Пока пот лился с него градом, он пытался вспомнить, в какой момент это перестало быть просто уроком, а переросло в нечто пугающе страстное. Черт, если быть совсем честным, все произошло прямо в тот момент, когда он зашел в комнату и увидел ее в этом сексуальном купальнике, стоящей перед зеркалом с закрытыми глазами и ждущей его.
Она никогда не выставляла свое тело напоказ, как это делали другие девушки. Ее скорее можно было назвать книжным червем, и она всегда предпочитала оставаться в тени тех, кому нравилось быть в центре внимания, как ее брату. Они росли вместе, и она стала Риду практически младшей сестрой, что неудивительно, учитывая, сколько времени он провел в доме Марисов.
Тогда какого черта его братская любовь вдруг переросла в вожделение любовника? Черт! Ему необходимо придумать, что делать с этими уроками, которые он обещал ей давать, иначе его ждет пара чудовищно трудных месяцев. Взглянув на одометр на цифровом дисплее, он убедился в том, что пробежал уже около десяти миль, и переключил тренажер на более медленный режим, чтобы пройтись и немного остыть.
Ему просто необходимо держать дистанцию. Точно. Он просто будет соблюдать дистанцию и при этом учить ее, как стать новой Люси. Может быть, в следующий раз он прочитает ей профессиональную лекцию. Он будет стоять посередине комнаты, а она будет сидеть на диване и записывать. Рид рассмеялась в голос, представив себе эту абсурдную ситуацию. Пока вдруг Люси в этой абсурдной ситуации внезапно не оказалась в школьной форме а-ля Бритни Спирс и не попросила практический урок по Соблазнению.
— Черт!
Рид резко нажал кнопку СТОП и спрыгнул с дорожки. Он быстро и тяжело дышал, откинув голову назад и закрыв глаза. Как только он это сделал, соблазнительные образы начали всплывать перед его мысленным взором. Кажется, сегодня ночью ему никак не обойтись без холодного душа. И, начиная с завтрашнего дня, все уроки будут проходить без рук, и еще лучше — на приличном расстоянии, на всякий случай.
— Ну, уж нет.
Рид усмехнулся про себя со своего места на кушетке в магазине женской одежды. Он сидел перед примерочной, где Люси забраковывала уже пятый наряд подряд. После их утренней терапии и его ужасных тренировок с одной рукой они решили сходить куда-нибудь пообедать. Смотреть, как она ведет себя на публике, было настоящей пыткой. Все, что она делала, — это просто реагировала на какие-то жизненные события, никак не пытаясь принять в них участие или спровоцировать что-либо самой. Когда с ней говорили, она отвечала. Когда давали что-нибудь — брала. Но когда мир никак на нее не воздействовал, было ощущение, что она находится в каком-то непроницаемом пузыре. Она даже не смотрела ни на кого в ресторане.
По какой-то причине жизненная позиция Люси заключалась в том, чтобы быть как можно менее заметной и не создавать никакой ряби в бассейне жизни. Что же сказать про Рида? По жизни он был пробивной, как пушечное ядро, но он знал, что эта позиция не всем подходит. Однако если она хотела заполучить своего болвана-доктора, ей необходимо хоть немного выделиться. И чтобы этого добиться, он должен сначала помочь ей измениться внешне, и он работал в этом направлении.
Как только они пообедали, он рассказал ей о своем плане пойти за покупками для нее. Она конечно же ответила, что ни при каких обстоятельствах она не собирается идти покупать с ним одежду, однако когда он пригрозил, что сожжет каждую скучную вещь в ее гардеробе, она нехотя согласилась.
Он был очень удивлен, когда не обнаружил у нее в шкафу ни одной привлекательной вещи. Было совершенно ясно, что она не в ладу со своим телом, хотя он совершенно не мог понять, почему. Она была стройной и подтянутой. Конечно, ее грудь была достаточно маленькая, и из-за этого девушка могла стать застенчивой и не уверенной в себе, особенно если она была уверена, что каждый мужчина на земле мечтает о ком-то вроде Долли Партон[4]. Но она была очень умной девушкой и должна была понимать, что думать так абсурдно. Разве нет?
— Да ладно тебе, Люси. Давай посмотрим.
Продавщица, которая помогала им с выбором одежды, приносила им те наряды, которые скорее выставляли тело Люси напоказ, чем прятали его. Он одобрил все, что она примерила. Начиная с джинсов с низкой талией и кончая летними короткими шортами с пуговицами, она выглядела прекрасно во всем.
— Нет. Это слишком, Рид. Я снимаю это.
Так как их помощница в этот момент была занята кем-то другим, он мог лишь предположить, что Люси сейчас мерила «маленькое черное платьице», которое, по заверениям продавщицы, должно быть в гардеробе любой уважающей себя женщины.
— Или ты выходишь, или я захожу. Мне в принципе все равно.
Он услышал, как она раздраженно засопела, и начала бормотать какие-то нелестные выражения в сочетании с его именем. Он улыбнулся. Она была такой милой, когда злилась.
В конце концов, она открыла дверь кабинки и сделала несколько шагов вперед, встала перед ним, уперев руки в бока.
— Это нескромно.
Он оглядел ее с ног до головы, не понимая, что здесь можно было даже с натяжкой назвать нескромным. Честно сказать, он был даже немного разочарован. Хотя тонкий материал и облегал ее тело, как дорогая ночная сорочка, весь перед был полностью закрыт начиная от ключиц и не показывал ни миллиметра кожи вплоть до середины бедер.
— Это не нескромно, дорогая, — сказал он, откинувшись назад на подушки и скрестив руки на груди. — Это называется скучно.
— Что, правда? — Повернувшись на каблучках, она предстала перед ним спиной, и он перестал дышать.
Если передней части ее платья чего-то не хватало, то задняя часть это с лихвой компенсировала. Вся ее спина была полностью открыта, за исключением единственной тонкой ленты, которая проходила через ее лопатки и соединяла две стороны платья между собой. Материал облегал ее спину с правой стороны и шел внахлест по низу и собирался с левой стороны на бедре.
— О Боже.
— Как я и сказала… — Она подошла к трехстворчатому зеркалу и опустила руки.
Рид поднялся и встал за ней. У него пальцы так и чесались провести по ее позвоночнику. Ему хотелось увидеть, как бы она отреагировала на это днем, в месте скопления множества людей и при этом абсолютно трезвая. Может быть, она оттолкнула бы его с возмущением и смущением? Или бы дрожала и изгибалась от страсти под его прикосновениями?
Он понял, как наростает его эрекция, несмотря на все его обещания прошлой ночью спрятать все свои сексуальные побуждения подальше в попытке задушить их на корню, пока они не испортили ему жизнь на эти два месяца, когда он должен сосредоточиться на восстановлении своего здоровья. Прекрати, осел.
— Не переживай, ты абсолютно не выглядишь развратно в этом, Люси.
— Но…
— Никаких но. Ты можешь верить мне или нет, это платье очень стильное и сексуальное. — Его взгляд переместился на зеркало позади нее, где он мог разглядеть ту ее часть, которая в данный момент была выставлена на всеобщее обозрение. — Спина — это одна из моих любимых частей тела у женщины. Мне нравится прослеживать линии позвоночника, сверху до самого низа, вплоть до ямочек на пояснице.
Рид едва не добавил, что также он любит смотреть на движение лопаток его любовницы, когда он берет ее сзади.
Он поднял на нее глаза и увидел, что она прищурилась и внимательно его изучает.
— Я это все к тому, Люси, что женская спина — это прекрасно. В ней нет ничего постыдного.
В ответ она пробормотала ему что-то невразумительное, тогда он откашлялся, скрестил руки на груди и спросил:
— Что?
Она слегка покачала головой, как будто она не была уверена, что с ним делать:
— Ну, это единственное во мне, на что ты можешь положить глаз, не так ли?
Он улыбнулся и поднял брови:
— Я не Трансформер, если ты намекаешь на это.
По крайней мере, эта его неуклюжая шутка заставила ее слегка усмехнуться.
— Нет, я имею в виду, что ты не просто боец. Ты видишь вещи совсем другими, чем большинство людей. В тебе есть творческий подход.
Такого ему еще никто ни разу не говорил. Ему казалось, что жизнь проходит, а он не умеет ничего, кроме как драться. Не то чтобы он не любил свой спорт, просто иногда ему хотелось, чтобы это было не единственное, что он собой представляет. Он пожал плечами.
— Пожалуй, когда-то так и было. В мой последний год в старшей школе я хотел записаться на урок труда, но сбой в системе отправил меня на занятия рисованием. Мои навыки рисования были совсем никудышными, но со временем я научился делать наброски и рисовать довольно хорошо. А потом мы начали заниматься скульптурой… — Рид напрягся из-за тяжелых воспоминаний о недовольстве отца, которые нахлынули на него. Теперь ему было тяжело думать о скульптуре, чтобы перед глазами не встал образ отца, громившего его самодельную студию и все его материалы.
