Дыша, как паровоз, выпускавший пары, я поспешно принялся накачивать легкие кислородом. План атаки родился сам по себе. Достигнув дна под косым углом и почти касаясь его, я сильнее заработал ластами. Барракуда двигалась впереди, чуть надо мной, а потому меня не видела. Когда расстояние, разделявшее нас, не превышало трех метров, я сделал рывок вверх резко выбросил руку с ружьем и прицельно выстрелил. Рыба кинулась в сторону, но тут же завертелась вокруг своей оси. Я понял, что стрела угодила в мозг. Выпустив ружье из рук, я помчался на поверхность за воздухом…
Я был так упоен своей победой, что когда заметил присутствие рядом акулы, это никак не повлияло на мое настроение. Я даже не потянулся рукой к ножу, а спокойно поднял голову над водой, чтобы сориентироваться, где находятся бот и лодка.
Капитан бота уже несся ко мне на веслах. Трудно сказать, что думала акула, которая была свидетельницей погони за барракудой и могла легко полакомиться ею. Она лишь внимательно наблюдала за нами, не отставая ни на шаг.
Акула не проявила ни малейшей агрессивности, и когда я забирался в лодку, и когда, подобрав мой поплавок, стал подтягивать барракуду к лодке.
На мой вопрос, что с Роландо, капитан только и ответил:
— Mucha sangre.[18]
Мы поспешили к боту, и тут мне пришла в голову мысль отблагодарить акулу, которая вела себя по отношению ко мне по меньшей мере как воспитанная незнакомка. Я отхватил ножом у первой попавшейся под руку рыбы, лежавшей на дне лодки, голову и швырнул ее за корму. В следующую секунду стремительная тень метнулась к куску, и вода на поверхности забурлила дюжиной маленьких воронок.
А на борту бота Оскар уже хлопотал вокруг Роландо, лежавшего под тентом прямо на палубе. Он наложил ниже раны скрученное в виде жгута полотенце, на кровь продолжала сочиться. Рана была большой, рваной и в отдельных местах глубокой.
— Больно? — спросил я Роландо, доставая из рюкзака походную аптечку.
— Немного… Сейчас только… начинает пульсировать. А в воде не болело. Я видел, как она меня схватила, но боли не было совсем, даю слово.
— Потерпи, Роло, скоро будем у врача, — сказал Оскар и попросил меня принести из кубрика часы.
Капитан уже вел свой бот полным ходом в порт. Он сокрушенно покачал головой.
— Ты помнишь, сколько можно держать полотенце затянутым? — спросил меня Оскар.
— Полчаса, но не больше.
— Давай часы, я буду следить. — И, обращаясь к пострадавшему, добавил: — Терпи, Роло, сейчас будет больнее.
Кровь засочилась обильнее, но когда мы вновь затянули жгут, остановилась совсем. Я принялся осторожно промывать рану раствором перекиси водорода. Роландо стало не по себе.
— Послушай, а как это случилось? — спросил я его, чтобы отвлечь.
Он открыл глаза.
— Когда я подплыл к Оскару, тот уже был над пикудой. Я нырнул. Выстрел был отличным, прямо в голову, но она… — Роланд ругнулся, — бросилась на Оскара. Я никогда не думал, что пикуда может так раскрыть свою пасть. Зубы торчали, как шипы на беговых туфлях моего брата. Я ничего не успел сделать, как она уже вцепилась в ружье. Не знаю, как Оскар сумел его подставить. Потом мы оба всплыли, и Оскар сказал: «Ну чего ты? Догони! Она унесет мое ружье». Да я и сам знал, что надо делать.
— Принеси, будь добр, Оскар, — попросил я в это время друга, — в кубрике лежит моя тетрадь, вырви из нее пару чистых листов… Так, ну и дальше, Роло.
— Так я и нырнул. Спокойно, чтобы не испугать пикуду. Подплыл к ней и только прицелился, как она, шальная, рванулась ко мне. И глазом не успел моргнуть, вижу, она висит на ноге… Даю слово, боли не было. Если б не видели глаза, поплыл бы дальше.
Я улыбнулся. Роландо заметил и заговорил быстрее:
— Даю слово, чико! Защипало, как если б обжегся о кораллы, но только когда разжала пасть.
— Сама?
— Ну да! Рукояткой раз пять по голове трахнул, тогда только отпустила и поплыла. Я поднялся наверх, и тут мы оба увидели акулу. Верно, Оскар?
— Она ушла за пикудой, и подплыл ты, — сказал Оскар и оглянулся на барракуду: брошенная капитаном у самой кормы, она еще шевелилась с двумя гарпунами в голове.
