Господь простит мне мою бесцеремонность. То, чего я никогда не позволил бы себе в своей отчизне, где дом англичанина – его крепость, здесь казалось мне допустимым и даже похвальным, ведь двигало мною не простое любопытство, а любознательность исследователя и путешественника, без которых не было бы и этих записок.
Должен сказать, что интересовали меня в первую очередь не архитектурные достоинства и не красоты природы, а сами жители. Я долго изучал быт лилипутов, их семейные привычки, атмосферу в их домах, и с помощью моего наставника мне, в конце концов, удалось составить достоверное представление об их образе жизни, чем и намереваюсь поделиться с моим читателем. Не могу обойти молчанием некоторые особенности семейной жизни в Лилипутии, рассказ о которых может быть поучителен и для наших соотечественников.
Семья в Лилипутии является основой общества. Моя подзорная труба позволяла мне получать зрительное подтверждение того, что я слышал от моих собеседников: лилипуты, как мужчины, так и женщины, превыше всего ставят семейное благополучие. Нет для лилипута ничего важнее, чем домашний очаг с его тихими радостями. Лилипутки с удовольствием (не меньшим, чем любезные моему сердцу обитательницы одного веселого заведения, – о которых речь чуть ниже, – делающие это не только по обязанности и за деньги, но еще и из любви к искусству) исполняют супружеские обязанности, а лилипуты не считают за труд требовать этого от своих дам по два-три раза на дню.
Наблюдая за тем, что происходит в лилипутских спальнях, я не раз вспоминал английское выражение тютелька в тютельку[1], удивляясь чуть ли не ювелирным движениям супруга и не менее филигранным ответам супруги. Каждый вечер за закрытыми дверями тысяч и тысяч домов шла тончайшая работа, требовавшая от исполнителей такой высокой точности, что, ошибись они хоть на малую долю дюйма, это могло иметь самые трагичные последствия для деликатнейшего инструмента, каковой был в распоряжении лилипута мужеского пола. Казалось, он тонок настолько, что одно неверное усилие, одно неправильное напряжение, и он придет в негодность. Но, видимо, природа позаботилась о том, чтобы сие орудие труда, на вид непрочное и хрупкое, на деле обладало крепостью достаточной, чтобы оставаться целым и невредимым и после столь, казалось, небезопасного, хотя и приятственного занятия.
Однако спустя время, когда я значительно расширил свой жизненный опыт, побывав и в других чудесных странах, пришло мне в голову, что может быть и наши – мои и моих соотечественников – причинные места кому-то могут показаться тонкими и ломкими, тогда как мы пользуемся ими, не задумываясь об опасностях, которыми якобы чревато наше погружение в тот лакомый сосуд, который особенно нас манит и не дает нам покоя в дни наших странствий.
Впрочем, не буду отвлекаться – продолжу свой рассказ о лилипутских семейных традициях. В Лилипутии поощряется многодетность. И заботы Его Императорского Величества и все государственное устройство нацелено на увеличение народонаселения. Лилипутские матери, родившие более пяти детей, записываются в особую книгу почета, хранящуюся при дворе Е. И. В., а те, кто пополнил народ лилипутский более чем на семь персон, получают право ежелунно целовать руку Е. И. В. – милость неслыханная, поскольку даже не каждый нардак, кои пользуются самыми обширными привилегиями, удостаивается такой чести.
Естественно поэтому, что все лилипутки стремятся нарожать детей побольше. Законы этому благоприятствуют. Так, поощряется то, что по английскому праву могло бы быть квалифицировано как супружеская измена, поскольку считается, что это будет способствовать приросту населения – ведь лилипут издавна на чужой жене был и ловчее, и расторопнее. Однако если отличившийся на этом поприще лилипут может даже быть представлен к первому дворянскому званию, то лилипутка, нарушившая супружескую верность, может быть подвергнута остракизму и суду общественности.
Однако вернемся к моим наблюдениям. Как бы ни был интересен быт простых лилипутов, больше всего привлекли меня окна стоявшего особняком двухэтажного дома. Он жил какой-то своей, не похожей на другие дома жизнью. Постоянными его обитателями были двадцать-двадцать пять лилипуток, а лилипуты мужского пола были лишь приходящими посетителями. Я сразу признал в этом заведении аналог наших веселых домов, каких немало в портовых городах, куда сходят на берег изголодавшиеся за долгие переходы моряки.
