Евгений Загорянский - Повесть о Морфи

– Зачем ты обманул меня, папа? – спросил он строго.

– А?.. Гм, – поперхнулся судья. – Я виноват, Пол, но заслуживаю снисхождения… Чудак Эб обещал разбудить меня на рассвете и забыл – ушел выслеживать своих енотов. Но это не беда, Пол, лето еще не кончилось, щеглята от нас не уйдут…

– Скажи лучше, молился ли ты сегодня, Пол? – вступилась миссис Тельсид. – Молился? Хорошо, дорогой, кончай свой кофе и поедем в церковь, мы опаздываем…

Пол вздохнул и уткнулся в блюдечко. Вскоре кофе был допит, делать стало нечего.

Молодой аспидно-черный конюх Джимми восседал на высоких козлах коляски. Судья в цилиндре и миссис Тельсид в шляпке и мантилье заняли сиденье. Пол пристроился на скамеечке лицом к ним. Хлопнул бич, экипаж тронулся и поехал рысью в сторону от города, в местечко Блэк-Риверс, лежащее в шести милях к западу. Дорога была неважная, Пол держался руками за дверцу. Солнце начинало жечь, поля хлопчатника издавали густой, тяжелый запах. Никто не работал на полях: воскресенье здесь соблюдалось строго. Негры в одиночку и семьями, распевая гимны, шли по обочине дороги: в Блэк-Риверсе были две церкви – для белых и для черных.

Пол сидел на узенькой, неудобной скамейке и думал о том, насколько лучше было бы ехать в церковь верхом. Он взглянул на отца. На лице судьи застыло покорное выражение выполняемого долга. Миссис Тельсид сидела строго выпрямившись, изредка взглядывая на сына и мужа. Церковь была ее прибежищем. Ей, внучке пастыря, выпал на долю тяжелый крест: Алонзо Морфи, возлюбленный муж ее, не верил в господа… Это было ужасно, но… бесспорно.

Пора теологических диспутов миновала сравнительно быстро, судья терпеть не мог спорить с женщинами. Миссис Тельсид одержала победу давно, лет пятнадцать назад. Она победила, судья покорно выполнял все, что требовалось, но душа его по-прежнему бродила во мраке неверия… Еще совсем недавно заявил он ей, что отец Амброз – отличный малый, не дурак выпить и сыграть в картишки, но благодати божьей в нем не больше, чем в его лошади. Ужас!.. Хорошо хоть, что никто этого не слышал.

Она и сама не любила отца Амброза: священник есть священник, он не должен заниматься травлей лисиц и мирскими сплетнями. Однако он носитель сана, носитель слова божьего. Лишь закоренелый, нераскаявшийся грешник мог так сказать о священнике…

Да, крест ее тяжел, но она несет его твердо и безропотно.

Судья задремал, ей пришлось разбудить его, ущипнув за руку. На площади местечка, возле церкви, стояло много колясок.

Они опоздали, служба уже шла.

С сокрушенными лицами семейство Морфи заняло свои места на деревянной с высокой резной спинкой скамье.

Отец Амброз окончил воскресную проповедь на тему «Любите ближнего, как самого себя». Проповедь понравилась, многие дамы прослезились от души.

Пестрый поток прихожан медленно вылился по каменным ступеням, маленькая площадь местечка заполнилась людьми.

Усатые джентльмены в длинных сюртуках или костюмах для верховой езды изысканно раскланивались с дамами. Цилиндры и широкополые шляпы плавали в воздухе, как стая диковинных птиц.

В стороне, под старой сикоморой, ораторствовал плантатор Джон Редвуд, небольшой человек с ястребиным лицом.

– Давно пора обуздать ненасытных янки! – вещал он, пророчески подняв палец. – Юг – колыбель и кормилица Америки! Юг – путеводная звезда всех великих умов!..

По выражениям и римским жестам Редвуда нетрудно было догадаться, что он поклонник ораторского искусства мистера Джефферсона Дэвиса[2] и его приближенных.

– Я беседовал с сенатором Стивенсом, джентльмены, – разливался Редвуд, – и он сказал мне: «Мистер Редвуд, сэр!.. Мы, южане, не нуждаемся в няньке! Мы – самостоятельная нация, джентльмены, и мы не хотим зависеть ни от кого!». Вот что сказал мне сенатор Стивенс, джентльмены! И к черту «Янки-Дудль»!

Слушатели захохотали и захлопали. Когда шум затих, прозвучал ленивый голос Джеральда Аллисона, незаметно подошедшего к группе:

– Отлично, Джонни! – сказал он медленно. – Вы настоящий Цицерон… Но не скажете ли вы, что нам делать с хлопком, если янки перестанут его покупать? Может быть, варить из него варенье?

Редвуд не смутился, ответ был наготове.

