Ознакомительная версия.
И категорически запретили даже думать о переезде.
Но я все равно уехала. Проснулась как-то утром через неделю после его отъезда, поняла, что больше не выдержу ни дня без любимого, быстро покидала в рюкзак необходимые вещички, взяла деньги и документы и отправилась на вокзал. Родителям оставила записку, чтобы особо не волновались. Купив билет до Москвы, сразу позвонила Петру. И он обрадовался! А я думала, ругать будет.
Петр встретил меня на вокзале и сразу отвез к себе. Он жил в трехкомнатной квартире обычного девятиэтажного дома возле метро «Нахимовский проспект». Как только мы переступили порог, он кинулся меня раздевать, без конца повторяя:
– Моя маленькая Танья! Моя принцесса! Как хорошо, что ты решилась и приехала! Я тут с ума по тебе сходил! Я без тебя, оказывается, жить не могу! Я уже сам хотел мчаться за тобой и украсть, если родители добровольно тебя не отпустили бы!
Он лихорадочно целовал меня, потом потащил в спальню.
Что это была за ночь! Мы не спали ни одной секунды и не разжимали объятий до утра. Но писать об этом не хочу! Он был моим первым мужчиной, я по-настоящему любила его. Поэтому пусть интимные подробности нашей любви останутся лишь для меня.
– Мне на работу! – опомнился Петр в семь утра.
– Не ходи сегодня, – прошептала я, лежа на его плече и не в силах даже поднять ресниц.
– Я должен, – ответил он и мягко высвободился из моих объятий.
Пока Петр находился в ванной, я встала, накинула шелковый халатик и приготовила чай, накрыв стол на кухне. Петр удивился и обрадовался, увидев, как ловко я хозяйничаю. Выпив чашку чая и съев бутерброд, он поцеловал меня и умчался. А я решила прибрать в квартире, приготовить что-нибудь вкусненькое и ждать его возвращения.
Через неделю Петр познакомил меня со своей мамой Елизаветой Викторовной и младшим братом Витей, моим ровесником. Они встретили меня на удивление тепло, и я сразу почувствовала себя в их обществе очень уютно. Рядом с их домом находился музей-заповедник Коломенское. После праздничного обеда, устроенного в мою честь, мы отправились туда. Катались с горок, гуляли по дорожкам, любуясь храмами, посетили домик Петра I, потом ели горячие блины в кафе, стилизованном под деревенскую избу.
Поздно вечером мы вернулись к себе и вновь не спали всю ночь. Так прошел январь. Я находилась в состоянии эйфории от затопившей меня до отказа любви. А в начале февраля приехала моя мама. Оказывается, Петр позвонил моим родителям и сказал, что хочет жениться. Я встретила маму настороженно, но увидев ее грустные глаза, обняла и расплакалась. Мама пожила у нас несколько дней и уехала, вполне умиротворенная. Петр твердо заявил, что после его командировки в Токио, намеченной на март, мы подадим заявление.
– А я тут одна останусь? – решила выяснить я, когда мама уехала.
– Глупышка! – рассмеялся он. – Я больше не намерен с тобой расставаться! У нас приглашение на полгода.
– Как? – округлила я глаза. – Мы ведь не зарегистрированы. В качестве кого…
– Что ты волнуешься по таким пустякам? – перебил меня Петр и нежно поцеловал. – Я все уже устроил. И пусть ничто тебя не тревожит.
В феврале я его почти не видела, он допоздна пропадал на работе, и целыми днями я была предоставлена сама себе. Много ездила по Москве, гуляла по улочкам, заходила в магазины. В деньгах недостатка не было. У меня были свои средства, да и мама оставила немалую сумму. А уж Петр деньги вообще не считал. И их у него всегда было предостаточно.
«Надо же, как хорошо оплачивается работа химика!» – иногда удивлялась я.
Но в том безоблачном состоянии счастья особо над такими вещами задумываться не хотелось.
Правда, узнав Петра лучше, я стала невольно отмечать некоторые странности его поведения. Иногда он приходил домой в каком-то ненормально возбужденном состоянии и начинал говорить о вечной битве добра и зла, о месте человека в этой войне и о выборе своего пути. Я обычно внимательно его выслушивала, но период возбуждения, как правило, сменялся апатией. Петр, выговорившись, замолкал, уходил на кухню и там долго сидел в одиночестве. Я не мешала его уединению, но не находила себе места от беспокойства. Мне казалось, что нашему счастью что-то грозит. Но на все мои осторожные расспросы Петр отвечал уклончиво. И понять причину этой резкой смены его настроения я так и не могла.
В конце февраля, буквально за пару дней до нашего отъезда, Петр пришел не один.
– Познакомься, Таня, это мой большой друг Тэрамуро Юкио. Он тоже химик, работает на нашем предприятии.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась я.
