– И у нас могут вырасти, – возразил Дуз-Хотимирский. – Вы знаете, Михаил Иванович, как я вас чту и уважаю. Вы – мой образец, мой учитель. Многому научился от вас. А на днях мне самому предложили давать уроки шахматной теории. Мальчишке лет четырнадцати из богатой семьи. Отец – помещик, аристократ, предводитель дворянства, мать из московского купеческого рода Прохоровых. Это им принадлежит известная Трехгорная мануфактура.
Решил я: обычная блажь избалованного барчонка. Но почему же мне не заработать? Пошел, познакомился, поиграл с ним. Ну, Михаил Иванович, если я в некотором роде ваш сын шахматный, то это ваш внук. Память – феноменальная! Комбинацию чувствует вроде вас… Да, позвольте, я вам покажу, я записал несколько его партий. И он очень здорово играет по переписке – уже годы. Анализ – его конек, как и ваш.
Они сели за столик и расставили шахматы. Чигорин взглянул на запись.
– Не понимаю, – удивился он. – Да это ваша вчерашняя партия!
– Ах, черт! – воскликнул Дуз. – Я второпях сунул в карман не то. Значит, дома оставил. Жаль. Ну, в следующий раз… Э, да вот и он сам. Саша! Саша!
К ним робко подошел худенький блондинчик в гимназической форме.
– Вот, знакомьтесь. Ты, конечно, знаешь нашего русского богатыря?
– Я, Михаил Иванович, – ответил мальчик, – не только вас знаю, но и все ваши лучшие партии наизусть. Любую могу показать.
– Вот видите! – сказал Дуз.
– А как тебя зовут? – поинтересовался Чигорин.
– Алехин Александр, – с гимназической четкостью последовал ответ.
– Алехин… Алехин, – пробормотал Чигорин. – Что-то я помню… играл даже.
– Это с его старшим братом, Алексеем, – пояснил Дуз-Хотимирский, – тоже хорошо играет, но куда до Саши! Покажи нам, Алехин Александр, несколько своих партий.
– Нет, Михаил Иванович, – твердо ответил подросток, – разрешите, я продемонстрирую любую из ваших лучших партий. А то вы подумаете, что я хвастаю. А я вправду помню.
– Ну, что ж, – призадумался удивленный и польщенный Чигорин. – Покажи нам, как я выиграл в Гастингсе у Ласкера.
Саша точно воспроизвел ходы знаменитого поединка.
Чигорин и Дуз молча переглянулись.
– А ты помнишь, как я лет двадцать тому назад выиграл вслепую у Арнольда?
Алехин усмехнулся.
– Вряд ли кто, видевший эту партию, сможет ее забыть!
И снова без запинки и единой ошибки повторил замечательную комбинацию.
Чигорин, до того хмурый и печальный, расцвел, точно его живой водой спрыснули. Он, как очарованный, глядел на подростка.
– Ну, довольно обо мне. Показывай собственные победы!
Через час изумленный и радостный Чигорин тепло попрощался с Сашей.
– Ну, порадовал ты меня, старика! Вижу: есть у меня преемник. Помни только мой завет! Знаешь, в чем тайна успеха? Ничего не бояться!! Не бояться тех знаменитых слабостей, о которых так трубят. Веди свою линию и не бойся! И еще тебе скажу, как молодому теоретику, – продолжал вдохновившийся Михаил Иванович. – В каждом дебюте, чуть ли не в каждом варианте его, можно избежать шаблонных, книжных ходов, достигая при этом, разумеется, не худших, если не лучших результатов! Ищи! Дерзай! Рискуй! Помни, Саша, нередко теоретическое – синоним шаблонного. Ибо что такое «теоретическое» в шахматах, как не то, что можно встретить в учебниках и чего стараются придерживаться, раз не могут придумать чего-либо более сильного или равного, самобытного.
Правда, есть классические дебютные варианты, выдержавшие даже самое серьезное из испытаний – испытание временем, – продолжал высказывать свое кредо Чигорин, как бы передавая молодому человеку творческую эстафету. – Их-то и надо досконально изучить! Но имей в виду: одно изучение теории не дает той силы игры, которая бывает результатом изучения совместно с практикой. Практика дает возможность при изучении теории выработать свою игру, улучшить ее качество и выработать известный стиль игры и известную манеру играть.
Алехин жадно запоминал каждое слово Чигорина.
– Ну, до свидания, милый Саша, – ласково протянул руку Михаил Иванович Чигорин Александру Александровичу Алехину. – Или, пожалуй, прощай! Я, братец, наверно, скоро умру.
– Что вы, Михаил Иванович!
