– Знаешь, что поможет тебе разорвать этот заколдованный круг? Интуиция! Ты должен научиться читать мысли. Да, да! Еще до того, как соперник бросит шайбу, ты должен знать, куда будет сделан бросок. Ты должен предугадывать, как в следующий момент станет развиваться атака, кому нападающий отдаст нас, когда последует бросок но воротам… Ты должен все знать про нападающих! Все знать про защитников! Знать про хоккей больше любого хоккеиста!
Понимаете, куда клонил Тарасов? Если вам порой казалось, что шайбы сами летели в мою ловушку, не заблуждайтесь: я вовсе не фокусник, мне помогал выработанный за долгие годы дар предвидения – то, о чем когда-то говорил Тарасов. Бывало, нападающий еще только замышляет бросок, а моя левая рука уже самопроизвольно идет на перехват шайбы.
Раньше, насколько я знаю, когда команда обсуждала вопросы тактики, когда тренер давал установку на матч, когда вспыхивали какие-то споры, вратари сидели и помалкивали. Их мнением интересовались редко, еще реже с ними считались. Тарасов в конце 60-х годов этот порядок поломал. Я с самого начала стал принимать самое живое участие во всех делах команды. Когда Анатолий Владимирович перед матчем приглашал к себе для беседы поочередно все пятерки, я шел на эти совещания с каждым звеном. Внимательно слушал товарищей, не стеснялся высказывать свое мнение, а ребята не забывали поинтересоваться им. Случалось, нападающие, придумав какой-нибудь новый тактический ход, спрашивают:
– Как ты считаешь – пойдет?
– Хорошо, – отвечал я. – Никакой вратарь это не разгадает.
Или, напротив, я подвергал идею безжалостной критике, и прославленные ветераны, иным из которых я годился по возрасту в сыновья, уважительно слушали вратаря-мальчишку. Согласитесь, эта деталь ярко характеризует климат в нашей команде.
Я рос, жадно впитывая в себя не только хоккейные премудрости, но и – это важнее всего – постигая суть таких понятий, как коллективизм, взаимовыручка, ответственность перед товарищами, мужество, смелость. С самого начала тренер приучал меня творчески относиться к своей роли, он хотел, чтобы я работал в первую очередь головой, а уже потом – руками и ногами. По вечерам на базе в Архангельском Тарасов частенько приглашал меня к себе в комнату.
– Садись, – говорил Анатолий Владимирович. – Ближе, ближе садись. Владька, не кажется ли тебе, что ты стал пропускать нижние шайбы чаще, чем следует? Давай-ка подумаем, что да как.
И вот сидим, думаем. А утром на тренировке Тарасов не преминет спросить:
– Ты новые упражнения придумал? Какие – покажи.
И попробуй я только не придумать…
…В августе 1969 года я впервые поехал с командой ЦСКА в Швецию. Команда участвовала в товарищеских матчах, а меня тренер привез в небольшой городок Вестерос, где шведы проводили учебно-тренировочный сбор своих вратарей. На сборе кроме меня было восемь лучших шведских голкиперов. Мы тренировались с утра до вечера. Я хотел доказать, что тоже не лыком шит, но, откровенно говоря, трудновато мне было тягаться со шведами. Хольмквист, к примеру, бегал в два раза быстрее. Я внимательно следил за всеми упражнениями шведов и кое-что брал себе на заметку.
Теперь шведы шутят, что именно они дали мне путевку в большой спорт. Насчет путевки, конечно, преувеличивают, но некий талисман, с которым связаны мои первые успехи, я действительно из Скандинавии привез. Это была майка, подаренная Хольмквистом. Я считал ее счастливой. Майка износилась до дыр, мама устала ее зашивать, а я все никак не мог расстаться с ней. Хотя, конечно, гораздо важнее майки был тот опыт, который я позаимствовал у лучших шведских вратарей. На всю жизнь пригодились мне упражнения, привезенные в 1969 году из Швеции.
…Вернувшись в Москву, наша команда приняла участие в турнире на приз газеты «Советский спорт». Сначала я сыграл в матче с «Трактором». Вышло довольно удачно – 3:2 в нашу пользу. Следующий матч был с чемпионом страны – «Спартаком». Я был уверен, что теперь-то наверняка в ворота поставят нашего основного вратаря Колю Толстикова. Но за несколько часов до матча Тарасов объявляет: «Играть будет Третьяк». У меня колени затряслись. Ребята, заметив мое волнение, стали успокаивать, но я определенно видел, что и им тоже не по себе: мальчишка будет защищать их ворота в такой ответственной встрече…
Матч начался бурными атаками форвардов «Спартака». Однако удача в тот вечер была не на их стороне. Все шайбы летели прямо в меня. Зрители горячо аплодировали каждый раз, когда мне удавалось отразить даже легкий бросок. Они явно боялись за мальчишку, который защищал армейские ворота. Мы выиграли с преимуществом в пять шайб, и я был самым счастливым человеком на свете.
Потом снова были тяжелые тренировки и игры. Я изо всех сил старался доказать, что успех в матче со «Спартаком» не случаен, что я и в самом деле – вратарь. Доказать это было не так-то просто – многих смущал мой возраст. В мировой практике еще не было 17-летних вратарей.
Перед началом традиционного турнира на приз газеты «Известия», который собирает лучшие любительские сборные мира, А. В. Тарасов предложил тренерскому совету Федерации хоккея СССР включить меня в сборную. Его не поддержали: «Молод еще Третьяк. Разве можно на такого мальчишку надеяться?» Тарасов настаивал на своем.
Так осенью 1969 года я попал в сборную СССР.
В моем архиве хранится вырезанная из газеты заметка, которой я очень дорожу. В небольшом интервью А. В. Тарасов, пожалуй, впервые публично похвалил меня. Вот текст этого интервью:
«– Чем Вам понравился молодой вратарь?
– Во-первых, своей старательностью и фанатичной преданностью хоккею. Трудолюбием. Незаурядными данными. Владик умеет анализировать свои действия, делать верные выводы, а его игра в высшей степени осмысленна.
– В чем отличие манеры Третьяка от других вратарей?
– В его подходе к решению тактических задач. Владислав смело и широко маневрирует, все свои действия совершает обдуманно.
– Сможет ли он стать действительно выдающимся вратарем?
– Теперь все зависит от него самого. Парню – 17 лет. Ему надо сейчас повзрослеть. Тогда Владику будет легче решать все психологические и спортивные проблемы. Тогда он правильнее распорядится своей славой. Лично я полагаю, что он сможет это сделать. Я верю в Третьяка».
Конечно, мне очень повезло, что меня заметил Тарасов, что он начал заниматься со мной, терпеливо изо дня в день делать из мальчишки вратаря. «Учиться всегда – каждый час, каждую минуту, быть недовольным собой, не обольщаться успехами, извлекать правильные уроки из поражений… Идти и идти вперед!» – эти слова Анатолия Владимировича Тарасова я воспринимал как тренерскую установку на всю жизнь.
Собственно говоря, я никогда – до самого последнего матча – не считал свое, если так можно выразиться, хоккейное образование законченным. Совершенству предела нет, и из каждого прожитого дня я старался извлекать для себя какие-то уроки.
У журналистов, я слышал, есть такое правило: не удивишься – не напишешь. Иначе говоря, то, о чем ты берешься сообщить читателям, должно вначале взволновать тебя самого, заставить трепетать твое сердце – лишь тогда из-под пера выйдет что-нибудь путное. Наверное, это очень хорошее правило. Но вот о чем я подумал: удивляться незаурядным людям и их поступкам – ведь это, по сути дела, означает воспитывать себя. Могу сказать, что мне повезло на встречи с такими людьми. Повезло, вероятно, как никому другому. Меня учили владеть клюшкой, ловушкой и собственным хладнокровием прекрасные педагоги. В сборной СССР моим первым наставником был замечательный советский спортсмен Виктор Коноваленко. В родном клубе я рос среди легендарных мастеров советского хоккея. Перечислять их – значит назвать почти весь состав ЦСКА конца 60-х годов. Моим первым комсоргом в армейской команде был Игорь Ромишевский, а в сборной – Вячеслав Старшинов.
Я никогда не стеснялся перенимать все лучшее, что видел у других. Опытные хоккеисты, которые меня окружали, как правило, щедро делились своими знаниями, секретами своего мастерства, они не смотрели на новичка сверху вниз. /Как Плант как-то сказал мне, что он всю жизнь учился на собственных ошибках, помочь ему было некому. Я же в этом смысле могу считать себя счастливым. Мне всегда везло на хороших людей.
Ну, представьте себе, к примеру, такую ситуацию. Основной вратарь сборной СССР 60-х годов Виктор Коноваленко семь раз был чемпионом мира, дважды – олимпийским чемпионом. В свои тридцать авторитет он имел огромный. И вот Виктору говорят, что дублером у него будет 17-летний мальчишка. И он видит этого мальчишку – не очень складного, щупловатого, с длинной цыплячьей шеей. Что, по-вашему, должен подумать в такой ситуации прославленный ветеран? Как он должен отнестись к своему новому партнеру? Коноваленко же при первой встрече оглядел меня с ног до головы, потом, как равному, пожал руку и произнес: «Ну, ну, не робей». Больше, по-моему, он тогда ничего не сказал, да это и не удивительно: Виктор был чрезвычайно неразговорчив.
