— В то время как мы, девочки, уже получили его, — заключает Таня.
Володя встает с кресла. Маришка радостно бросается к хозяину, причем так сильно виляет хвостом, что слышно, как при одном взмахе он ударяется о край дивана, при другом — о стул. Небрежным жестом Володя отстраняет от себя собаку, подходит к этажерке, берет в руки книгу, но тотчас же кладет ее на место. Потом садится на диван рядом с девочками:
— Так ты говоришь, Наташа, что Гаврилов отказался идти к нам?
— Не Гаврилов, а Смирнов отказался, — сердится девочка.
— А Гаврилов болен? Но не отказался?
— Пока нет.
— Ты или говори дело, или перестань допрашивать, — одергивает брата Таня.
— Тогда надо вот что сделать, — деловито предлагает Володя. — Надо, чтобы наши футболисты пошли в больницу, где лежит Гаврилов, и все выяснили.
Девочки переглядываются: неглупое предложение! А Наташа от избытка чувств даже вскакивает на ноги.
— Правильно! Надо выяснить, во-первых, согласен ли он идти к нам, а, во-вторых, долго ли он там будет болеть.
Володя с победоносным видом человека, оказавшего огромную услугу своим ближним, снова начинает прохаживаться по комнате.
— Пусть они узнают, где он лежит, этот Смирнов, и сейчас же идут к нему.
— Не Смирнов, а Гаврилов, — снова поправляет Наташа и тут же решительно заявляет: — Только пойдут к Гаврилову не мальчики, а мы.
— Правильно, — восклицает Таня. — Пойдем мы, устроим мальчикам сюрприз.
Наташа начинает быстро складывать в корзиночку свое рукоделие: нитки, ножницы, наперсток. И объявляет:
— Тогда пошли.
— Сейчас прямо и пошли? — удивляется Таня.
— А зачем откладывать? — уже стоя в дверях, отвечает Наташа. — Тут каждая минута дорога.
Таня привязывает Маришку к ножке стола. При этом она поясняет:
— Ее нельзя так оставлять. Обязательно на диван вскочит. А мама ушла на рынок, не скоро вернется.
— Вот хорошо, что вы уходите, — обрадованно говорит мальчик, еще глубже усаживаясь в кресло и раскрывая журнал на последней странице. — Значит, по горизонтали — это Спартак. А по вертикали что?
— А по вертикали вот что, — говорит Наташа, подходя к Володе и вытягивая его за руку из кресла. — По вертикали ты тоже пойдешь с нами. И сейчас же! Тут каждая минута на счету…
Белые одноэтажные корпуса больницы разбросаны на большой территории, их между собой соединяет множество дорожек, обсаженных высокими ветвистыми деревьями.
— Где же мы будем искать его? — спрашивает Володя, идя позади обеих девочек и заглядывая во все окна встречающихся на пути строений, словно в самом деле надеясь таким образом найти Гаврилова.
— Кого? Смирнова или Гаврилова? — смеется Наташа.
— Обоих, — бурчит Володя.
— Нет, серьезно, где нам искать Гаврилова? — спрашивает Таня.
— Где искать? — повторяет Наташа и тут же уверенно отвечает. — Для этого есть справочное бюро, там на каждого больного заведена особая карточка.
В справочном бюро говорят, что Гаврилов лежит в отделении «Уха, горла, носа». Ребята направляются туда. И действительно, в списке больных, вывешенном на двери этого отделения, они находят фамилию Гаврилова.
— Температура нормальная, — сообщает Наташа своим спутникам, всматриваясь в список. — Это хорошо. Здесь долго не держат. У меня в прошлом году удаляли миндалины, и вся операция заняла только десять минут. А потом весь день я ела мороженое.
— Я бы тогда разрешил вырезать все свои миндалины, чтобы после каждой операции целый день есть мороженое, — мечтательно произносит Володя.
— Только два дня и ел бы, — смеется сестра. — У человека ведь только две миндалины.
Наташа вдруг решительно нажимает кнопку звонка и тотчас же отпускает ее.
— Что ты делаешь?! — испуганно восклицает Таня. — В больнице нельзя так шуметь.
Наташа что-то хочет ответить, но не успевает: дверь чуть-чуть приоткрывается и на пороге показывается пожилая женщина во всем белом. Вполголоса она спрашивает:
— Что вам нужно, дети?
Володя мужественно выступает вперед:
— Нам нужно видеть одного больного…
— Гаврилова, — шепотом подсказывает Наташа.
— Гаврилова, — громко повторяет Володя.
— А он кем вам приходится? Отцом? — спрашивает женщина.