– Ничего не поделаешь, – спокойно продолжал Чигорин. – Пусть такие, как ты, добьются того, чего не смог я! Чувствую, что ты будешь бороться за шахматную корону. От всей души, как русский русскому, желаю тебе удачи! Но помни одно: заботься о своем здоровье, чтобы оно не подводило тебя во время игры, и… и…
Чигорин замялся. Алехин вскинул глаза. Дуз-Хотимирский хотел что-то сказать, но вовремя сдержал себя.
– Не пей! – резко оборвал Михаил Иванович и, еще раз пожав руку Саше, почти выбежал из комнаты. В его душе смешались печаль и радость.
Саша Алехин шагал по бульварному кольцу, снова и снова повторяя в уме слова основоположника русской шахматной школы.
Вот уже Страстная площадь с монастырем, нелепо раскинувшимся в самом центре Москвы. Вот через Тверскую виден задумчиво склонивший голову бронзовый Пушкин. Что ж, Пушкин тоже был страстным шахматистом.
Почему-то еще припомнились Алехину, когда он проходил мимо памятника, две строки поэта:
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
Сил больше нет
Вскоре после московского матч-турнира Михаил Иванович направился (третий год подряд!) в Остенде.
Там в мае 1907 года начались уже не один, как ранее, а два турнира. Один – огромный, продолжавшийся полтора месяца, при тридцати участниках, куда были приглашены почти все тогдашние молодые маэстро, а из стариков – только знаменитый Блекберн и ничем не знаменитый середнячок Шеве.
Для шестерых же маститых знаменитостей был устроен в четыре круга матч-турнир чемпионов. В нем встречались Тарраш, Шлехтер, Маршалл, Яновский, Берн и Чигорин.
Чемпион России был приглашен только из уважения к его блестящему прошлому, так как всем было ясно, что он уже не сможет бороться с соперниками, находящимися в полном расцвете сил.
Организация одновременно двух турниров явилась в сущности первой попыткой разделить маэстро на две группы: более известных и сильных, не раз бравших первые призы на международных турнирах, и менее сильных, или, вернее, менее заслуженных (кроме Блекберна), так как многие участники «турнира маэстро» по силе игры уже не уступали участникам «турнира чемпионов».
Такое деление маэстро диктовалось все ширившимся размахом международного шахматного спорта и десятилетия спустя привело к формальному введению званий: «мастер» и «гроссмейстер».
Чигорин сознавал, что дни его сочтены, но не мог отказаться от привычной, манящей и возбуждающей обстановки соревнований. Хотя ему на успех, да еще в соревновании маэстро высшего класса, надеяться было нельзя.
Михаил Иванович уже не мог противоборствовать здоровым и тренированным коллегам-чемпионам и после четырехнедельной борьбы, проиграв матчи всем остальным участникам, занял последнее место. Он набрал лишь 4½ очка из двадцати возможных.
Победитель «турнира чемпионов» Тарраш набрал 12½ очков, причем все же проиграл одну партию Чигорину, выиграв две при одной ничьей. На втором месте оказался Шлехтер – 12 очков, третье и четвертое места поделили отставшие на пол-очка Маршалл и Яновский, у Берна было 8 очков.
Чигорин, несмотря на быстро ухудшавшееся здоровье и уже исчезнувшую спортивную форму, все же принял участие еще в одном (последнем) международном турнире. Никак не мог Михаил Иванович заставить себя распрощаться с шахматами, избавиться от пленяющего очарования любимого искусства, от тридцатилетней привычки, обратившейся в насущную потребность, бороться до последней капли крови и красиво побеждать.
Турнир в Карлсбаде (Карловы Вары), проходивший в августе – сентябре 1907 года, явился «лебединой песней» великого русского шахматиста. Состав был исключительно сильный, но Чигорин уже не мог играть с должным вниманием и техничностью. Например, в партии против Сальве, где к 23-му ходу у Чигорина был решающий позиционный перевес, русский чемпион в дальнейшем шесть раз выпускал выигрыш и свел партию вничью. В двадцати партиях Чигорин набрал лишь 7½ очков, но волю к победе этот изнемогающий боец проявлял по-прежнему поразительную! Когда в предпоследнем туре лидер турнира Рубинштейн предложил Чигорину ничью, тот отклонил ее и продолжал борьбу, хотя потом ошибся и проиграл. И все же, несмотря на полную утрату спортивной формы, Чигорин выиграл у таких выдающихся противников, как чемпион США Маршалл, Шпильман, Тейхман, Ионер, Олланд, Дуз-Хотимирский. Как курьез отмечу, что партия, выигранная в этом турнире Э. Коном у Чигорина, была отмечена призом «За красивую комбинацию, связанную с исключительно глубокой жертвой пешки», хотя Кон сам заявлял, что он не жертвовал пешку, а Чигорин у него пешку отобрал.
