Мало того, он купил себе кондиционер, и это подвигло наконец и нас сделать то же самое. Мы купили «Водоворот» размером с небольшой холодильник. Агрегат был страшно дорогой, мощный и работал замечательно; теперь нам стало почти стыдно, потому что пришлось искать новый повод для семейных дебатов. Кроме того, получалось так, что мы взяли пример с нового соседа.
Несколько раз мы видели его в городе, когда он разъезжал по улицам на своем коричневом грузовом велосипеде. За седлом у него был вместительный широкий багажник, и мы не переставали удивляться тому, что, наверное, не было такой вещи, какую он бы не мог прикрутить к нему эластичными веревками. В первое же воскресенье по его приезде я видел, как он привез на багажнике зеркало в рост человека и складное кресло, купленные в местном «Уол-Марте». Сьюзен предложила свозить его в несколько магазинов, но он так поблагодарил ее, что впредь моя жена остереглась делать ему такие предложения.
Он так и не купил себе машину. Однажды я спросил его об этом, и он ответил, что уже добрался до «Чесвикмоторс», дилерского магазина «шевроле» в конце Университетской авеню.
— Я въехал на велосипеде прямо на стоянку, думая, что, может быть, мне повезет купить маленькую подержанную машинку и покончить с этим ко всем чертям. Но вы же понимаете, как это бывает. Я уже доехал почти до дверей, но тут меня перехватил какой-то продавец в клетчатой куртке. Он пожал мне руку, сказал, что очень рад видеть, и выразил уверенность, что и я испытываю такую же радость.
Я не помнил, чтобы в «Чесвике» кто-то носил клетчатые куртки, и не стал возражать: быть может, в этом была соль анекдота? Я кивнул, словно и мне пришлось пережить то же самое.
— Ну, в общем, когда я сказал продавцу, что ищу дешевую подержанную машину, глаза у него заблестели, как у кота. Он попытался всучить мне «понтиак» с откидным верхом, принадлежавший какой-то девушке из университета, которая решила его продать, когда ее милый купил «мерседес». То есть машину можно было назвать подержанной только для проформы. Но мне не нужна такая дрянь.
— Угу. — Я перенял его развязный тон, решив придерживаться такой тактики и в дальнейшем. Понемногу я приспособился угадывать мысли Макса. — Значит, вы в принципе и не собирались покупать машину, да?
— Что? — Он был раздражен вопросом, но сумел быстро это скрыть. — Да, действительно, не собирался. Мне хорошо и с двухколесным другом.
Он сел на свой тяжелый коричневый велосипед, который покорно ожидал хозяина у крыльца, и покатил к библиотеке студенческого городка.
— Скажите нам, если вас надо будет куда-нибудь подбросить, — крикнул я ему в спину, как беспомощное эхо собственной жены.
Я и сам не знаю, зачем я ему это предложил. Он был весел и бодр в своей самодостаточности, весел даже с оттенком надменности, и, хотя женщины рассматривают такую надменность как вызов, я не женщина, а вызовов и трудностей в жизни у меня хватало и без него. Думаю, мне просто было любопытно, до каких границ он может дойти. Но казалось, его возможности не имеют границ. Готовил он сам, запах его обедов и ужинов плавал по кварталу, обдавая сильным запахом специй. Однажды луковый дух был так силен и соблазнителен, что я не выдержал, обошел дом и подошел к открытому кухонному окну соседа. Макс, вооружившись лопаткой, как раз в этот момент, как коршун, атаковал сковородку. Потом он вернулся к столу и ножом, похожим на японский меч, принялся крошить на доске что-то большое и беспомощное — кажется, это был баклажан. Шипела то ли печь, то ли Макс, а может быть, оба. Я последний раз втянул ноздрями воздух и отошел, пока он меня не заметил. Несколько дней спустя я уловил что-то похожее на запах нестираных, пропитанных потом носков, поджаренных на огне.
— Это тмин, — сказала Сьюзен, втянув воздух крошечным, как пуговка, носиком. — Тмин и красный жгучий перец. Наверное, он делает чили.
Каждый день ровно в половине четвертого Макс садился на свой гоночный велосипед и летел в сторону озера Сардис. Обычно он катался около часа и возвращался в потемневшей от пота футболке. Однажды Сьюзен высказала ему свою озабоченность насчет дорожной аварии, но он в ответ молча показал ей свой шлем, черный пластиковый полумесяц с пенопластовой подкладкой. На нем красовалась этикетка, гарантировавшая безопасность владельца.
Шлем не произвел на Сьюзен никакого впечатления.
— Но что будет, если какой-нибудь пьяный студиозус врежется в вас на своей машине?
