Когда Николай пришел в себя, шел дождь. Он открыл глаза. Нет, небо было по-прежнему ясно. Стоя на коленях, Васька брызгал водой ему в лицо. Кто-то давал нюхать нашатырный спирт. Врача, пытавшегося пройти к пострадавшему, охрана не пустила.
Русевич заметил, что Макуха держит в руках перчатки, вероятно намереваясь заменить его в воротах. Николай отстранил от себя Ваську, выплюнул сгусток крови (Кнопф ударил его ногой в челюсть уже после того, как Русевич взял мяч), прополоскал рот водой и вернулся на свое место.
Что-то невероятное поднялось на трибунах. Он видел: в ближнем секторе все встали. Нет, не только в ближнем — и дальше, в других секторах. Солдаты метались вдоль первого ряда. Восторженные возгласы, крики, аплодисменты слились в ликующий шквал. Николай физически ощущал дыхание этого живого шквала, и его исцеляющая сила передавалась ему.
Он еще чувствовал слабость, слегка кружилась голова, но мысль уже работала отчетливо и ясно. «Значит, маленький Котька неспроста предупреждал. А что же судья? Мечется, подлец, по полю с бесстыдной, рабской угодливостью перед своими хозяевами. Даже штрафного в сторону «Люфтваффе» не назначил. Больше того, умудрился назначить спорный почти у самой штрафной площадки киевлян!» Болельщики давно продали его «на мыло» и, не стесняясь в выражениях, награждали нецензурными эпитетами.
Не менял намеченного курса и Корж, хотя в его адрес слышалось немало насмешек и упреков. Причины поведения Коржа для Русевича теперь окончательно прояснились: Неля… Да, эта бесстыдная девка, что перед всем народом преподнесла оккупантам цветы, оказывается, играла какую-то роль в этом матче! Русевич заметил: в букете не было ни единого красного цветка. Белые, синие, голубые… И желтые — цвет измены. Как же могло случиться, что и он, Русевич, и Свиридов, и другие ребята с полным безразличием отнеслись к опасному увлечению Коржа? Все они знали, что женщины всегда были слабостью этого волокиты. Но ведь они знали и о том, что Неля вдруг стала бывать в гостях у «хозяина» хлебозавода, где познакомилась с офицерами, которые навещали шефа. Просто они не хотели вмешиваться в личные дела Коржа. Все равно он не послушался бы совета. Товарищи были уверены, что со временем он и сам уяснит свою ошибку. Однако даже теперь, в решительные минуты спортивной борьбы, он не замечал, или старался не замечать, что между ним и командой пролегает и становится все отчетливее и резче незримая черта отчуждения и вражды.
…Борьба на поле принимала все более острый характер. Над секторами катился неумолчный гул. Киевляне пока еще не показали своих наступательных способностей и вели довольно пассивную игру, сугубо оборонительного характера. Правда, они так настойчиво опекали нападающих противника, что те уже не раз выходили из себя и допускали грубые, хулиганские поступки. Русевич с тревогой наблюдал за перипетиями игры. Обычно, стоя в воротах, он оставался спокойным, пока не нависала явная опасность, но в этом матче нервное напряжение не покидало его ни на миг.
Прикрыв от солнца глаза ладонью, он старался уловить каждое движение товарищей, то мысленно выражая похвалу, то безжалостно критикуя. «Левый полусредний противника довольно активен, бежит, как молодой рысак… Вот он стремится провести мяч по краю и передать надежному Шницлеру, переместившемуся на штрафную площадку. Отлично ведет, но… Что это? Ваня Кузенко обгоняет его и овладевает мячом!»
Обозленный неудачей, немец бьет Кузенко кулаком в лицо. Подбежавший судья угрожающе свистит и, наконец назначает штрафной в сторону «Люфтваффе». Кузенко весь клокочет. Русевич очень боится за него. Сумеет ли Иван сдержать справедливый гнев? Кажется, вот сейчас Ваня развернется и пришибет хулигана. Нет, молодчина Ваня! Он без труда распознает провокацию и, стиснув кулаки, поворачивается к Шницлеру спиной, неторопливо устанавливает мяч, намереваясь пробить штрафной.
Всю его ярость, возмущение и боль выражают за него тысячи зрителей на трибунах. Кажется, трибуны содрогаются от гневного рева. Тем временем Кузенко посылает мяч продольным ударом в ноги Баланде. Обманным движением тот пробивается сквозь полузащиту и слегка отпасовывает подоспевшему Коржу. Если сейчас будет забит гол — ясно, что главная в этом заслуга Кузенко и Баланды. Каждый из них играет не за себя — за команду. Оставаясь как бы в тени, они обеспечивают победу. Пускай весь эффект достанется Коржу, это их меньше всего волнует. А Корж? Он будто невольно увлекся. Неужели он упустит такой замечательный момент? Это будет открытым предательством команды. Нет, Корж понимает положение. Со свойственным ему мастерством, пропустив мяч чуточку вперед, он точным ударом направляет его в угол ворот.