Раздавив ложкой таблетки пенициллина на бумаге, я осторожно сдул пудру на рану и прикрыл ее чистой марлей. Большего без врача мы сделать не могли. Чтобы облегчить боль, Роландо выпил таблетку пантопона.
Найти в Ла-Эсперансе местного врача оказалось пустяковым делом. Он тут же оказал Роландо первую помощь. Доктор ввел под кожу пенициллин и кофеин, дал таблетку морфия и посоветовал как можно быстрее добираться до Пинар-дель-Рио.
Откинуть спинку переднего сиденья «Волги» было делом одной минуты. Из всего мягкого, что было у нас, мы устроили более или менее удобное ложе для Роландо, распрощались с доктором и капитаном и помчались в город.
В больнице Пинар-дель-Рио, куда мы были направлены первым; встречным, нас принял старичок врач. Он руками, которые дрожали, когда писали рецепты, и превращались в операционной в отлаженную, безошибочно действующую машину, за три часа наложил на рану не менее ста двадцати швов. Доктор не хотел отпускать с нами Роландо, но потом, убедившись, как ему было удобно лежать в машине, согласился, взяв с нас прежде слово, что мы будем звонить ему домой и регулярно сообщать о ходе выздоровления Роландо.
Свою неприязнь к подводной охоте доктор выразил, когда мы уже прощались:
— Нашли чем заниматься. Вы не бережете свою жизнь! Зацепи зуб пикуды за бедренную артерию, до которой оставалось не более миллиметра, и вашему другу была бы верная смерть.
После столь любезного приема, оказанного нам внимательным доктором, нас с Оскаром передернуло от его слов. Настроение, однако, не испортилось только потому, что провожать нас высыпал на улицу, наверное, весь дежуривший в больнице персонал. По глазам, особенно девушек, было видно, что большинство сочувствует нам.
Легонько трогая машину с места, я подумал, что в тропическом море встреча с барракудой — это все же еще не самая большая опасность для подводного охотника.
Глава XVI. Португальская каравелла
Тропические рифы — это подводный мир красок — дрожащих и сверкающих. Но слишком часто красота форм, грациозность осанки, щедрость окраски таят угрозу болезни и даже смерти.
Брюс Холстед, «Опасные морские животные»
Крик, доносившийся со стороны моря, был услышан нами не сразу. На берег, сложенный из острых коралловых образований, с шумом накатывалась небольшая волна.
Мы с Армандо после трех часов утомительной охоты, начатой без лодки, только что вышли из моря. Оба еще сидели во всем подводном облачении прямо на кромке берега и, что называется, переводили дыхание.
Случилось это вскоре после того, как Армандо принялся обучать меня сложному искусству подводной охоты.
Уставшие, но довольные результатами дня, мы увлеченно обсуждали встречу с барракудой, которая пыталась «поделить» с Армандо его добычу, а теперь висела на моем кукане. И тут — этот крик.
Женщина металась по берегу, на котором почти никого не было, и отчаянно размахивала руками. Рядом с ней были дети. Они плакали. Женщина призывала помочь кому-то, находившемуся в море. А там, метрах в пятидесяти от нас, не более, беспомощно простирая руки к небу и беспорядочно хлопая ими по воде, тонул человек.
Теперь лишь до нас донесся и его страдальческий призыв:
— Эй-о! А-эй! О-о-о!..
Стянуть маску со лба на глаза и поймать ртом загубник трубки было делом двух секунд, и мы поспешно поплыли в сторону тонувшего.
Армандо первым достиг терявшего уже сознание пловца. Мертвенно бледное лицо его было перекошено от боли. Оно, как поплавок при клеве, то уходило под воду, то показывалось вновь над водой. Немигающие, широко раскрытые стеклянные глаза уже видели только нас. В нас тогда был весь его мир, последняя надежда сохранить жизнь.
Ловец раковин — а в этом не было никакого сомнения, так как рядом плавала автомобильная камера, полная тритонов, рапанов и стромбусов, — потерял сознание в тот самый миг, когда Армандо схватил его за плечи. Но тут же мой друг резко отдернул руки и принялся прополаскивать их в воде.
Нам стала ясна причина, ввергшая этого человека в смертельную беду. Выручило то, что я не успел еще стянуть с рук перчаток, в которых, как правило, всегда выходил на охоту в море.
Обхватив голову и поддерживая пострадавшего под поясницу, мы вдвоем осторожно доставили его на берег. Он не приходил в сознание. Слабый пульс еле прощупывался. Лицо, изуродованное судорогой, стало синим. Женщина и двое детей безутешно рыдали. Армандо пучками травы старательно снимал с тела незнакомца сгустки слизи, под которыми пунцовым пламенем горела кожа. Я быстро, чтобы освободить место, убирал с заднего сиденья «Волги» сложенную там одежду.
