Ознакомительная версия.
В гостиницу я вернулась за полночь и сразу улеглась спать, потому что чувствовала сильную усталость.
Вновь прилети весной!
Дом родной не забудь,
Ласточка, в дальнем пути!
Исса
Следующие полмесяца прошли спокойно. Дожди поутихли, и я стала много гулять. И большую часть времени проводила с Митихиро, который водил меня по всевозможным увеселительным местам, покупал мелкие и приятные пустячки и был всегда очень мил и предупредителен. Я чувствовала себя с ним комфортно. Но периодически все так же встречалась с Антоном, который по-прежнему работал в ресторане и посещал все программы, где выступал Токийский филармонический оркестр.
Я еще несколько раз была приглашена на вечеринки к гостям, которые уже заказывали именно «рашн гейшу Тати-ана». Госпожа Цутида вновь предложила мне работать у нее по контракту, сказав, что моя популярность растет и это хороший признак. Но я отказалась. К концу июля мои занятия подошли к концу.
– Я сделала для тебя все, что могла, – сказала госпожа Цутида, прощаясь. – И даже больше того. И ты по праву можешь считать себя начинающей гейшей. К тому же ты поняла, что гейша не прекращает учебу всю свою жизнь. Тебе лишь нужно научиться обуздывать свою русскую натуру. Но в этом, несомненно, поможет то, что ты на четверть японка.
Я поблагодарила ее за терпение и подарила на память набор деревянных раскрашенных матрешек, которых купила в сувенирном магазинчике Гиндзы. Она была растрогана, потом добавила, что я могу звонить ей в любое время.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
«Обитательницы «веселых кварталов» подразделялись на: дзёро («девки»), юдзё («веселые женщины»), кэйсэй («разбивающие стены»?). Для определения типа обитательницы дома часто использовались цвета. Бледно-коричневые занавески были признаком высококлассной таю. Синие предназначались для более низких мисэ-дзёро, блуд с которыми (цуцумотасэ) был дешевым и поспешным. Служанки, кричавшие извне чайных домиков: Одзяра! («Заходи!»), были самыми дешевыми. В таких заведениях низкого класса девушки трудились и жили все вместе в одной большой комнате. Когда они развлекали гостей, то разгораживали комнату ширмами.
Существовала также любовь на воде в чайных домиках на лодках (фунэ-ядо), где лодки можно было нанять и взять на них гейш на время поездки по реке. На многих оттисках с гравировальных досок изображены эти вечеринки на реке: собрания плейбоев, торговцев, развлекающих покупателей, куртизанок в своих поразительно красивых одеждах, гейш со своими сямисэнами, фонарей, развешанных на сотнях лодок.
Наши лучшие путеводители по умениям куртизанок – это сохранившиеся гравюры, на которых изображены способы совокупления. Это откровенные картинки: позы, позиции, группы из двух или более девушек с полураздетыми гостями. Странно спокойны взгляды всех действующих лиц этих эротических пьес: без выражения, напоминающие маски.
Последуем за гостем, входящим в дом великой куртизанки из Ёсивара, как это представлено в описании Окада Сёги в манускрипте, датированном примерно 1794 годом: «После поклонов и приветствий, церемониального глотка посетитель снимает верхнюю одежду, часто с помощью служанок, которые затем удаляются. На голое тело он набрасывает легкую накидку, оставляя ее распахнутой спереди. На куртизанке также надето нечто подобное… Начинается игра рук, прикасания к различным частям, сухим и влажным. Шея девушки – это чудо, возбуждающее желание гостя, доставляющее ему наслаждение». Безусловно, подбритое и окрашенное основание шеи представляло собой эротическую цель первой сексуальной игры двух партнеров.
Хотя на публике, даже на сцене, поцелуи считались неприличными, в приватной обстановке они, а также лизание, укусы, поглаживания и даже сдавливание шеи, ожидались и приветствовались. На картах тщательно фиксировались все эрогенные зоны обоих партнеров, давались примечания о том, как возбуждать их языком, ртом и руками».
Тору после нашего загула появился у меня только один раз и был очень хмур и молчалив в отличие от все такой же смешливой и болтливой Манами. Она простила его, и они вновь везде ходили вместе. И собирались в скором времени пожениться.
30 июля у Антона был день рождения. Он заранее пригласил меня, сказав, что решил отмечать в номере отеля в Сибуйе, который он снял на сутки. Этот район граничил с Мегуро, и Антон там снимал крохотную квартиру в доле с четырьмя парнями. Я согласилась, хотя провести вечер в разношерстной компании пьяных друзей Антона мне мало улыбалось.