— Нет, — отвечает Таня. — Не отец. И не брат…
Наташа спешит вмешаться в разговор:
— Не отец и не брат, но нам очень важно знать, как его здоровье. Гаврилов — это рабочий нашей кондитерской фабрики, футболист. Мы хотим знать, как он себя чувствует.
Есть что-то такое в тоне, каким сказаны эти простые и не очень убедительные слова, что заставляет пожилую и строгую женщину улыбнуться и сказать:
— Подождите здесь. Сейчас позову.
Дверь закрывается. Наташа, Таня и Володя молча ждут. Проходит минута, другая… Потом дверь снова открывается, но теперь уже широко — и на пороге появляется высокого роста мужчина в белом халате и в белой шапочке.
— Здравствуйте! — говорит шепотом Наташа, теперь уже помнящая, что в больницах не принято сильно звонить, шуметь, громко разговаривать.
— У вас есть такой больной — Гаврилов?
— Есть такой больной Гаврилов, — отвечает мужчина. — В пятой палате лежит. Что вы хотите знать о Гаврилове? Я его лечащий врач.
— Вы только ему не говорите, что мы спрашиваем о нем. Чтобы не волновать его. А мы хотим знать вот что…
Больше Наташа ничего уже не в силах выговорить. Ей на помощь спешит Володя:
— Товарищ Гаврилов должен был прийти к нам во двор, начать заниматься с нашими ребятами по футболу. И вот — заболел.
— И мы хотим знать, долго ли он будет болеть, — заканчивает Таня.
Доктор внимательно смотрит на своих необычных посетителей, потом говорит:
— У Гаврилова была сложная операция. Все закончилось благополучно. Но пролежит он у нас еще долго.
— Но ведь температура у него нормальная, — робко замечает Наташа.
— Это, девочка, ничего не значит. Когда вырастешь и станешь врачом, тогда узнаешь, что не всегда нормальная температура признак здоровья.
— Я врачом не буду, — расстроенным тоном говорит Наташа.
Доктор улыбается:
— Жалко. Ты знаешь, что нельзя волновать больных. Из тебя вышел бы хороший врач. Но ты, наверное, хочешь стать футболистом?
Наташа вспыхивает:
— Мы беспокоимся о тренере не для себя, а для наших мальчиков.
— Тогда скажи своим футболистам во дворе, — говорит доктор, сразу становясь серьезным, — пусть они подождут, пока мы не поставим Гаврилова на ноги. И не волнуют его, а то и температура может подняться.
И, потрепав Наташу по щеке, он уходит.
Когда за доктором закрывается дверь. Таня долго смотрит на нее, потом поворачивается к своим спутникам:
— Что же дальше?
Наташу этот вопрос не застает врасплох. Она делает энергичный жест рукой в сторону ворот и заявляет:
— Остается только одно — идти к Смирнову. Сейчас как раз на фабрике конец смены, и мы его встретим у проходной будки.
Она решительно направляется к выходу из больницы. Таня идет за ней. Володя, занявшийся подробным изучением температурного листка, висящего на двери, не сразу замечает, что девочек уже нет рядом с ним. Потом бросается следом и догоняет их.
— Куда же мы опять несемся? — спрашивает он у девочек. — Носимся, носимся, без руля и без ветрил.
— Решили же идти к Смирнову. Надо все доводить до конца, — говорит, не оборачиваясь, Наташа.
— Мы не с того конца начали, — ворчит Володя, тщетно стараясь идти в ногу с девочками. — Надо идти в школу, к преподавателю физкультуры. Вот он нам поможет, так поможет…
— Тебя не смог научить ходить в ногу. Хороший преподаватель! — смеется Таня.
— И зачем нам вдруг обращаться в мужскую школу? — возмущается Наташа. — Нужно было бы — пошли бы в свою. Если бы вообще решили идти в школу.
Наташа быстро сворачивает в переулок. За ней — Таня. Для Володи это настолько неожиданно, что он делает еще два шага по прямой. Потом, спохватившись, тоже поворачивает за девочками.
Теперь уже видны корпуса кондитерской фабрики. Воздух здесь наполнен сладким пряным запахом — смесью запахов тортов, пирожных, шоколада, печенья, ромовых баб…
Догнав девочек, Володя говорит:
— Я очень люблю сладкое и обязательно попробую всего понемногу.
— Мы на фабрику не пойдем, — разочаровывает брата Таня. — Таких сластен, как ты, туда не пускают. Мы постоим у проходных ворот и подождем Смирнова.
Внезапно мальчик останавливается и поднимает кверху палец.
— Слышите?
По переулку плывут медленные звуки духового оркестра. Музыканты повторяют одну и ту же фразу из вальса «Березка»: дойдут до какого-то определенного места — и опять сначала.
