– Пятерочники – пять шагов вперед, четверочники – четыре, троечники – три и так далее.
Тех, кто учился на пятерки, даже не смотрел, говорил, спасибо, что пришли, идите, учитесь, поднимайте Грузию в науке, в искусстве. А с двоечниками начинал работать. Потому что возникала парадоксальная ситуация. Не всем талантливым мальчишкам хватало денег, чтобы даже добраться до стадиона, не говоря уж о том, что позже надо было на свои деньги форму покупать, скидываться на сборы. И получалось, что на первые роли выходили состоятельные, но посредственные ребята.
Потом ведь раньше не было такой разницы в оплате труда тренеров команд мастеров и школьных наставников. Наши выдающиеся футболисты с охотой шли в школы, не стремились сразу в клубы высшей лиги. Бесков, Царев, Ворошилов, Ивакин, Паршин, Гринин, Алик Шестернев, Валя Емышев всех не перечислишь. А Эдик Стрельцов! Любо дорого смотреть было: за ним пацаны шли, как за уткой, гусятник целый. Спрашивают:
– А как вы, Эдуард Анатольевич, пяткой били?
Эдик: «Пожалуйста!» Ребята впитывали это, как промокашка.
Еще раз повторю, что я думаю о ранней специализации футболистов. Такой принцип существовал, когда ребята из дворовых команд приходили по существу готовые. А сейчас нельзя мальчишек с восьми лет распределять по позициям. Лет до двенадцати для них футбол должен быть в радость. Я недавно наткнулся на статью Круиффа. Совпадение – буквальное, только он ставит планку еще выше: четырнадцать лет. С этого возраста можно говорить уже о склонности паренька к тем или иным игровым действиям. В Германии, например, будущее амплуа юного футболиста зачастую определяют по попке, ягодичным мышцам. Тренеры говорят:
– Если она не прямая, а есть припухлость, такой мальчик будет скоростным – хороший крайний нападающий. Если зад плоский, нет у него увеличения ягодичной мышцы, то игра будет тягучей.
Тарасов во главу угла ставил характер парня. У него даже термин такой был: «игровой бандюга». Говорил: «У меня Юрка Пантюхов игровой бандюга. Ему только скажи: Юханссон. И он начинает его печатать, где только попадется». Не жалеет себя, лезет в борьбу, хулиганистый – получится хороший защитник. А на роль диспетчеров подходят более культурные мальчики, склонные к творческой игре, созиданию.
Еще очень полезны для селекции другие виды спорта. Когда еще дождешься, что паренек перестанет смотреть на мяч вниз, будет контролировать периферическим зрением. А в баскетболе и гандболе голова всегда поднята. Сразу можно определить, как будущий футболист видит поле. Некоторые могут отдать пас только ближнему, а у других за счет врожденного таланта уже три-четыре варианта в голове. Это говорит о склонности к творческой работе на поле.
Сейчас в детском футболе наметился очевидный сдвиг. В этой связи приятно видеть, как изменилась работа с детьми в нашем клубе ЦСКА. Президент Евгений Леннорович Гинер сам пробивал себе дорогу в жизни своим умом, горбом. Родители умерли рано, его бабушка воспитывала. Так что он не понаслышке знает, как важна забота для детей. Построили два прекрасных искусственных поля, ребята учатся в интернате, некоторые годы их кормят за счет клуба, чтобы сытые на тренировку приходили. Сборы, зарубежные турниры, форма. Тренеры стали прилично получать. Правда, и спрос жесткий. Примечательно, что на базе на Песчаной ни в одном буфете не найдете спиртного.
Впрочем, это касается не только детей. В отношении к основной команде у Гинера есть очень ценное качество: он не лезет в дела тренера. Несмотря на то что за иных игроков уплачено по несколько миллионов долларов. Все это я говорю, не ради красного словца и тем более без подобострастия. Просто, я в футболе пять с лишним десятков лет и впервые с гордостью увидел, что и у нас в России можно комплексно и четко решать вопросы в рамках большого клуба. А успехи при такой организации обязательно придут.
Большое внимание Гинер уделяет поддержанию клубных традиций. И не только. Лично мне как руководителю ветеранского движения ЦСКА Гинер ни разу не отказывал, касалось ли это сложных медицинских операций или материальной помощи ветеранам. Это большой чисто человеческий шаг.
Вообще, ветеранское движение – жизненно необходимая часть футбольной индустрии, а не просто «ностальгия по прошлому». После десятка лет высочайших нагрузок ни в коем случае нельзя сразу вешать бутсы на гвоздь. Мы ездили как-то сборной ветеранов СССР в большое турне. И к нам присоединился поэт Евгений Евтушенко. Выходил на разминку в майке под тринадцатым номером, диктор объявлял под шквал аплодисментов: «Под тринадцатым номером разминается великий советский поэт, Евгений Евтушенко!» Евтушенко вводил мяч в игру – и на скамейку. Хомич меня подначивал:
– Валь, давай поставим хоть на пятнадцать минут.
