Кажется, годы мытарств ушли в прошлое окончательно и бесповоротно. Однако не тут-то было. Пожить в сборной мало-мальски спокойной жизнью Зимину так и не удалось. Сезон Стокгольма он начал не очень удачно. Диагноз тренеров сборной: лень, нежелание тренироваться, слабоволие. Мера лечения: отчисление из сборной. Поверьте мне: уж в чем другом, а в безволии и лени Зимина не обвинишь. Мы убедились, возвратившись из Вены, какие горы способен своротить этот парень на тренировках, как упорно умеет он идти к цели. Недаром же он все-таки добился своего и поехал в Гренобль.
На этот раз тренерам пришлось признавать свою ошибку. Поняли они, что лекарство выбрано не то. Усталого и измотанного канадским турне в составе второй сборной, Женьку сразу же после возвращения из-за океана пересадили с самолета на самолет и отправили в Стокгольм, на чемпионат мира.
Дальнейшее читателю известно…
История взлетов и падений спартаковской тройки, вероятно, занимательна сама по себе. Но, решив ее пересказать, я отнюдь не собирался развлекать читателя.
Мне просто хотелось показать, насколько сложный это организм — хоккейная тройка, как нерасторжимы составляющие части, как болезненно переносит она всякое хирургическое вмешательство.
Но… что и говорить — без хирургии нет медицины.
С нами здесь кинорежиссер Станислав Ростоцкий и киноактер Георгий Жженов.
Сегодня мы ездили на встречу с сотрудниками нашего торгпредства.
…Думал, что берут меня просто так, за компанию. Но пришлось выступать перед работниками торгпредства.
Спрашивали о том, о сем всюду: почему не участвую в чемпионате, что делает сейчас мой брат, почему так рано сошел Саша Лльметов, как распределяют между собою обязанности Чернышев и Тарасов, собираюсь ли защищать диссертацию?..
Оказалось, что наши слушатели очень смутно представляют себе, что это такое — спортсмен. Для них спортсмен — это тот, кто сделал утром зарядку перед раскрытой форточкой, провел два вечера в неделю в бассейне, походил в воскресенье на лыжах.
Я рассказал о том, что представляет собой наш сезон, как много тренируемся, сколько проводим за год игр. Начался обычный в таких случаях разговор на тему «Спорт и учеба», тему неисчерпаемую и запутанную, которую можно обсуждать хоть сутки. Продолжалась она и за столом, где пришлось «нарушить режим» — очень уж приятные люди в торгпредстве…СПОРТ И УЧЕБА. В самом деле, тема и сложная, и неисчерпаемая, и деликатная. И каждый из нас ее решает по-своему.
Вот Саша Рагулин подумывает об аспирантуре. Впрочем, если он и изберет научную деятельность, то все равно будет связан с хоккеем. Он закончил факультет физвоспитания МОПИ, значит должен в аспирантуре заниматься спортивной темой. А раз спортивной, то почему бы и не хоккейной? Он ведь в этом деле уже профессор.
Кстати, прошлым летом состоялся у меня любопытный разговор со старым моим приятелем Костей Денщиковым. Мы с ним учились в одной группе, вместе закончили институт. Он теперь солидный человек, кандидат технических наук. Позвонил он мне как-то и попросил выступить у них на предприятии. Вот едем мы с ним туда, и он мне рассказывает:
— Меня о тебе на работе спрашивают: правда ли, что Борис Майоров собирается бросить хоккей и серьезно браться за научную деятельность, за кандидатскую диссертацию? А я им отвечаю, что не знаю, но если собирается — дурак. Я бы на его месте ни за что это не стал делать. Зачем, говорю, ему эта кандидатская диссертация, если он в хоккее уже давно доктор наук, профессор?
В общем-то, я и сам давно оставил мысль о том, чтобы уйти из спорта. За годы жизни в спорте так втягиваешься в круг его интересов, так обрастаешь друзьями, делами, мыслями, связанными с ним, что разорвать этот круг уже невозможно. Спорт поглощает человека целиком и не хочет выпустить его. Я сказал «человека» не случайно. Если б такое случилось только со мной, я бы не стал обобщать. Но люди, отдавшие большому спорту значительную часть жизни и все-таки расставшиеся с ним, получив какое-то специальное образование, — редкость. Скажем, Шатков, ставший кандидатом юридических наук, или Попенченко, кандидат технических наук, — лишь исключения, которые только подтверждают правило. Да и то «расстались» — понятие относительное. Вечно я встречаю их имена в связи с боксом. То они комментируют по телевидению одни соревнования, то едут за границу на другие, то пишут в газетах о третьих, то выступают где-то с рассказами о боксе. Выходит, и у них спорт занимает полжизни.