Я с интересом изучал жизнь этого дома. Лилипуты-посетители приходили в общую залу внизу и, посидев там немного, поднимались наверх – в отдельные комнаты с одной из лилипуток (прехорошеньких, насколько я мог судить). Мне даже было видно, что происходило в некоторых из этих комнаток… Все знакомо. В этом смысле мы мало чем отличались от лилипутов, которые, видимо, принадлежат к одной из разновидностей человеческой расы и близки нам не только по общей морфологии (да простят мне мои читатели этот научный термин – ведь немало лет провел я в университетских аудиториях, получая знания, чтобы стать практикующим врачом), но и в сущностных проявлениях.
Мои наблюдения за жизнью веселого дома не замедлили дать о себе знать естественным для такой ситуации образом. Впрочем, они лишь ускорили то, что зрело уже несколько недель и так или иначе готово было заявить о себе со всей неотложной силой.
Вот уже который день, засыпая под своим тоненьким одеялом, видел я мой уютный дом в Ноттингемпшире, мою милую жену, ее хорошенькие губки, полненькие грудки, которые она даже во время наших любовных утех стыдливо пыталась прятать от меня. Мне снилось, как я ласкаю ее, ищу рукой ее трепетные интимные места, так часто увлажнявшие мои пальцы обилием желания. И каждый раз, как только я доходил до дела, обнаруживалось, что это только сон, и я просыпался, не солоно хлебавши, а моя плоть грозила прорвать тоненькое лоскутное лилипутское одеяло. По утрам я говорил себе, что если не найду способа удовлетворить свое естество, то это может обернуться для меня самыми серьезными осложнениями (как врач я знал, какими неприятными последствиями грозит столь длительное воздержание здоровому организму).
Наконец я, кажется, нащупал решение. Это случилось ночью после очередного моего экзальтированного пробуждения, когда то, что я пытался схватить рукой, в очередной раз оказалось фикцией моего расстроенного воображения.
На следующий день я едва дождался прихода Тоссека – моего наставника и проводника по лилипутским премудростям жизни. Моих знаний лилипутского языка уже вполне хватало, чтобы объяснить ему суть моих желаний. Впрочем, слова я подкреплял жестами, не оставлявшими сомнений в моих потребностях. А чтобы уж окончательно расставить точки над «i», я поднес моего друга к подзорной трубе, направленной на одно из окон веселого дома. Сначала он пришел в ужас, увидав прямо перед собой то, что, по его понятиям, находилось чуть не на другом краю света, но когда я рассказал ему о назначении и свойствах сего полезного предмета, он успокоился. Но поняв, чего я добиваюсь от него, он выразил свое недоумение. Я бы тоже недоумевал на его месте – я ведь и сам еще не знал, как утолить переполнявшие меня желания, просто был уверен, что жизнь и немалый опыт подскажут правильное решение. Впрочем, я поспешил заверить моего друга, что в мои намерения не входит причинение кому-либо вреда, и гостья, которая окажет мне честь, уйдет от меня в добром здравии и на своих ногах. Он покачал головой, но все же сказал, что вечером с заходом солнца доставит мне одну из красоток, обитающих в двухэтажном домике. Таксу он назвать поостерегся, потому что затруднялся сказать, сколько могут попросить за столь диспропорциональные услуги. Впрочем, лилипутские деньги у меня были в достатке. Император в счет изъятых у меня нескольких золотых гиней одарил вашего покорного слугу кошельком, в котором было без счета тоненьких, чуть не прозрачных золотых монеток, ходивших в Лилипутии.
Я с нетерпением ждал вечера, и никакие уроки в тот день не шли мне в голову, хотя я и выучил с десяток-другой слов, которые, по моим представлениям, должны были мне понадобиться в тот вечер; среди них такие, как тнюк, клинис, петор, морзаг, кюф и некоторые другие, перевод которых я намерен предоставить читателю в задуманном мною лилипутско-английском словаре. А среди выражений, которыми я обогатил свой лилипутский лексикон в тот день, были, например, такие: «Сгораю от желания», «Облегчите мое бедственное положение», «Спасите несчастного путешественника». Мой наставник был как всегда благорасположен ко мне и пылал желанием по мере своих возможностей помочь в осуществлении затеянного мною предприятия. Должен сообщить любезному моему читателю, что я с молодых ногтей отличался женолюбием, сильнее которого во мне была лишь тяга к странствиям. Два этих противоречащих друг другу желания непонятным образом уживались во мне, доставляя нередко не только счастливые, но и мучительные минуты: длительные морские переходы приносили мне в отсутствие женского общества немалые страдания, а женское общество на берегу скоро приедалось, потому что душа моя начинала рваться в морские просторы.