– Да ты что! Вдруг чего-нибудь случится, нас с тобой потом четвертуют – великого угробили!
А вот на встречах с болельщиками, Евтушенко уж отыгрывался за всю сборную. Потом банкеты. Женя, творческий человек, делал короткие зарисовки, юмористические обобщения. Всем футболистам «раздал» по министерскому портфелю, сообразно личным качествам. Мудрик был министром культуры, потому что постоянно делал замечания по внешнему виду, я – министр иностранных дел за склонность к миролюбию. И еще он очень точно высказался обо всем ветеранском движении, сравнил нас с алкоголиками. Сказал, что у алкоголика обязательно должен быть медленный выход из большого заглота. То есть, если пьет человек месяц, он должен медленно выходить, не сразу. Сегодня литр, завтра пол-литра. Иначе кранты. Так же и у футболистов. Постепенный выход из бешенного тренировочного ритма. Лев Иваныч Яшин, например, сразу бросил играть, стал начальником команды, этаким генералом, что ли, общественным деятелем. Располнел, тяжелый стал. А вот Хомич продолжал играть в футбол и крепко держался. Медленный выход из большой нагрузки.
Для самих ветеранов значение этих матчей трудно переоценить. Не знаю, какой будет психология будущих ветеранов, ныне действующих футболистов. Мы еще не осознали, что игрокам теперь платят заоблачные деньги в период выступлений. А тогда футболисты, естественно, не зарабатывали на всю оставшуюся жизнь. И встречи с братьями по крови не столько были материально стимулированы, сколько добавляли психологической уверенности. Да и в творческом плане. Мне, например, за свою карьеру не посчастливилось выступать в одной команде с Бесковым, Трофимовым, Грининым. А ведь их игровые действия считались классикой, образцом для подражания. И каково выходить на поле рядом с Чепцом, как бы играть за Бескова в послевоенном «Динамо»? Однажды Трофимов отдал мне пас и ждет ответа в касание, как с Константином Ивановичем они привыкли в стенку играть. А я сделал ложное движение, показал, что буду переводить налево. Защитник выключился, в носу начал ковырять, а я в то же касание вернул Трофимову, только после небольшой паузы. Василий Дмитриевич стоит. Как он потом себя ругал!
– Валь! Извини, я подумал, не отдашь. Надо было идти до конца!
Заводились, как в былые времена. Силенок уже не хватало, быстрота выполнения движений, скорость пропала, осталось мастерство, высокое тактическое мышление и необыкновенный кураж. До смертей дело доходило. Как Андрей Миронов умер на сцене, так и у нас Сергей Сальников. В раздевалке после матча, улыбаясь, сказал тонкому ценителю паса Амбарцумяну:
– Слав, а как я тебе пас дал – черпачок?!… Нагнулся развязывать бутсы и умер…
Наш приезд всегда был праздником для болельщиков. Не сочтите за старческое нытье, но мы в свое время были гораздо ближе к любителям футбола. И по зарплате, и по расстоянию. Сейчас попробуй, подойди к футболисту после игры. Они сразу в автобус – и все. А нас привозили в Москве только на игру, а обратно – своим ходом. Я еще мальчишкой помню, как идут великие с фибровыми чемоданами от южной трибуны до метро «Динамо». Вокруг толпа народу, что-то кричат, руки пожимают. Мы деремся за право донести чемодан до метро. Как-то шли после матча ЦДКА Бобров с Федотовым, Володька еще совсем маленький был. Я умудрился ухватить чемодан Боброва, так что был рядом. Володька нашел какую-то банку, пнул ее ногой, отскочила к Всеволоду Михайловичу. Тот:
– Вовк, держи!
И, как мальчишка, своими модными ботинками перепасовывает банку. Народ смеется: «Шведой, давай!» Помню, играли в Калуге два матча. После первой игры банкет. На следующий день выходить, Эдик Стрельцов занемог, перебрал немного. Остался в гостинице, мы приехали на стадион, а народ скандирует:
– Стрельцов! Стрельцов!
А Стрельцова-то нет. Он после усугубления. Мне говорят, Борисыч, давай чеши, он тебя послушается. Я схватил легковую машину и прямо в форме поехал за Эдиком в гостиницу.
Разбудил его, говорю: «Давай быстро, народ там только тебя и ждет. Отдашь пяткой пару пасов, и все». Он:
