Старт новоиспеченных чемпионов мира – сборной СССР – на льду инсбрукского «Айсштадиона» выглядел обнадеживающим. В первом же матче они свергли с олимпийского хоккейного престола американцев. Счет дуэли оказался в нашу пользу – 5:1. Затем трудные победы над сборными Чехословакии (7:5) и Швеции (4:2). У швейцарских, немецких и финских хоккеистов мы последовательно выиграли 15:0, 10:0, 10:0.
Под занавес дуэль с Канадой. Последняя. Самая трудная. Дело в том, что страна Кленового листа в Инсбрук впервые прислала на соревнования такого ранга не клубную команду, а национальную сборную. Готовил ее выдающийся специалист хоккея Дейв Бауэр. Этому 38-летнему священнику удалось создать лучшую за всю историю этой страны любительскую команду.
К матчу с нами команда Канады пришла имея пять «чистых» побед и проигрыш от чехов со счетом 1:3. Победа над нами нужна была заокеанским спортсменам как воздух. И они клялись добыть ее.
Не ошибусь, если скажу, что встречу Канада – СССР в Инсбруке можно с полным основанием отнести к одной из самых красивых, ярких и драматичных за всю историю нашего участия в олимпийских играх.
Гонимые жаждой честолюбия, жаждой победы, канадцы с первым свистком судьи бросились на штурм, и уже на 6-й минуте первого периода их нападающий Джордж Свабррик, вылетев один на один с Виктором Коноваленко, открывает счет. Результат 1:0 в пользу канадцев продержался 25 минут «чистого» игрового времени.
– Забить во что бы то ни стало!
– Уравнять счет! – эти указания наши тренеры давали каждой смене.
Но уходит в «бой» тройка Альметова, уходит на ледовую арену следующая тройка, а на огромном световом табло по-прежнему светятся единица и ноль.
– Прибавить скорость. Их можно взять только скоростью! – кричит Анатолий Тарасов.
На площадке творится что-то невероятное. Тысячи зрителей как завороженные следят за разворачивающейся битвой. Никого не оставляет равнодушным это состязание в мастерстве, скорости и выдержке.
– Армейцы, на лед!
Они возвращаются через полторы минуты, а счет по-прежнему 0:1.
– Смена, смена!
Но и Виктору Якушеву с партнерами не удалось переломить ход поединка.
– Вперед, «Спартак»!
Стадион ахнул с новой силой, когда Старшинов и братья Майоровы закрутили свою знаменитую «карусель». В ее хитросплетении не сумели разобраться и опытные канадцы. Одна комбинация следовала за другой, и каждая поражала глубиной силы, красотой и отточенностью исполнения. Развязка казалась неотвратимой, и она пришла. Евгений Майоров, получив от брата филигранно отмеренный пас, выскочил на ударную позицию и неотразимым ударом послал шайбу в сетку ворот. 1:1. Шла 11-я минута второго периода.
Такой поворот дела не устраивал канадцев. Они снова бросились на штурм, и ровно через три минуты Роберт Форэн вновь выводит свою команду вперед. Тут же у нас удаляется Олег Зайцев.
Тренеры в этот исключительно ответственный момент выпускают «старшиновскую» тройку и одного из самых могучих наших защитников. Пятеро канадцев лезут напролом, стремятся ошеломить, смять наших хоккеистов, любой ценой увеличить счет.
Любой ценой… И вот за грубость судья удаляет Брайана Канахера. В каждой из команд осталось по четыре полевых игрока. Тут-то и сказала свое решающее слово спартаковская лихость, спартаковская скорость, спартаковская отвага. Мгновенная контратака. Евгений отдает пас Борису, Борис идеально рассчитанной передачей выводит на прорыв Старшинова, и тот не упускает своего шанса. 2:2! Пронзительная сирена извещает о конце второго периода. Периода, в котором рухнули надежды канадцев.
– Вторая шайба, забитая русскими, по существу, решила исход состязания. Мои ребята не смогли оправиться от шока, вызванного ею в этой невиданной по напряжению психологической дуэли, – сказал на пресс-конференции Дейв Бауэр. (А точку в том матче поставил Вениамин Александров – 3:2!)
Мы не случайно восстанавливаем картины давно отшумевших игр. В каждой из них вклад спартаковской тройки оказывался не просто значительным, но чаще всего – решающим.
После олимпийской победы в Инсбруке о звене Старшинова заговорил весь хоккейный мир. О нем говорили и писали как о произведении искусства, как о явлении значительном, как о звене, цементирующем сборную страны. И вдруг, уже после того, как эта тройка стала едва ли не самым главным героем олимпийского турнира в Инсбруке, ее постиг неожиданный и жесточайший удар. Как и у всего на свете, у него своя предыстория.