Парень был явно японец, но вполне сносно изъяснялся по-русски. Пока я готовила чай и закуски, они без умолку говорили о какой-то решающей битве, о каком-то «зарине» и о торжествующей истине. Их глаза горели, выражения лиц были одинаково восторженными. Видимо поэтому они походили друг на друга, как братья, хотя Юкио был ярко выраженного восточного типа, а Петр – славянского.
– Хорошо, что вы познакомились, – удовлетворенно сказал Петр, когда проводил гостя. – Увидев тебя, Юкио уже без тени сомнения предложил нам пожить на все время командировки в его квартире.
– В Токио? – обрадовалась я.
– Нет, – Петр слегка замялся. – В столице префектуры Окинава. Это город Наха. Тебе там понравится, вот увидишь! Я там был пару дней. Ведь это субтропики и вечное лето! Сам город очень разнороден. Много памятников архитектуры, отличные пляжи. Будешь там, как на курорте! Ведь Окинава – это один из островов архипелага Рюкю, и кругом океан.
– А ты? – с недоумением спросила я.
– Понимаешь, малышка, я буду работать в Токио, но немного. И большую часть времени проводить с тобой. Зато не нужно тратиться на жилье!
Я удивилась, но промолчала. По идее Петру должны были предоставить служебную квартиру.
«Хотя, – подумала я, – ведь мы не расписаны, так что его с женой никто не ждет».
Из светло-зеленой записной книжки с изображением горы Фудзи на обложке:
«Жизнь подобна коробку спичек. Обращаться с нею серьезно – глупее глупого. Обращаться несерьезно – опасно».
«Жизнь похожа на олимпийские игры, устроенные сумасшедшими. Мы должны учиться бороться за жизнь, борясь с жизнью…»
«Жизнь подобна книге, в которой недостает многих страниц. Трудно назвать ее цельной. И все же она – цельная».
«Жизнь – сложная штука. Сделать сложную жизнь простой способно только оружие. Потому-то цивилизованный человек, обладая мозгами людей каменного века, и предпочитает убийство любой дискуссии».
Акутагава Рюноске
И вот мы на месте! В Токио пробыли день, но я так устала и перенервничала, что плохо воспринимала окружающие красоты. Петр находился в приподнятом настроении, и не успели мы приехать из аэропорта в город, как сразу потащил меня в Гиндзу[2]. Ему хотелось купить мне что-нибудь. Я плелась за ним, обозревая множество витрин с выставленным товаром и без конца отказываясь от его безумных предложений купить это или то. Но он все-таки приобрел для меня в одном магазинчике перламутровую заколку для волос, которая была выполнена в виде изящной бабочки. Потом мы перекусили в маленьком кафе с европейской кухней, и Петр повел меня к какому-то древнему на вид зданию.
– Кабукидза! – гордо сказал он, махнув рукой в сторону здания.
– И что? – устало спросила я.
– Глупышка моя! – расхохотался он. – Это знаменитое здание театра Кабуки. Я, по правде говоря, все еще удивлен, какой ненормальный решился открыть в вашем провинциальном городке такой театр. Ведь это необычайно сложное искусство! По правилам актеры должны изъясняться только на старояпонском языке. Хотя в Кабукидза есть специальные наушники на местах, и в них идет синхронный перевод на английский.
– Да разве у нас настоящий театр? – отмахнулась я. – Так, стилизация! У нас и спектакли-то шли не больше часа, а реально они должны продолжаться никак не меньше трех. Мы никогда не могли осилить пьесу целиком, поэтому представляли обычно только один акт.
– Может, зайдем на представление? – оживился Петр.
– Нет, в другой раз, – взмолилась я. – У меня уже сил нет!
Перелет, погода более теплая, чем в Москве, но очень сырая и ветреная, шумный, чужой и нарядный город с непривычными для глаз пестрыми красками, звуковой фон незнакомой речи – все это действовало утомительно. Хотя многие говорили на английском, поэтому абсолютный вакуум я не чувствовала.
Мы переночевали в гостинице, причем я даже не помнила, как заснула, и на следующий день улетели в Наха. Выйдя из самолета, сразу попали в летний, сияющий ярким солнцем мир субтропиков. Дом, где жил Юкио, находился на окраине города возле большого парка. Он внешним видом походил на серые панельные пятиэтажки, которых так много в России. Квартира располагалась на втором этаже. Лифт отсутствовал. Мы поднялись, открыли двери и вошли. Квартира была двухкомнатной, небольшой и почти пустой. В спальне прямо на полу лежал квадратный матрас, застеленный ярким, расшитым узорами покрывалом. На нем я увидела два валика и поняла, что они заменяют подушки. В гостиной пол застилали разноцветные циновки, и стоял очень низкий деревянный столик. В стене находилась полукруглая ниша, в которой возвышалась керамическая ваза, расписанная цветами и бабочками. Встроенные шкафы-купе казались просто деревянными стенами, и я их сразу даже не заметила.
Ознакомительная версия.