Я приехала к восьми вечера с букетом гладиолусов и бутылкой виски «Ямадзаки». Поднявшись на пятый этаж, постучала в дверь номера, удивляясь тишине. Я-то предполагала, что веселье уже в полном разгаре. Толкнув дверь, вошла и сразу почувствовала сладкий и нежный аромат распустившихся роз. Я сняла обувь и отправилась босиком по прохладным шершавым циновкам, устилающим пол коридора. Войдя в комнату, замерла. Антон сидел возле низкого, накрытого на двоих столика и с улыбкой смотрел на меня. Возле него на полу стояла круглая стеклянная ваза с раскрывшимися крупными чайными розами кремово-желтоватого цвета. Их развернутые закругленные лепестки источали сильный и тонкий аромат.
– Привет! – сказала я. – А гости-то где?
– Вот, – ответил Антон, вставая и беря меня за руку, – мой главный и единственный гость.
– Серьезно, что ли? – рассмеялась я.
– Серьезней некуда, – сказал он. – Это мой день рождения, и я провожу его, как хочу.
Антон был совсем не похож на себя. Его голубые глаза смотрели немного печально.
– Подумаешь, всего двадцать шесть! – попыталась я утешить его, решив, что все дело в возрасте, которого он сегодня достиг.
– Танечка, ты такая милая, – тихо проговорил он. – Да и нет никого лучше русских девчонок! Вы так всё тонко чувствуете и понимаете! Но ты – самая лучшая!
Мы выпили шампанское, припасенное Антоном, уселись на пол возле роз и начали болтать на самые разные темы. Общаясь последнее время с мужчинами, я заметила, что с некоторыми сразу возникает какая-то интимность. Казалось, что попадаешь в невидимый кокон, стены которого отделяют от остального мира и служат хоть и временной, но непроницаемой преградой, и посторонним туда доступа нет. Внутри этого кокона устанавливается какая-то своя атмосфера, полная нежности, чувственности и покоя. Но с некоторыми мужчинами это не получалось, и мы, вроде бы общаясь интересно и дружелюбно, все равно оставались в двух своих никак не соприкасающихся мирках. С Антоном как раз всегда возникал такой энергетический общий кокон, и это ласкало и грело душу, независимо от того, что мы говорили и чем занимались.
Антон замолчал на полуслове и неожиданно пригласил меня на медленный танец. По радио как раз звучала подходящая мелодия. Я прижалась к нему. Танцевать босиком было не очень-то удобно. Но чувствовать его теплые пальцы на своей талии и щекочущее дыхание возле уха доставляло мне неизъяснимое удовольствие. Он начал медленно, едва касаясь губами, целовать мое запрокинутое лицо, потом расстегнул пуговички на блузке. Не разнимая объятий, мы дошли до спальни. Я неторопливо разделась, подчиняясь музыке и словно танцуя стриптиз, и легла на татами, застеленное красивой простыней жемчужного цвета с рисунком из розовых гирлянд, оплетающих сердца. Антон взял бутоны мелких красных роз, насыпанные в большое керамическое блюдо, и начал обрывать лепестки, засыпая меня ими с ног до головы. Это было странное ощущение. Лепестки летели, источая аромат, и падали на мое обнаженное тело. Какие-то из них соскальзывали на простыню и замирали среди нарисованных роз, другие оставались на теле, застревали в распущенных волосах. Я лежала под этим алым струящимся потоком неподвижно, ощущая приятные щекочущие прикосновения и тая от этой необычной цветочной ласки. Антон, оборвав все бутоны, остановился, глядя на меня с восхищением.
– Ты даже не представляешь! – тихо сказал он. – Это зрелище дорогого стоит. Твоя шелковая изумительная кожа, черный блестящий шелк твоих волос, засыпанных алым шелком лепестков, – это зрелище достойно кисточки великого Тёэйкэна[17].
Я молчала, глядя на замершего Антона. Потом приподнялась, с удовольствием ощутив мимолетные касания скользящих с тела лепестков, взяла его за руку и потянула к себе…
Утром мы расстались. Я вернулась в гостиницу, а Антон – на работу в ресторан. Ночь была утомительной в физическом плане, и я с наслаждением забралась в широкую постель. Вспоминая страстные ласки Антона, я уснула с улыбкой на губах. И проснулась уже под вечер от своего собственного крика. Сев в постели, я огляделась по сторонам и поняла, что это был всего лишь сон.
Ознакомительная версия.