Стадион замирает. Русевич слышит стук своего сердца.
Вратарь «Люфтваффе» Краус падает и отбивает мяч, но… уже за линией ворот.
Кузенко, Баланда, Тюрин, Макаренко бросаются обнимать товарища, готовые простить ему все прошлые недоразумения. Даже полузащитник «Люфтваффе», сердито взмахнув рукой, отбивает мяч на среднюю линию поля: мол, начинайте игру снова.
Неожиданно для всех судья не признает гола. Он приказывает «летчикам» пробить свободный от своих ворот.
Стадион в неистовстве. Тысячи людей кричат и повторяют одно слово:
— Позор! Позор!
Свиридов пытается объясниться с судьей. Но Глоба предупреждает:
— За любое вмешательство в мои действия я буду удалять с поля.
И, угрожающе окинув капитана взглядом, добавляет с усмешкой:
— Не забывайтесь. Вы — команда какого-то жалкого хлебозавода. А «Люфтваффе» — победительница Восточного фронта!
Игра продолжается. Русевич ходит от штанги к штанге, настороженно наблюдая за полем. Он испытывает непонятное душевное облегчение — оно появилось сразу же, после красивого, мастерского удара Коржа. «Возможно, — думает он, — Корж что-то понял… Еще бы не понять, если ему свистели и кричали с трибун!»
Знакомый детский голос отрывает его от этих мыслей.
— Дядя Коля! Минуточку…
Обернувшись, Русевич видит: Васька поставил у самой сетки бутылку лимонада, положил какой-то пакет.
— Что это? — спросил Николай.
— Лимонад и апельсины…
— Где ты взял?
Он подмигнул в сторону противоположных ворот:
— Там ихнему Краусу нанесли шоколада и апельсинов — на целый полк хватит!.:
В душе Василий ждал благодарного слова за сообразительность и расторопность. Чего бы только он не сделал ради своего любимого вратаря! Но Русевич взглянул на него так грозно, что Васька тут же поспешил ретироваться. Не знал он, каким отечески нежным взглядом проводил его Русевич и что подумал он в ту минуту об этом замечательном мальчугане, которого в горькие месяцы неволи успел полюбить, словно родного сына.
Размышляя о судьбе мальчика, Николай, пожалуй, снова отвлекся. Линия нападения противника быстро приближалась к его воротам. Тот факт, что при очевидном преимуществе нападающим «Люфтваффе» не удалось открыть счет, приводил их в некоторое замешательство. Но снова техничный Кнопф, пользуясь тем, что Кузенко, опекавшему его, в это время за линией поля накладывали пластырь на кровоточащую бровь, прошел к штрафной площадке и с двадцати метров сильно пробил в левый верхний угол. Русевич успел выбить мяч кулаком на угловой.
Видя, что Кузенко — за линией поля, а Свиридов еле волочит правую ногу, Корж бегом пустился к своим воротам. В сутолоке схватки Русевич едва заметил его встревоженное лицо. Чуть изогнувшись, готовясь к прыжку Николай напряженно ждал… Мяч — в воздухе, вблизи ворот. Центральный нападающий подпрыгнул, пытаясь отбить его головой, и в эту секунду полузащитник «Люфтваффе» ударил Коржа по ногам. Тот рухнул на землю, корчась от боли.
Мячом овладел Климко; он вывел его за штрафную площадку, но, не имея возможности передать кому-нибудь из своих (Баланда, Тюрин и другие склонились над Коржем), сильной поперечной передачей послал его снова выходившему на поле Кузенко. Однако Иван не успел к мячу, перехваченному правым крайним «Люфтваффе».
Судья приказал резким взмахом руки вынести Коржа с поля. Но тот видел, что его товарищи, несмотря на травмы, продолжают игру. Он встал, пошатываясь, сделал несколько шагов и вдруг, прихрамывая, бросился навстречу Функе и Кнопфу. Пытаясь обыграть его, Функе пустил мяч сквозь ноги Коржа, а сам стал обходить справа. Корж, однако, был достаточно опытным игроком и разгадал маневр немца — он успел перехватить мяч и передать подоспевшему Тюрину.
— Молодец Корж! — подумал Русевич.
Но судья неожиданно назначил штрафной. За что — этого никто не мог понять.
Киевляне образовали у своих ворот «стенку». Русевич метался, как в клетке, пытаясь найти в этой живой стене просвет, чтобы по движениям игрока определить направление удара. Он махал рукой, прося дать ему мало-мальский обзор, но все стояли к нему спиной — и в ту секунду, когда раздался свисток, он увидел мяч уже в сетке ворот…
