Скотт не последовал совету Карла Бениша насчёт позы при отделении. Вместо того, чтобы прыгать с высоко поднятой головой и грудью вперёд, он снова прыгнул, как с самолёта, головой вперед. Поняв, что его сейчас опять перевернёт на спину, Скотт немедленно бросил вытяжной парашют. Вытяжной парашют — маленький круглый купол 12 дюймов в диаметре, который извлекает основной купол из ранца. На тогдашних парашютных системах он располагался в маленьком кармане на ножном обхвате ранца. Его нужно захватить рукой и выбросить в воздушный поток, чтобы раскрыть основной парашют. В свободном падении из самолета парашютист бросает вытяжной парашют, падая на скоростях в районе 120 миль в час. На такой высокой скорости сила, с которой воздушный поток действует на вытяжной парашют, велика, и купол открывается очень быстро. А Скотт только начал набирать скорость падения, когда бросил вытяжной парашют, и он болтался у него за спиной, как бесполезная тряпка. Это продолжалось секунды четыре, после чего воздушный поток наконец наполнил вытяжной парашют и раскрыл основной купол. Карл рекомендовал Скотту перед броском вытяжного парашюта падать хотя бы три секунды, иначе вытяжной парашют может попасть в образующуюся сверху турбулентность. Несмотря на некоторую неудачу, Скотт сидел на кровати живой и невероятно счастливый. Когда я спросил, что он чувствовал, прыгая со здания, он ответил:
— Йефто, если хочешь знать, что я чувствовал, прыгни сам.
По соседству со Скоттом жила американка, изучавшая историю в Сорбонне. Услышав о его прыжке, она тряхнула головой и произнесла: «Скотт, ты явно заскучал». Она была абсолютно права. Он не работал, весь день проводил дома, а от симпатичной подруги Марии его отделял океан. Родом из Таиланда, Мария училась в Соединенных Штатах и бывала в Европе только пару раз в год. Скотт ужасно тосковал без нее. Они несколько раз в неделю говорили по телефону, при этом Мария обычно начинала плакать, тоже от тоски по нему. Он рассказал ей о прыжке с башни Монпарнас, но это вряд ли успокоило ее нервы. Родители и другие родственники Скотта были очень впечатлены, когда услышали о его приключении, но я не думаю, что они полностью поняли различие между BASE-прыжком и обычным прыжком с самолёта. Так или иначе, они привыкли к авантюрам Скотта и не особенно волновались.
Друг Скотта сфотографировал его висящим под куполом на фоне башни Монпарнас. Он продал фотографию нескольким газетам, и на следующий день появилась статья под названием «Американец прыгает с гордости Парижа!» Причём французов больше всего взволновало не то, что кто-то прыгнул с парашютом с башни Монпарнас, а то, что первым, кто это сделал, был американец. Парашютисты на Ла Ферт даже критиковали Скотта за его прыжок. Очевидно, их патриотические чувства были сильно задеты. Более того, французская парашютная ассоциация хотела исключить его из своих рядов, и тогда он не мог бы больше прыгать во Франции. К счастью, угроза не была выполнена.
В конце декабря 1983 года Скотт получил по почте из Германии толстый конверт. Там были фотографии и рассказы о нескольких прыжках друзей Скотта с моста высотой 610 футов около Гейдельберга. Скотт познакомился с этими тремя немцами в баре во Франкфурте и потом написал им о своём прыжке с башни Монпарнас. Все трое были парашютистами и очень заинтересовались. Он поделился с ними всей доступной информацией о BASE-прыжках, которой тогда было очень немного. Они выбрали оттуда самое важное, и каждый сделал по прыжку с этого моста.
И вот, рассматривая их фотографии, я впервые подумал о том, чтобы совершить BASE-прыжок самому.
Всё выглядело очень просто. Мост был расположен в красивой долине и окружен лесом. Немцы подошли к делу с истинно немецкой основательностью. Сперва они для пробы сбросили с парашютом 90-фунтовую куклу, причём не с этого моста, а с другого, 165-футового. И прежде, чем кукла приземлилась, парашют полностью раскрылся. Поэтому они сделали вывод, что для раскрытия ему необходимо немного меньше 165 футов. Парашют был с круглым куполом, какие используются для новичков, совершающих первые прыжки с самолетов, и раскрывался точно так же, автоматически. Это самые безопасные BASE-прыжки, пусть их и не сравнить со свободным падением с башни Монпарнас, которое уже испытал Скотт.
В моей голове бушевало сражение между здравым смыслом и желанием приключений. Один внутренний голос сказал: «Йефто, подумай о твоей жизни и семье. Не делай ничего настолько опасного, что может стоить тебе жизни».