В конце 1964 года сборная Советского Союза участвовала в традиционном новогоднем турнире, так называемом Мемориале Брауна, который ежегодно проводится на катке фешенебельного американского курорта Колорадо-Спрингс. Турнир вопреки ожиданиям выдался очень тяжелым. Сборные СССР, Чехословакии, Канады играли между собой в два круга. Уступать никто не желал.
Сначала наши хоккеисты обыграли и тех, и других, но потом потерпели поражение от Чехословакии. Местная пресса с восхищением отзывалась о тройке Старшинова, выделяя ее виртуозность, синхронность и мужество. Многочисленные зрители с нетерпением ожидали решающего матча Канада – СССР.
А в предыдущем поединке наша команда понесла потери: серьезные травмы получили Вениамин Александров, Борис и Евгений Майоровы. Положение Жени осложнялось тем, что он уже страдал одной тяжелой и хронической травмой – привычным вывихом плечевого сустава. А тут, как назло, он повредил второе плечо. Это означало, что на поле он практически бы вышел безоружным, ведь в современном хоккее беспрерывное силовое единоборство неизбежно, а тем более когда играешь с канадцами.
За сутки до начала состязания в нашей команде проходило собрание. Тренеры настраивали ребят на победу. Выслушав их боевой призыв, Вениамин Александров встал со своего места.
– К сожалению, я не смогу быть полезным команде, – сказал он и подробно, очень спокойно объяснил, почему он так считает.
– Что ж, убедительно, – резюмировал Аркадий Иванович Чернышев.
И Анатолий Владимирович Тарасов добавил:
– Освобождаем.
Тогда поднялся Евгений Майоров и, не вдаваясь в подробности, заявил:
– Я тоже не могу играть…
Может быть, ему стоило объяснить свое состояние более подробно. Не спорю. Но и того, что спортсмен сказал, было достаточно: все знали его страсть к игре, и ясно было, что без весомой причины ни один уважающий себя спортсмен от борьбы не откажется. Но тренеры усмотрели в его заявлении нечто оскорбительное.
– Ты увиливаешь, – сказал Чернышев.
– Бросаешь товарищей в трудную минуту, – добавил Тарасов.
Его обвинили вдруг, без всяких на то оснований, бог знает в каких грехах: эгоизме, пренебрежении интересами коллектива, зазнайстве… Нервы и природная горячность сделали свое: Женя не нашел ничего лучшего, как нагрубить и уйти с собрания.
Слов нет, поступок недостойный, заслуживающий самого серьезного осуждения. Но были в истории нашей сборной вещи и «посолонее». Однако всегда со всеми этими спортсменами тренеры сборной вели большую индивидуальную работу, боролись за их возвращение, не жалели для этого ни времени, ни сил.
После случая в Колорадо-Спрингс, о котором шла речь выше, с Женей Майоровым никто из руководителей не обмолвился ни словом. Прошло время. Были залечены старые травмы, начался новый сезон. В чемпионате страны тройка Старшинова по-прежнему творила чудеса. По-прежнему о ней с восторгом отзывались журналисты, называя троих единым целым.
Но вот незадолго до чемпионата мира 1965 года в московский «Спартак» пришла телефонограмма из Федерации хоккея: «Откомандировать в сборную В. Зингера, В. Старшинова, Б. Майорова». На этом список заканчивался. Евгения Майорова без всяких объяснений вычеркнули из него. Не был он призван под знамена главной команды страны и на следующий год, хотя о его игре в чемпионате страны отзывались с большой похвалой (и в устных заявлениях, и в печати) виднейшие специалисты.
«В чем дело?», «Почему нет в сборной Евгения Майорова?», «Кто виноват в бездушном отношении к выдающемуся спортсмену?» – десятки тысяч писем с этими естественными вопросами приходили в редакции различных спортивных газет и журналов. Но ответа на них не было. Да и как могли такие авторитетные, всеми уважаемые педагоги, как Чернышев и Тарасов, признаться общественности, что они поддались такому мелочному и недостойному чувству, как месть! Да, они мстили Евгению Майорову за непозволительную дерзость, которую он проявил на исходе шестьдесят четвертого, олимпийского, года в далеком Колорадо-Спрингс.
Могут спросить: а стоит ли ворошить старое? Мой ответ на это однозначен: стоит! Стоит хотя бы во имя того, чтобы предостеречь других от необдуманных поступков, от желания ставить свою гордыню, свое уязвленное самолюбие выше того святого и возвышенного, имя которому – советский спорт.
