ПРО «МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ»
Знакомство
Третий курс обучения — это начало специализации. Каждый студент поступил на интересующую его кафедру, начались спецкурсы. Пора окончательно определиться с научными интересами, выбрать объект работы, тему курсовой и пахать, пахать и еще раз пахать.
За окнами сентябрь, в большой аудитории лекция для всего курса — что-то такое диалектическо-материалистическое, то есть самое время потрепаться на более занимательные темы. Мы с приятелем сидим на галерке, и он допытывается, чего же я все-таки собираюсь делать на своей зоологии позвоночных. А я только что прочла книгу канадского естествоиспытателя Фарли Моуэта «Не кричи «Волки!» и просто ею околдована. Посему ничтоже сумняшеся отвечаю, что, мол, буду волков изучать, ты не представляешь себе, насколько это интересные звери! Мне резонно возражают, что заниматься этим можно только в заповеднике.
Да, это я как-то упустила из виду, но цели поставлены, задачи ясны, так что за работу, товарищи. Начинаю бегать по кафедре и приставать ко всем к кому можно и нельзя с просьбой: дайте сделать курсовую на волках. Научные сотрудники — народ вежливый, потому барышню с такой бредовой идеей не посылают «от винта», а пытаются вразумить. Дескать, заповедник — это романтично, но никак не для девушки-москвички, там ведь полное самообслуживание: дрова колоть, печь топить, сплошная рутина, а волчий хвост хорошо если два раза в год и увидишь. Но я уперлась — хочу изучать волков, и вообще это важная народно-хозяйственная тема. Меня бьют с моих же козырей: тогда займитесь архивами охотинспекции — тема борьбы с хищничеством волка есть задача архиважная и архисложная. «Не хочу и не буду, хочу живых изучать, а не протоколы отстрелов!»
Наконец, мой кафедральный руководитель В. М. Смирин, очень мягкий и душевный человек, великолепный художник-анималист, не выдерживает моего нытья. «Вот что, в виварии университета есть волки, но эту работу ведут на кафедре физиологии высшей нервной деятельности. Руководит ею Леонид Викторович Крушинский, я переговорю с ним. Если он согласится, можете делать работу там».
Похоже, не видать мне волков. Крушинский — заведующий лабораторией, член-корреспондент Академии наук СССР, ученый с мировым именем — вот только девицы-курсовички с чужой кафедры, да еще и с другого отделения факультета, ему и не хватает для полного счастья, а то ему больше делать нечего. Хожу как в воду опущенная…
Ура, есть надежда — мне разрешили прийти! На меня посмотрят, на что я гожусь. Бегу в виварий, Крушинского еще нет, будет позже, а я пока знакомлюсь с Марией Николаевной Сотской (она непосредственный руководитель исследований) и двумя девушками, Анной и Шуриком. Они уже работают с волками — вот счастливые.
Идем знакомиться со зверями. По клетке кружат четыре красавца. Как же они хороши и как не похожи друг на друга! Один волк с темной спиной, волчица почти рыжая с чернью, двое светло-серых… А глаза! О, про глаза волка можно писать стихи и петь песни! Их прозрачная глубина затягивает, они не отпускают ни на секунду, с показным безразличием следя за каждым твоим движением. А цвет их можно сравнивать лишь с драгоценностями: дымчатый топаз, золотистый топаз, янтарь всех мыслимых оттенков, хризолит…
Завороженная, я сделала шаг вперед. «Куда?! — рявкает одна из девушек, — это матерые, порвут. Пошли, мы тебя с прибылыми познакомим». Вот спасибо книгам, я хоть знаю, что матерый волк старше двух лет, прибылой родился в этом году, ну а переярок в прошлом.
Идем дальше. В заросшем вишнями дворике за сеткой мелькают тени. Еще четверка волков. Мои провожатые отпирают калитку: «Заходи и запоминай, кого как зовут. Это Куцый, он тут вожак, большая светлая волчица — Вита; волчица, похожая на Куцаря, — Майна, его сестра, а темный, самый осторожный, — это Макар». Стоим во дворике, волки отбежали от калитки и с опаской выглядывают из зарослей. При этом они постоянно перемещаются. Девушки подходят к ним, и я впервые вижу, как волки приветствуют своих. Они припадают к земле, извиваясь всем телом, виляют хвостами, подпрыгивают, лижут руки и лица и при этом не забывают поглядывать на меня. Эта пляска восторга продолжается минут пять, после чего звери опять исчезают в кустах.
«Ладно, — говорят мне, — волчатам надо к тебе присмотреться. Вот садись и жди. Когда захотят, подойдут сами. Можешь негромко с ними разговаривать, но не приставай. Ясно? А мы пошли, еще дел по горло».
Я остаюсь одна. Сижу, смотрю на волков — неужели мои мечты сбылись и я смогу каждый день видеть их и общаться с ними так же свободно, как Анна и Шурик?! Вечереет, волки видны уже тенями. Они без устали продолжают скользить по двору, то примутся играть на полянке, то носятся по кустам, то отнимают друг у друга старую кость. А на меня и внимания не обращают! «Ну подойдите, пожалуйста, — молю я про себя, — вы мне так нравитесь, мне так хочется дружить с вами!»
И вдруг, точно услышав мой зов, из темноты вылетает светлая волчица и тычется носом в мои руки. «Вита, — шепчу я тихонько, — какая ты чудесная!» Очень плавно кладу ладонь ей на голову и робко глажу, а она смотрит мне в глаза, и пасть ее растягивается до ушей. Я понимаю, что она мне улыбается, и глажу уже смелее. Секунду спустя Вита исчезает в кустах, но счастье мое беспредельно. Потом подходят и другие, но Вита навещает меня чаще прочих, и я уже смело глажу ее голову и чешу, как показали, уши. Похоже, мы нравимся друг другу все больше.
Мое идиллическое уединение нарушает какой-то мужчина. Он в годах, хотя и не старик, одет в темный, явно неновый плащ. Подошел и смотрит из-за сетки, минут пять так простоял. Я оглянулась, но поскольку мне он не мешал, то опять заворковала с Витой. И тут на тебе, все-таки этому дяденьке не стоится спокойно: «А вы, девушка, что здесь делаете?» Приосаниваюсь и гордо роняю: «Я работаю с волками, а вы напрасно здесь стоите, здесь посторонним находиться запрещено!»
Мой визави отвечает совершенно спокойно и даже дружелюбно: «Да я вообще-то не посторонний, меня зовут Леонид Викторович Крушинский, а вы, надо полагать, Лена Мычко?» Хорошо, что во дворе уже стемнело, поскольку от стыда за свое фанфаронство я покраснела буквально до слез.
Однако Леонид Викторович недаром был великим психологом. За мою дурь меня даже не отчитали, а позволили действительно начать работать с волками. Первый день из десяти интереснейших лет моей жизни был днем знакомства с жизнерадостной волчицей Витой и мудрым человеком Леонидом Викторовичем.
Теоретики
На Биофаке обучение велось по двум потокам: первое отделение называлось «Физиология и биохимия», второе — «Зоология и ботаника». Не надо быть великим мудрецом, чтобы догадаться, что студенты этих отделений друг друга несколько чурались. Нет, разумеется, никаких стычек и грубостей. Но…
Студенты первого отделения гордились тем, что занимаются «чистой наукой», то есть тонкими экспериментами, лабораторными исследованиями, и проникают в сущность живого аж до молекулярного уровня. А студенты второго отделения, в свою очередь, ко всей этой высокой науке in vitro (дословно «в стекле», «в пробирке», «в искусственных условиях») относились свысока, изучая живых существ in toto («целиком», «неповрежденными») и in vivo («в естественном состоянии»), проводя в поле, то есть в экспедициях, по много месяцев.
Первое отделение, устав двигать науку вперед, выходило в рекреации факультета в крахмальных халатах в талию и курило заграничные сигареты. Второе отделение грохотало по беломраморным лестницам ношеными кирзачами, распахнув засаленные ватники и дымя «Примой», а лучше того, «Беломором». Как вы понимаете, любовь не получалась, в лучшем случае нейтралитет.
— Полевики, мужичье, девятнадцатый век! — морщили носики на первом отделении. — Какая наука может быть в заповедниках? Там же лампы керосиновые и вообще…