— Студенческое пьянство? Здесь? — Он напустил на себя то, что можно было назвать Видом Полнейшей Респектабельности. — Я шокирован, мэм, просто шокирован.
— Но вы все же будьте повнимательнее на дороге.
— Гляжу в оба.
С этими словами Макс исчез в квартире. Послышался звук льющейся в душе воды. Потом он включил Национальное государственное радио и принялся слушать «Все учтено», мы тоже это слушали, упиваясь неожиданным стереоэффектом от прослушивания в двух квартирах одновременно. По большей части это был образцовый сосед, который тихо и старательно работал, готовясь к осеннему семестру. Компьютер он поставил в передней комнате и много времени проводил перед монитором. Он ездил на велосипеде в библиотеку и в супермаркет и каждый день, также как и большинство профессоров и преподавателей, встав рано утром, заглядывал в почтовый ящик.
У кафедр истории и английской филологии был общий буфет в Бишоп-Холле, и я привел его туда, чтобы познакомить с некоторыми сотрудниками нашего факультета. Мне показалось, что со многими из них он уже знаком. Получилось так, что там была только наша компания, у которой болтовня за чашкой кофе постепенно перешла в обсуждение положения с местной недвижимостью. Мелвин Кент, похожий на гнома джентльмен, от манер и специальности которого веяло высоким Средневековьем, протянул Максу руку. Его примеру последовал и Боб Хаммер, который изо всех сил делает вид, что занимается какой-то важной лингвистической проблемой, хотя на деле интересуется наблюдением за повадками птиц.
— Очень рад познакомиться с вами. — Макс делал успехи в постижении местных обычаев.
С противоположного конца буфета раздался пронзительный громкий голос, поданный Франклином Форстером, недавним переселенцем из Новой Англии, видом и манерами похожим на медведя. Его конек — американская готика; видимо, этот интерес предполагает у его носителя угрожающую внешность вкупе с пышной бородой, хотя и в сочетании с высоким жалобно-ворчливым голосом.
— Вам уже дали кабинет, мистер Финстер?
— Да, в Бондуранте.
Франклин окинул всех нас взглядом, в котором проглядывало искреннее соболезнование по поводу тяжкой утраты. Бондурант был закутком кафедры социологии и считался местом ссылки. Мой кабинет, кстати, находится там же.
Макс продолжил:
— Собственно, я не собираюсь проводить там много времени: работаю в основном дома.
Франклин одобрительно кивнул, обнажив кривые желтые зубы.
— Я слышал, мистер Финстер, что вы человек неженатый.
Это замечание вызвало у многих подавленный смешок. Франклин, которому давно перевалило за пятьдесят, недавно женился в третий — или это был уже четвертый? — раз. Как бы то ни было, он второй раз женился на своей студентке, и мы все немного жалели эту женщину. Бывают моменты, когда такое подкрепление отношений учителя и ученицы выглядит вульгарным и отталкивающим. Мы бы испытывали еще больше сочувствия к крашеной блондинке по имени Джейн, будь она меньше похожа на самого Франклина.
Тем временем Сьюзен решила пригласить Макса на ужин, но не собиралась делать этого раньше, чем ей удалось бы мобилизовать подходящую женщину.
— Как насчет Дарлин? — спросила она меня как-то вечером. Наш бытовой кризис давно миновал: новенький кондиционер весело жужжал, а мы собирались ложиться спать.
Я представил себе Дарлин, преподававшую обычаи юга. Потом представил себе Макса.
— В этой красавице южанке всего слишком. Он задохнется в ее жасминовых духах.
— Гм…
— Но вот как насчет Марджори Бингхем с психологического?
— Она помолвлена. Уже целый месяц.
— О!
Как это женщины узнают такие факты? Вероятно, это свыше даровано только их полу. Наконец Сьюзен остановилась на сравнительно незнакомой даме, Мэриэн Хардвик, недавно принятой в университет для преподавания курса искусствоведения. Мы практически ничего о ней не знали, за исключением того, что она женщина яркая и привлекательная. Мэриэн ездила на шикарном красном «камаро», имела весьма космополитичный вид и могла привлечь мужчину. Мы обсудили еще несколько кандидатур, но в конце концов остановились все же на Мэриэн. До сих пор не понимаю, почему мы вдруг озаботились этой проблемой. Может быть, я заразился этим от Сьюзен или меня соблазнило предвкушение компенсаторного удовольствия. Мы вступили в тот период брака, который можно назвать затишьем второго года. Для того чтобы не заболеть клаустрофобией, нам необходимы были какие-то общие внешние интересы. Кто знает, может быть, мы и правда желали чего-то для Макса. Кажется, он будил во всех окружающих непреодолимые материнские инстинкты.