Вот возьмем хотя бы ветеранов, приехавших в Стокгольм. Ну, предположим, с Сашей Рагулиным все ясно: будет он учиться дальше или нет, а хоккей он не бросит никогда. А какое будущее ждет Старшинова, который сдал аспирантские экзамены в МАТИ, или Володю Юрзинова, закончившего факультет журналистики МГУ? Спроси их об этом сейчас, и они ответят: «Пока не знаю, не решил». Правильно, пока не знают, потому что есть еще время подумать, над ними еще не каплет. Женька, мой брат, тоже в их положении так рассуждал. Бросив играть, устроился даже в проектный институт по специальности, старшим инженером. А сейчас руководит хоккейной школой «Спартака». Или Всеволод Бобров. Он ведь окончил Военно-воздушную академию когда-то, а работает все же тренером.
Нет, от спорта никуда далеко не уйдешь. Мне, видно, тоже не судьба. Но вот вопрос: раз ты все равно остаешься в спорте, так стоило ли тратить столько времени, сил, нервов на все эти бесконечные лекции, семинары, зачеты, экзамены, лабораторные работы, стоило ли недосыпать ночей и тратить свободные дни на зубрежку английских глаголов, химических формул и математических теорем? Ведь разве что десятая доля всего этого может пригодиться в спортивной жизни.
Я много думал об этом. И пришел к выводу: ни часа, отданного учебе, я не потерял понапрасну. Конечно, вы вправе усомниться в моей искренности. Знаете, есть такая категория людей: посмотрит неважный фильм, а потом нахваливает его своим знакомым, при этом про себя усмехается, дескать, я потерял попусту полдня, так и вы потеряйте. Обо мне ведь то же самое можно подумать.
Знаете ли вы, какая великая вещь свобода? Свобода выбора, свобода самому решать свою судьбу и определять свое будущее. Кто сказал, что я обязан остаться в спорте? Простите, никому и ничем я не обязан. Я имею право остаться в спорте — это другое дело. Но я могу выбирать, все зависит только от меня самого.
Если бы институт дал мне только это и больше ничего, все равно, окажись я теперь снова у порога своего МАТ И, засел бы за подготовку к вступительным экзаменам и проделал бы весь этот длинный путь с самого начала.
Вы думаете, решение остаться далось мне легко, без мучительных раздумий и колебаний? Это только так кажется, что в спорте все чисто, все честно, все совершенно, что у нас всегда и везде во главе угла стоит один принцип: «Пусть победит сильнейший». В спорте тоже есть своя кухня, и, как на всякой кухне, здесь хватает всего. И когда столкнешься иной раз со спрятанным где-нибудь за выставленными напоказ накрахмаленными занавесями помойным ведром, очень хочется бросить все и уйти. Наверное, и в мире науки и в актерской среде тоже есть свои кухни с такими вот ведрами, но ты-то этого не знаешь…
Что ж, я могу уйти. А может ли уйти мой старый товарищ по сборной, человек, с которым нас связывает давняя дружба, Саша Альметов? Лучшего хоккеиста, чем он, я не знаю. Более доброго, мягкого и порядочного человека — тоже. Но он пришел в хоккей после десятилетки, а дальнейшую учебу все откладывал на потом. А годы бегут, их не остановишь. И бегут они, главное, незаметно. И нет уже Альметова ни в составе сборной, ни в ЦСКА. Пусть он ушел слишком рано, но и еще два-три года ничего бы не решили. Он остался без выбора. Да, он был профессором на площадке. А станет ли он профессором в тренерском деле — это еще очень большой вопрос. Что там ни говорите, а нелегко представить себе профессора без образования. Между тем Альметов, с его врожденной интеллигентностью, с его способностью все воспринимать на лету, мог бы сейчас быть сам хозяином своей судьбы.
У другого моего старого товарища, тоже выдающегося спортсмена и тоже человека серьезного, умного и глубоко порядочного, Виктора Якушева, нет за плечами и десятилетки. Ему уже за тридцать, и у него, как говорится, «незаконченное среднее». Он, правда, еще имеет, кажется, диплом помощника машиниста электровоза. Не уверен, что он мечтает совершенствоваться в этой профессии. Что же ему делать? Теперь садиться за учебники? Но в тридцать лет это в сто раз трудней, чем в двадцать. Не те мысли, не те заботы, не та восприимчивость — не тем голова занята…
Но дело не только в возможности выбирать себе дорогу. Чем бы человек ни занимался, он обязан тренировать свою мысль, развивать в себе способность думать. Нам, спортсменам, особенно понятно, что значит отсутствие тренированности. Но ум ведь чахнет так же, как и мышцы, если его не тренировать. Я знаю, как страшит многих людей необходимость работать над книгой, необходимость решать какие-то задачи. Меня это не пугает. Пусть жизнь более не столкнет меня с механикой или высшей математикой, однако я знаю, как подойти к книге, как за нее взяться, с чего начать. Я не засну над методической брошюрой и не завязну в дебрях самого толстого учебника.
