Начиналась привокзальная площадь, народу становилось все больше. Машины шли сплошным потоком, и Щен еле успел перебежать на другую сторону.
Рыжик оглянулся в последний раз и скрылся в здании вокзала. Тогда Щен тоже взбежал по ступенькам и, путаясь среди множества чужих ног, сумок и чемоданов, поспешил за хозяином.
Рыжик вошел в вагон, бросил портфель на полку и стал у окна, оглядывая платформу. Его томила тревога об убежавшем Щене, но он успокаивал себя, что Борис все-таки найдет его в сквере: наверное, он побежал к Музыканту поделиться своим горем…
Уже из вагона попросили выйти провожающих, уже спутники Рыжика обменялись первыми неопределенными фразами насчет погоды, а радио заиграло: «Едем мы, друзья, в дальние края… «
И вдруг Рыжик увидел Щена. Он сидел на платформе у самых колес и облизывался.
Рыжик протер глаза, ринулся в коридор, спрыгнул на перрон, схватил Щена в охапку и вскочил в тамбур в ту самую минуту, как поезд плавно тронулся.
Он в сердцах крепко шлепнул Щена, но тот даже не взвизгнул, только крепче прижался к нему.
Щен очень понравился попутчикам Рыжика. Всем хотелось его погладить и угостить, но Рыжик не позволил.
— Пусть сидит в углу, — сказал он сурово, — искупает свою вину!
И Щен послушно уселся в углу полки, а сердитый Рыжик закрылся от него газетой «Советский спорт».
Позже, когда стали разносить чай и ужинать, Щену все-таки перепал кусочек вкусной колбаски от соседа-полковника. Рыжик сделал вид, что ничего не заметил. Уже перед самым сном он вытащил пирожок с мясом и дал Щену, а потом они легли спать. Щен забрался к Рыжику под одеяло, но полка была узкая, а Рыжик весь как будто состоял из одних острых углов. Поэтому Щен сказал сердито:
— Рыжик, ты опять заехал локтем мне в нос!
— Еще и не то будет, — проворчал Рыжик, а Щен продолжал обиженно:
— Уж если ты не можешь обойтись без меня даже в командировке…
Рыжик охнул и приподнялся на локте.
— Такого наглеца… — начал он, но вдруг засмеялся и закутал Щена в край одеяла.
— Все-таки, когда вернемся домой, я тебя выпорю, — пообещал он и слегка дернул его за хвост.
… На станции в райцентре «Озерное» их встретили дождь и машина, которую звали «газик». Рыжик сел на переднее сиденье и пристроил Щена на коленях, так что ему была видна и желто-серая проселочная дорога, и голубые поля льна, и упругая, зеленая стена колосьев.
Рыжик объяснил Щену, что к осени колосья созреют и станут совсем желтыми. Их соберут, обмолотят, смелют на мельнице в муку, отправят в пекарню и испекут ту самую свежую булку, которую они так любят есть с молоком. А лен тоже соберут, потеребят, обмолотят, вымочат в росе, высушат, и он превратится в волокна, из которых делают разные красивые ткани, укрывающие от холода людей.
«Как это все сложно!» — подумал Щен, ощутивший даже некоторую робость при мысли, что тот кусок булки, который Рыжик ему крошит в молоко, добывается с таким трудом.
И тут он увидел внизу, в долине, покрытой густой зеленой травой, странных животных. Они были, как показалось Щену, очень большие и разноцветные — серые, бурые, пятнистые с тяжелыми головами, украшенными двумя заостренными палками.
— Рыжик, кто это? — спросил Внутренним Голосом Щен. — И почему у них на голове палки?
— Это не палки, а рога, — пояснил Рыжик. — Они не деревянные, а костяные. Животные называются коровы; они дают молоко, которое мы с тобой пьем. А вот это, видишь, огромный участок? Там растет сахарная свекла. Из нее делают сахар, а из сахара — конфеты, которые ты вечно выпрашиваешь.
«Из свеклы — сахар, из сахара — конфеты, — думал Щен. — Наверное, это ужасно трудно. Гораздо лучше было бы сажать конфеты в землю, чтобы они росли, как вот эти колосья. Странные все-таки люди, ни до чего не могут додуматься. Тогда каждый щенок мог бы прибежать и поесть вволю!»
— Приехали! — сказал шофер, останавливаясь у двухэтажного кирпичного здания с надписью: «Дом приезжих колхоза «Маяк».
Рыжик взял портфель в одну руку, Щена в другую и взошел на крыльцо. Потом он поговорил о чем-то с толстой старухой, которую звали «дежурная», пошел с Щеном по коридору и отпер дверь.
Комната была небольшая, чистая, в ней стояли кровать, застланная белым покрывалом, стол с двумя стульями, зеркальный шкаф и вешалка. На полу лежала разноцветная дорожка. Рыжик посадил Щена на дорожку, вымыл руки, пригладил перед зеркалом волосы, достал из портфеля блокнот и кусок колбасы. Колбасу он дал Щену, налил в блюдечко воды и велел сидеть смирно и ждать, пока он не вернется.