Тогда я услышал другой голос: «Чего ты, небольшое приключение не помешает. Ты ведь уже давно не испытывал ничего экстремального. Пора встряхнуться».
Когда я сел и расслабился, довольно скоро всё стало ясно. Желание приключений победило. Скотт спокойно сидел на кровати и ждал. Я посмотрел ему в глаза и убеждённо сказал: «Скотт, я хочу прыгать BASE». Он засиял как солнце и сел рядом. Мы вместе смотрели фотографии и обсуждали, как и когда мы прыгнем. По мне, прыжок с моста в Германии был самым привлекательным. Меня не интересовали прыжки с чего-нибудь вроде башни Монпарнас, в то время я считал это слишком опасным.
Лежа в кровати той ночью, я размышлял над тем, на что решился. «Прыжок с моста? Я, видно, немного сумасшедший».
Однажды вечером в пятницу, когда мы со Скоттом выпивали в местном баре, он сказал, что встретил на дропзоне около бельгийской границы парня по имени Бернар. Бернар и Скотт сразу подружились. Новый друг оказался неиссякаемым источником шуток, и однажды ночью они решили посоревноваться в этом, окружённые жюри из десяти парашютистов. Бернар рассказал историю, настолько веселую, что и Скотт и жюри смеялись, пока у них не заболели животы.
Я предложил пригласить Бернара в гости, чтобы посмотреть, был ли он вправду таким забавным. Неделю спустя он ввалился в квартиру Скотта с шестью пакетами и словами: «Привет, как дела?»
Бернар был среднего роста, атлетического телосложения, с темными кудрявыми волосами и карими глазами. Он был небрежно одет в джинсы, мешковатый свитер и кроссовки. Мы уселись втроём на кровать Скотта и разговорились. Бернару было 23 года, жил он с родителями в Байи, недалеко от Версаля. Он был студентом-второкурсником и изучал археологию, специализируясь на древних культурах южноамериканских индейцев. Через полчаса наши пивные запасы были исчерпаны, и я помчался вниз в магазин на углу, чтобы их пополнить. Когда я опять устроился на своём месте на кровати, Бернар рассказал нам, что сделал 70 прыжков, 30 из них — на службе во французских десантных войсках. Он никогда не прыгал RW и не считал себя опытным парашютистом.
Скотт и я показали ему фотографии немецкого моста и рассказали о наших планах. В общем-то, мы позвали Бернара в гости не только для того, чтобы я мог посмотреть, какой он великий шутник. Нам не хотелось тащиться в Германию на поезде, и мы хотели попросить его отвезти нас туда на своей машине, если мы оплатим его дорожные расходы. Неожиданно Бернар сказал: «Если я еду, я тоже прыгаю. Иначе ищите другого водителя». Я был изумлён. Имея на счету совсем немного прыжков, он принял решение о BASE-прыжке меньше чем за минуту. Он даже не спросил, какова высота этого моста, и уже был настроен прыгать.
Вскоре после этого мы начали планировать нашу поездку в Кохертальбрюкке. Многое из того, что могло нам понадобиться, можно приобрести на месте, а вот о технической части надо было подумать сейчас. У всех нас были собственные парашюты, что было весьма удобно. Мы обдумали то, чему Скотт научился на своих ошибках при прыжках с Тролльвеггена и башни Монпарнас. Он прочитал статью Карла Бениша в журнале American skydiving, где говорилось, что для BASE-прыжков нужны большие вытяжные парашюты, уменьшающие время раскрытия основного купола. Скотт принес статью французскому производителю парашютов, Parachutes de France, и спросил, не сошьют ли они три вытяжных парашюта. Когда там узнали, зачем они нам нужны, то отказались. Скотт расспрашивал тут и там, пока не нашел маленькую компанию, которая согласилась нам помочь. Мы заказали три больших вытяжных парашюта из черного нейлона, размером вдвое больше обычных, и дали им коллективное прозвище «Мистер Блэк». Потом мы стали отрабатывать в квартире Скотта позу при отделении от моста, спрыгивая со стола на кровать. Я, должно быть, сделал по крайней мере 200 таких прыжков.
Не проходило ни дня, ни даже часа, когда я не думал бы о нашей поездке. Я думал, как реагировали бы мама и папа, если бы узнали, что их сын разбился, прыгнув с моста. Мы разговаривали несколько раз в неделю, но я никогда не упоминал о наших планах, не желая волновать их. Я плохо спал. Заснуть было трудно, и несколько раз за ночь я просыпался. Снилось всегда одно и то же: я на огромной скорости лечу к земле без парашюта. Я даже засомневался в своём решении насчёт прыжка. Я вправду этого хочу? Что, если мне придётся провести остальную часть жизни в инвалидном кресле?
