из остального персонала я сразу же выделили «фронтовиков» – Сьюзен, Дастин Ким и моя грозная наставница Элисон: они были настолько уверены в своих действиях, что играючи справлялись с огромными разъяренными псами и невыносимыми одичавшими котами. Я даже завидовал этим ребятам и восхищался их отточенными движениями и ловкостью, в то время как у меня самого банальные миски с едой выскальзывали из рук.
– О, Боже! – раздраженно сказала Элисон, когда я в очередной раз не смог поймать поводок, – как будто ты никогда раньше этого не делал!
– Ну… Я…
– Неважно, просто делай и все!
Остаток дня прошел как в тумане.
Первые полгода пролетели незаметно, я вкалывал и физически, и эмоционально.
Во главе угла у Общества защиты стояло животное. Я начал работу «на задворках». По утрам мы чистили клетки, кормили «питомцев», готовили «комнату встреч» животных с потенциальными хозяевами. Все делалось быстро. Общение с животным ограничивалось теми несколькими минутами, когда ты открывал клетку, чистил ее и ставил миску с едой, забирал ее. У нас было не более трех часов, чтобы покормить-помыть-привести в порядок животное перед открытием приюта. Свободного времени не было вообще. Курить получалось, пока бежишь на задний двор с едой для свиней и кур. Вскоре я перешел на более привилегированную должность: если до этого я трудился за кулисами, то теперь стал работать на сцене: принимал бродячих и одичавших животных, регулировал посещения хозяев, чьи животные по каким-либо причинам были приведены в приют, а также рассматривал кандидатуры новых опекунов. Но больше всего я любил моменты, когда наши питомцы получали возможность уехать из приюта в новую семью.
Обычно в конце рабочего дня мы собирались у одного из коллег, чтобы отдохнуть и восстановиться после тяжелого дня. Адреналин бил из нас весь день, прожигая дыры в «крышах» (в головах, мозгах – называйте, как хотите). И теперь, вечером, нам нужно было эти дыры залатать чем-нибудь химическим, которое к тому же и на ноги нас сможет поставить. Обычно мы ходили к Лонни, он был главным на передовой. Там мы напивались вдрызг, а после я у него мылся. Делал я это потому, что практически сразу после перехода на работу в приют я переехал в сарай, где не было водопровода. После я отправлялся на репетицию.
Те дни были действительно насыщенными и невероятными. Я больше не хотел работать, чтобы просто приносить домой энную сумму денег, я хотел заботиться о кошках и собаках, поддерживать их, чистить, мыть, убирать, кормить, находить для них новые дома и конечно же помогать выстраивать отношения с новыми хозяевами. А еще мне хотелось узнать как можно больше о каждом животном, которое оказывалось в моих руках, хотелось их всех защищать и любить.
Речь шла не только о том, чтобы научиться выполнять свои обязанности, но делать это искренне, с состраданием к каждому животному. И в то же время не вредить себе или хотя бы чувствовать себя нормально, потому что каждый день тебе приходится выбирать между жизнью и смертью. Кажется, уже в первый свой день я почистил крематорий, а потом отправил туда первого питомца. И именно в этот первый день и даже час я узнал, что такое запах мертвого животного. В конце концов, дело было летом. Раздавленный под колесами авто зверь «дозрел» быстро.
Работа в приюте учит вести «окопные войны», то есть всегда надо быть начеку, чтобы немедленно среагировать, потому что, если хоть на секунду отвлечешься, то вернуться на место будет очень не просто. Сразу после начала работы в приюте придется учиться проводить процедуру эвтаназии. Приходится быстро привыкать к смерти, потому что приют не хочет тратить время на животного, если по его состоянию и так понятно, что оно в любом случае отправится в крематорий. Примерно так же понятно по состоянию новорожденного, будет он жить или умрет. Легко представить работника приюта бесчувственной машиной или роботом. Но намного сложнее понять, что это не так. Я никогда не встречал людей, которые так бы отдавались своему делу, так бы беспокоились о животных. Приютские работники – люди особенные: изо дня в день они помогают несчастным зверям, но в тоже время находят силы на убийство своих «питомцев».
Ознакомительная версия.
