Федор Раззаков - Валерий Харламов. Легенда № 17

Ознакомительная версия.

Валерий Харламов родился в Москве в рабочей семье. Его отец Борис Сергеевич работал слесарем-испытателем на заводе «Коммунар», мать — Арибе Орбат Хермане, или Бегонита, испанка по национальности, приехавшая в 12-летнем возрасте в СССР в 1937 году, трудилась на том же заводе. Вскоре после рождения Валерия в семье Харламовых появится еще один ребенок — дочка Татьяна.

По иронии судьбы будущий кудесник шайбы родился на Старый Новый год — в ночь с 13 на 14 января 1948 года. В тот день супруги Харламовы должны были остаться дома, но Бегонита уговорила-таки мужа отправиться в клуб «Коммунар», чтобы отметить праздник. Именно там в разгар веселья у молодой роженицы и начались схватки. «Скорая» примчалась спустя несколько минут, Бегониту быстро доставили в роддом, но вот до палаты просто не успели довезти. Поэтому будущий хоккеист по сути родился в больничном коридоре, а вовсе не в салоне «скорой», как будет потом гласить легенда.

Счастливый отец, оставив жену в роддоме, с узелком в руках, где была ее одежда, отправился пешком в общежитие, где проживал с молодой супругой и дочкой (метро к тому времени уже не работало). На одной из улиц одинокого путника с подозрительным узелком заметил милицейский патруль. Его попросили пройти в отделение, с чем он с радостью согласился: мороз был жуткий, и топать до дома было уже невмоготу. В отделении Борис Сергеевич отогрелся и угостил милиционеров махоркой.

«Сын у меня сегодня родился, — сообщил он своим собеседникам в очередной раз. — Назвали Валерием, в честь Чкалова».

Будущий кумир миллионов родился очень слабым. Весил меньше трех килограммов, да и откуда было ждать богатыря при тогдашнем-то карточном питании? Жили его родители в ту пору весьма стесненно: в четвертушке большой комнаты в заводском общежитии, отгороженной от других семей фанерной перегородкой.

В возрасте пяти лет Харламов впервые встал на коньки и вместе с отцом вышел на каток. Отец в ту пору играл в заводской команде в хоккей с мячом и частенько брал с собой на игры и сына. А поскольку на стадионе было холодно, Борис Сергеевич, чтобы сын не мерз, начал ставить его на коньки. Так они вместе и катались: отец на ледовой арене, а его сын за кромкой поля. С этого, собственно, все и началось.

В. Харламов вспоминал: «Жили мы в деревянном доме, потому я все время был на улице, катался на заснеженных дорогах, отшлифованных проезжими машинами до состояния льда. Поначалу освоил „снегоуборочки“ потом „гаги“ Как только в нашем дворе появилась хоккейная коробка, я начал играть со старшими ребятами. Они охотно брали меня в свои команды, потому что я катался лучше других маленьких мальчишек…»

В начале 1950-х по всей стране стали появляться дворовые хоккейные «коробки», поскольку хоккей с шайбой к тому времени уже прочно встал на ноги и по популярности не уступал футболу. Многие тогдашние мальчишки мечтали быть похожими на Всеволода Боброва или Ивана Трегубова. Мечтал об этом и Валера. Однако на пути к этой заветной мечте внезапно встало препятствие — проблема со здоровьем.

В начале 1956 года Харламов перенес ангину в тяжелой форме: он больше месяца пролежал в больнице, три месяца лечился в санатории. Болезнь дала осложнения на другие органы: врачи обнаружили у него порок сердца и практически поставили крест на любой активности ребенка. С этого момента Валере запретили посещать уроки физкультуры в школе, бегать во дворе, поднимать тяжести, плавать и даже посещать пионерский лагерь. В противном случае, говорили врачи, мальчик может умереть.

В том же 1956-м Валерий и Татьяна вместе со своей матерью уехали жить в Испанию. Вот как об этом рассказывал Б. Харламов:

«На долгое время жена потеряла связь с испанскими родственниками. Бегониту вывезли из Испании в СССР, потому что ее отец-республиканец подвергался гонениям франкистов, а мама даже сидела в тюрьме. Когда началась Великая Отечественная война, при эвакуации транспорт с детьми-испанцами разбомбили. Поэтому Бегониту „заживо похоронили“. О том, что дочь жива, ее родители узнали только при хрущевской „оттепели“. И Бегонита попала в первую же партию испанцев, которым разрешили вернуться на Родину. Мы жили дружно, расставаться не собирались. Я понимал состояние супруги, которая тосковала по родителям. Да и бытовые условия у нас были плохими: четвертушка комнаты в общежитии, а испанские родственники были людьми состоятельными. Дед Бенито владел парком автомобилей. И я согласился на эту поездку в Испанию ради материального благополучия сына и дочки.

