Потом приехал в Москву, еще полечился и начал потихоньку тренироваться. Поначалу мне нельзя было сильно бегать. Пил лекарства, которые присылали откуда-то из Сибири. Помню, что мне прописали рыбий жир. Ух и противная же штука! Его не то чтобы пить — даже нюхать было невозможно — сразу подступала тошнота. Этот жир хранила наш старший повар Анна Павловна. Мы были для нее как родные дети. Но из-за рыбьего жира с Анной Павловной чуть ли не бились. Она всячески настаивала, чтобы я его пил. Когда еще не знал, что это такое, разок-другой хлебнул. Но когда понял, почувствовал вкус, делать это стало гораздо сложнее. Это было что-то отвратительное — настоящие мучения. Я рыбий жир и запивал, и выплевывал, а в конце концов наотрез отказался пить. Взял — и выкинул эту банку.
Естественно, мне очень хотелось играть. «Спартак» в это время шел на первом месте. Было безумно обидно, что из-за своей болезни я не мог выходить на поле. И Романцев, и Жиляев, и доктор Васильков, как могли, сдерживали меня, чтобы я повременил с нагрузками. Нельзя опережать события. Но я в то время этого не понимал: как же так, я здоровый, молодой парень — значит, мне можно, организм все выдержит. Я боялся, что команда станет чемпионом без меня — я окажусь к этому непричастен. И начинал себя испытывать, перенагружать. Поначалу было тяжело — болезнь еще давала о себе знать. Временами становилось трудновато дышать. Олег Иванович запрещал мне делать определенные упражнения, но я все равно пробовал. А после тренировки приходил в номер и начинал задыхаться, мне не хватало воздуха. Но я все равно продолжал гнуть свою линию.
И Романцев, видя мое желание, постепенно начал подпускать меня к играм. Конечно, он мог этого и не делать, а просто сказать: «Саш, извини» — и не ставить меня. Команда неплохо выступала и без Мостового. Но Иваныч, напротив, стал брать меня в запас и всячески поддерживать. В итоге я несколько раз вышел на поле, наиграв себе на золотую медаль. Хотя во многих биографических справках я до сих пор значусь только как чемпион СССР-87.
В золотом матче с киевским «Динамо» я вышел на поле при счете 1:1. Решающий штрафной Шмарова, который стал для нас победным, до сих пор перед глазами. Перед этим в похожей ситуации бил Родионов, но попал в стенку. И тут — восемьдесят девятая минута матча. Сбивают Шалимова. Ребята — Радик, Женька Кузнецов — ставят мяч и начинают обсуждать, кому бы ударить. И тут к ним подбегает Шмар:
— А дайте — я пробью!
И как влепит мячик в девятку! Восторгу не было предела. Я тогда побежал на добивание, поэтому в кадры, запечатлевшие бегущих к тренерской скамейке игроков, не попал. Зато я от души еще раз приложился по мячу, после того как он вылетел из сетки. А затем помчался к ребятам, где уже была настоящая куча-мала.
Через месяц было награждение. Сейчас такие мероприятия проходят куда как красочнее. В советское время не умели радоваться. У нас и на трибунах-то все сидели смирно. Если кто что-то крикнет, на него уже смотрели по-особенному: мол, выделяется. Другой строй. Когда я сегодня смотрю старые записи каких-то концертов, мне становится больно. Поет, допустим, Пугачева, а народ сидит молча и хлопает только в ритм, словно по команде: «Поднимите ладони, опустите ладони». Одно слово — «совок». Поэтому у меня не отложилась в памяти ни одна церемония награждения — ни после чемпионства-87 вместе с Бесковым, ни после романцевского золота-89. Только что-то смутное всплывает: как вызывали на сцену, вручали медали. Опять под те же, шаблонные аплодисменты.
В отличие от чемпионата СССР, в еврокубковых матчах сезона-89 мы сыграли не слишком удачно. Обидчиком «Спартака» снова стала немецкая команда, на этот раз «Кельн». Дома мы сыграли вничью 0:0, а на выезде уступили — 1:3.
Почему немцы были для «Спартака» такими неудобными? Наверное, нам не хватало их фирменной дисциплины. Сталкиваясь с напором, давлением, прессингом, «Спартаку» трудно было найти противоядие. В Союзе в таком ключе играла только одна команда — киевское «Динамо». Но если киевлян мы очень часто побеждали, то на международной арене все было уже не так радужно. «Кельн» со своими звездами — Хесслером, Литтбарски — нас попросту смял. И мы вылетели из Кубка УЕФА…
…В чемпионате 1990 года участвовало только тринадцать команд — отказались играть грузинские и прибалтийские клубы. В первом круге особенно запомнилась встреча с ЦСКА, которую мы проводили в манеже «Олимпийский». Мы победили с каким-то диким для футбола счетом — 5:4. Три мяча нам забил Игорь Корнеев — он в те времена блистал у армейцев.