– Мы заставим этих торгашей покупать его, Джеральд! Мы, мозг и сердце нации, наследники великих завоевателей…

Аллисон махнул рукой и отошел в сторону. Там отец Амброз с жаром разъяснял судье Морфи некоторые тонкости рыбной ловли на блесну.

– Послезавтра день рождения моей матушки, судья, – сказал Аллисон голосом менее ленивым, чем обычно. – Я был бы рад видеть вас в Лебяжьих Прудах, вас с миссис Морфи и вашими ребятами… Разумеется, и вас также, отец Амброз…

Приглашенные поклонились. Богач Джеральд Аллисон, близкий родственник всех властей штата не баловал соседей приглашениями. «Что ему нужно от меня?» – подумал судья, раскланиваясь с Аллисоном.

– Итак, джентльмены, единение! Дружба друзей вот что важнее всего в минуту испытания!

Редвуд замолчал на полуслове. Площадь неторопливо пересекал прихрамывающий смуглый мужчина лет сорока. Круглые желтые по-волчьи глаза его на секунду остановились на побледневшем лице Редвуда. Криво усмехнувшись, он свернул за угол, а собеседники тревожно переглянулись.

Желтоглазый был Джэкоб Райс, небогатый плантатор.

Тридцать лет назад кто-то из семьи Райс оскорбил кого-то из семьи Редвуд, или наоборот. Никто уже не помнил, с чего началась вражда, но тянулась она тридцать лет и все еще не кончилась. Тридцать лет Райсы и Редвуды не выходили из дому без оружия. Три брата Райс, двоюродный брат и дядя, а также четверо Редвудов погибли за тридцать лет вендетты.

Законодательное собрание штата специальным решением установило за «акт вендетты» обыкновеннейшую виселицу. Стрельба поутихла, но одинокий всадник на лесной дороге всегда рисковал получить пулю неизвестно откуда.

Волчьи глаза Райса блеснули так люто, что Редвуд невольно пожалел о том, что карабин остался в коляске. Но не мог же он войти с оружием в церковь, черт побери…

Начинался разъезд. После бесчисленных поклонов и приветствий семейство Морфи опять затряслось в коляске по скверной дороге. Солнце пекло невыносимо, судья с ворчанием развязал галстук.

– Слышите, мастер Пол? – внезапно заговорил с козел Джимми. – А дядя Эбенезер выследил здоровенного старого ракуна[3]. Большого, точно собака, говорит дядя Эб… И еще он говорит: «Мы возьмем этого ракуна вечером, вместе с мастером Полом возьмем…». Вот будет весело, верно, мастер Пол?

– Папа! – умоляюще взглянул Пол на отца.

Миссис Тельсид нахмурилась.

– А твои уроки, Пол?

– Я их знаю, мамочка, честное слово знаю!

– Я думаю, Телли, – вступился судья, – уроки он успеет сделать в понедельник утром. Занятия в Джефферсон-Академи начинаются в час дня, он вполне успеет…

– Но ты не подведешь меня, Пол?

На такой вопрос вполне можно было не отвечать.

– Скорее, Джимми! – капризно сказал Пол. – Почему ты так медленно едешь? Давно пора обедать, правда, мама?..

За обеденным столом сидело пятеро. Рядом с судьей помещался управляющий имением Октав Мюрэ, усатый и румяный француз. Он болтал без умолку словно заведенный.

Слева от Пола сидел Эрнест Морфи, тридцатилетний красавец с надменным женственным лицом. Он, видимо, был не в духе. Выпуклые бархатные глаза его покраснели от бессонницы, он лениво ковырял вилкой еду.

– Много щеглят поймал ты, Пол? – спросил он.

– Это все папа! – мотнув головой, пробормотал Пол с набитым ртом.

– Папа? – удивился Эрнест. – А мне говорили, что он зашел за тобой на заре, но не мог тебя добудиться…

– Кто это сказал? – вспыхнул Пол.

– Все говорят! – пожал плечами Эрнест. – Я думаю, тебе следовало бы привязывать веревку к ноге…

Пол внимательно посмотрел на него.

– Можно мне встать из-за стола, мамочка?

Он слез со стула и подошел поближе к дверям.

– Как же тебе не стыдно так спать, Пол? – продолжал дразнить Эрнест. – Честное слово, когда-нибудь тебе отрежут уши во сне, а ты и не услышишь! Как же ты будешь без ушей?

– Постараюсь обойтись, дядя Эрнест! – кротко ответил Пол. – Но я совершенно не виноват в том, что ты опять продулся в карты, дядя Эрнест!..

Пол выскочил из комнаты под хохот отца. Эрнест улыбнулся довольно кисло.

– Сообразительный чертенок растет у тебя, Алонзо, – сказал он наконец, – интересно, что получится из него дальше…

– Я боюсь за него, Эрнест, – тревожно сказала миссис Тельсид, – слишком легко дается ему все… Он никогда не учит уроков, ему достаточно раз посмотреть в книгу.

Он может вырасти лентяем, и это будет ужасно!