В Бильбао детям жилось очень неплохо, они сразу освоились. А вот жена тосковала, постоянно писала мне письма. Их не хотели пускать обратно, но я добился возвращения в Москву через год при помощи Красного Креста. И не жалею об этом…»

Итак, в 1957 году Валерий Харламов вернулся на родину, а спустя пять лет началась его хоккейная карьера. Летом 1962 года на Ленинградском проспекте открылся летний каток, и Борис Михайлович, вопреки прогнозам врачей, повел сына туда записываться в хоккейную секцию ЦСКА. В том году принимали мальчишек 1949 года рождения, однако Валерий, с его маленьким ростом, выглядел столь юным, что ему не составило особого труда ввести второго тренера ЦСКА Бориса Павловича Кулагина в заблуждение относительно своего возраста. Харламов тогда оказался единственным из нескольких десятков пацанов, кого приняли в секцию. А когда обман все-таки раскрылся, Валерий успел уже настолько понравиться тренеру, что об отчислении его из секции не могло быть и речи.

Правда, сам он долгое время боялся, что вскроется его медицинский диагноз. Но и там произошло чудо — болезнь исчезла. Когда лечащий педиатр, наблюдавший Валерия, провел новые обследования, он был поражен результатом. И честно сказал об этом родителям Валерия: «Это прямо живая иллюстрация к теме о благотворном влиянии регулярных занятий физкультурой на здоровье подростка. Буду писать об этом».

Так что можно смело сказать, что сама судьба в ту пору благоволила к Харламову. Он не только сумел побороть опасную болезнь, но и очень быстро вырос в одного из самых перспективных молодых хоккеистов юношеского ЦСКА (сначала он занимался в группе тренера Вячеслава Тазова, потом четыре года играл под руководством начальника школы Андрея Старовойтова). О его становлении там вспоминают коллеги.

A. Мальцев: «Валерий как-то в минуты нашей особой душевной близости признался: „Мальчишкой я всерьез плакал только один раз. Это было, когда я начинал играть в детской команде ЦСКА и меня впервые судья удалил на две минуты. Вот тут я зарыдал, горько стало, что ребят оставил в меньшинстве. А когда к борту прижимали, на лед сбивали, терпел как ни в чем не бывало“».

B. Третьяк: «Мы начинали с Валерой еще в юношеской команде — он и там был ярче всех. Его талант, как говорят, от бога. Сколько раз я с восхищением наблюдал за тем, как легко он обводит соперников. Харламову удавалось буквально все: и скоростной маневр, и хитроумный пас, и меткий удар. И все это будто играючи — легко, изящно…

„Люблю сыграть красиво“, — часто повторял Валера. Что верно, то верно: хоккей в исполнении Харламова был подлинным искусством, которое приводило в изумление миллионы людей. Когда он появлялся на льду, вратари трепетали, а зрители бурно выражали свой восторг».

Однако справедливости ради стоит отметить, что были в юношеской команде ЦСКА в ту пору хоккеисты и покруче Харламова. Например, Александр Смолин, которого уже тогда все называли кудесником шайбы. Вот как об этом вспоминает еще один живой свидетель тех событий — игрок той же «молодежки» Владимир Богомолов:

«Вот Смолин — дело иное. Саша запросто обводил пятерку соперников! Проезжал за ворота и снова обводил пятерых! С ним играть-то никто не хотел, потому что резонно возникал вопрос, зачем же здесь ты? Приставляли к нему двух ребят послабее. Саша исполнял буквально цирковые трюки. Сближался, к примеру, с защитником и в последний момент перебрасывал шайбу через него, а тот еле успевал голову пригнуть, чтобы шайба в лицо не угодила. И Саша объезжал его на одном коньке. Покидая хоккей, Александр Альметов вручил Смолину свой свитер с номером девять…

Ознакомительная версия.