Но только Рыжик взялся за дверную ручку, как дверь отворилась сама и в комнату стремительно вошел высокий парень с очень маленькой головой. Щен уставился на него с восторгом: парень был в голубых брюках, желтой куртке, красно-зеленом шарфе и лиловом берете, сдвинутом на правое ухо.
— Вы будете специальный корреспондент журнала «Зеленя»? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — В таком разе прошу меня выслушать с углубленным вниманием, поскольку я являюсь тут представителем научно-технического прогресса.
— Но… — начал было несколько ошеломленный Рыжик.
— До начальства еще успеете, начальство для специального корреспондента всегда на месте. Вы сперва послушайте голос трудящихся масс, которые режут правду-матку в глаза! — прокричал парень и, выдвинув из-за стола стул, плюхнулся на него.
Рыжик вздохнул и тоже сел.
— Режьте! — сказал он.
— Кого? — удивился парень.
— Правду-матку, — сказал Рыжик и положил перед собой блокнот.
— Представляешь, какое дело, — перешел на «ты» парень и, наклонившись к Рыжику, несколько понизил голос. — Не дают, бюрократы, дороги почину!
— Какому почину? — спросил Рыжик, щелкая рычажком авторучки.
— Беспропольный метод возделывания свеклы, — отчеканил парень, и Рыжик понял, что про себя он произносил эти слова не менее тысячи раз. Соображаешь?
— С трудом.
— Чудак! Дело проще пареной репы. Весной сеют эту самую свеклу. Так?
— Ну?
— А потом сколько возни с ней, будь она неладная… Одна прополка, вторая, прореживание, шаровка… Сколько нужно рабочих рук? А в масштабе всей страны? То-то! А что я предлагаю? Посеяли — и пусть растет сама по себе, никаких обработок! Конечно, первый год урожая не жди — бурьяном все зарастет. Но какие-то экземпляры выдюжат! Их-то и надо оставлять на развод. Семя от них — вот она, беспропольная свекла!
— Минуточку, — сказал Рыжик, болезненно морща лоб. — По-моему, это просто халтура.
— Это как посмотреть, — обиделся парень. — Ты возьми в толк: произойдет естественный отбор! Не какие-нибудь там с ученых делянок сорта, на которые дунь — и завянет! А тут тебе что? Свекла — богатырь! Любые бурьяны перешибет! Вот что я предлагаю. И за такую инициативу мне выговор! Это ли не зажимщики?!
— Ересь какая-то, — сказал Рыжик и посмотрел на часы. — И что это тебе взбрело?
— И ты меня не понял, — сокрушенно вздохнул парень. — Пойду выше! гаркнул он.
Почуяв угрозу в голосе незнакомца, Щен залился лаем.
— Этот еще откуда взялся? — возмутился парень. — А ну, брысь отсюда, бобик!
— Он со мной, — сказал Рыжик, сажая Щена на колени.
— Ай-яй-яй, какой песик, — мгновенно умилился парень и, сообразив что-то, шепотом спросил: — Для нюха возишь?
— Угу, — буркнул Рыжик.
— Слушай, — тон парня стал заискивающим и просительным. — Выпрут ведь меня из бригадиров. Присоветуй что-нибудь! Прополку я сорвал, между прочим…
— Ну уж, — развел руками Рыжик, — тут я тебе ничем помочь не могу. Извини, мне позвонить надо. Телефон в коридоре?
— В коридоре, — вздохнул парень. — Цивилизация до номеров не дошла…
Рыжик вышел, оставив парня наедине с Щеном. Тот, сидя на дорожке, взирал на парня с благожелательным любопытством.
— Вот такая она жизнь, песик, — сказал парень и пригорюнился. Прихожу я к ним и говорю: где мы находимся на данном этапе? В самом что ни на есть середнем колхозе. Только что название «Маяк», а какой от нас свет? Одно достижение, что планы поставок выполнили, а иного прогресса не видно. За десять лет хотя б какой завалящий почин выдвинулся! Только и знаем, что посевные да уборочные. Дайте, говорю, моей бригаде выступить с каким-нито знаменитым начинанием! Какое, говорят, начинание, когда свекла у тебя, что африканские джунгли — без топора к ей не подберешься! Убеждал я их по-всякому. Новую агротехнику, говорю, изобрел, непреходящий почин! Смеются и руками машут… Ладно, думаю, отсмеются — поймут. Ан нет, выговор влепили! Теперь я тебя спрашиваю, песик, — какой в подобной атмосфере может быть прогресс?
Щен только таращил глаза. Он ничего не понимал из этого потока шумных слов, кроме того, что парень что-то просит, а ему не дают. Щену стало жалко парня, который так кричал и суетился.