Летом 1990 года «Спартак» покинула большая группа игроков. Родионов и Черенков уехали во Францию, Пасулько — в Германию, Евгений Кузнецов — в Швецию, Бокий и Борис Кузнецов — в Чехословакию. Все ожидали, что команда «повалится». В своем мнении скептики утвердились после того, как в Москве мы в пух и прах были разбиты киевским «Динамо». Киевляне на тот момент были базовой командой сборной страны. А дело происходило как раз накануне чемпионата Европы. Динамовцы на пике готовности без вопросов «разорвали» нас — 3:1. Они так резво носились по полю, что мы элементарно не успевали за ними.
В тот момент упорно ходили слухи, что Лобановский возьмет в сборную кого-то из спартаковцев. Чаще всего назывались две фамилии — Шалимова и моя. Мы двое тогда выделялись в «Спартаке», играя уверенно и ярко. Но под модель сборной больше подходил Шалимов. Об этом мне говорили разные люди со стороны. Да и сам я понимал это. Шаля был гораздо выносливее меня. Молодой, худющий, он мог бегать как заведенный, без остановки. Такие игроки были нужны сборной в период работы Лобановского, Кстати, в проигранном матче с Киевом Шалимов был одним из лучших в составе нашей команды.
Прогнозы подтвердились — вскоре Лобановский позвал Шалю на тренировочный сбор в Германию. Игорь часто звонил мне оттуда, а когда приехал, сказал:
— По-моему, меня берут.
Я, конечно, порадовался за него. Все-таки друг. Но вместе с тем взыграли ревностные чувства. Мы были в «Спартаке» двумя лучшими игроками. И я немного расстроился: «Почему его взяли, а меня нет?» Хотя умом и понимал: в этой сборной мне делать нечего. Лобановский никогда не играл с плеймейкером. Ему не нужен был футболист, который мог бы остановить игру, сделать паузу, осмотреться и в конце всего отдать точный пас. Так что оставалось смириться и болеть за Шалю.
За два года до этого я оказался в стороне и от сеульской Олимпиады. Но тогда я особенно не расстраивался.
К той команде я почти не имел отношения. Меня лишь два три раза вызывали на контрольные игры как ближайший резерв. Костяку сборной уже был, а мы его лишь дополняли. Анатолий Бышовец, который руководил той олимпийской сборной, не взял в Сеул не только меня, но и ряд других молодых, подающих надежды игроков — например Колыванова.
Зато мы добились успеха на молодежном чемпионате Европы, завоевав первое место в 1990 году. Наша команда существовала в течение трех-четырех лет. Мы вместе начинали еще в составе юношеской сборной СССР, а потом она превратилась в молодежную команду. За три-четыре года, проведенных бок о бок друг с другом, мы проиграли всего один или два матча. Внутри команды словно бы витал победный дух, и мы гордились своей сборной.
Чемпионат Европы 1990 года выиграли сравнительно легко. И даже радость от той победы не была слишком сильной. Как будто это стандартная, вполне обычная ситуация. Хотя на своем пути мы обыграли несколько очень сильных команд. Чего стоит хотя бы победа над сборной ФРГ, в составе которой выступали будущие европейские звезды — Заммер, Меллер, Эффенберг! Ну а в финале мы в двух матчах одолели сборную Югославии — с Бокшичем, Просинечки, Бобаном, Миятовичем, которые потом тоже засверкают в ведущих европейских клубах.
Впрочем, и у нас коллектив был по-настоящему звездный. Почти все игроки из той команды потом уехали в Европу и проявили там себя достаточно убедительно. Это Канчельскис, Шалимов, Добровольский, Колыванов, Юран. В воротах стоял Мишка Еремин.
В первом матче, прошедшем в Югославии, мы победили со счетом 4:2. В ответной игре, состоявшейся в Симферополе, тоже не испытали особых проблем. Легко забили соперникам три мяча, а потом лишь под занавес встречи позволили им отметиться голом престижа. Забил его, по-моему, Бокшич. Мы всю игру буквально баловались на поле, вытворяя все, что хотим. У меня до сих пор осталась запись той встречи.
Особенно отмечу наш тренерский штаб — Владимира Радионова и Леонида Пахомова. Замечательные, добрые люди. Во многом благодаря ним у нас сложилась такая великолепная команда. Игрокам разрешалось абсолютно все. Нас спокойно отпускали погулять после тренировок, хотя другие советские наставники порой любили запирать футболистов в гостиницах — дабы чего не вышло. Видя такое доверие, мы отвечали взаимностью. И когда на следующий день мы выходили на тренировку или на игру, то готовы были стереть своих соперников с лица земли.
