Глава 15
Эффективность и эстетика, или мир, в котором мы должны жить
— Почему мистер Смит не вошел в ваш кабинет, господин президент?
— Мне не нравится его лицо.
— Но что бедняга может сделать со своим лицом?
— После сорока любой может сделать себе лицо.
Из рассказов о президенте Линкольне
Как-то мне пришлось работать в лаборатории взрывчатых веществ. Естественно,руководство принимало все возможные меры предосторожности против вторженияв лабораторию посторонних лиц, которые могли не только украсть и продатьвзрывчатку, но и взлететь на воздух вместе с нами. Поэтому все учреждениебыло окружено колючей проволокой, сигнализацией, вооруженной охраной, полицейскимисобаками и всем тем, что только может придумать изобретательный ум представителейслужбы безопасности.
Многие взрывчатые вещества основаны на нитроглицерине, который представляетсобой жидкость, чрезвычайно опасную как в обращении, так и при хранении.Малейшая фамильярность в обращении, например встряхивание бутыли, можетвызвать детонацию со всеми ее ужасными последствиями. Обычная безопаснаявзрывчатка, например динамит, содержит в большом количестве нитроглицерин,и безопасным в обращении его делают различные добавки, разработанные многолетнимиусилиями целого ряда довольно смелых ученых, таких, как Абель и Нобель.Экспериментаторы, вынужденные работать с чистым нитроглицерином, должныпринимать совершенно фантастические меры предосторожности, их работа стольопасна, что многие из них нередко страдают нервными расстройствами.
Лаборатории нитроглицерина отделены от других строений земляными насыпямии широкими свободными пространствами. Персонал обычно носит специальнуюодежду и особую обувь, сделанную так, чтобы мягко ступать и не создаватьстатического электричества, дабы исключить малейшую опасность возникновенияэлектрической искры.
Однажды в выходной день несколько местных ребят проникли через все заграждения,не замеченные охраной, собаками и сигнализацией. Обнаружив, что вокругникого нет, дети забрались в одну из нитроглицериновых лабораторий. Однакотам для них не оказалось ничего особенно интересного. Они уронили какие-тобутылки и мензурки на пол и, прихватив несколько пар специальной обуви,улизнули тем же путем, который остался неизвестным и по сей день.
Это вполне достоверная история, но, я думаю, она может служить и некоейпритчей, ибо возможно, что инженеры и те, кто составляет планы, администрация,рационализаторы, словом, вся компания "идущих впереди", похожи на детей,играющих в лаборатории, полной нитроглицерина, ни в малейшей степени несознавая, что они могут вызвать разрушительный взрыв. Можно, разумеется,сосредоточить все свои усилия на "эффективности" всего сущего, чтобы всеслужило удовлетворению наших материальных потребностей, хотя в действительностинаши материальные потребности - понятие, гораздо более растяжимое и в большеймере приспосабливаемое к обстоятельствам, чем мы склонны думать. Однаколюди имеют и индивидуальные духовные потребности, которые не менее важныи скорее приводят к социальным взрывам, если их постоянно грубо игнорироватьили пренебрегать ими.
Иногда, слушая разговоры некоторых моих коллег-инженеров, я буквальносодрогаюсь. Не столько потому, что они придают слишком малое значение эстетическимпоследствиям своей работы, сколько из-за того, что они считают абсолютнопустым и несерьезным даже касаться этой темы. И все же я думаю, что, чембольше мы увеличиваем свое материальное благосостояние, тем более серьезнойкатастрофой это в конце концов завершится, если только люди не смогут найтиэстетическое удовлетворение в окружающем их мире.
Будучи студентом инженерного факультета, я часто убегал с лекций и виноватопрокрадывался в местный музей. Много лекций по математике я пропускал,рассматривая картины в Художественной галерее Глазго. Без сомнения, картиныв музеях - это спасение, иногда они были мне в высшей степени необходимыкак последнее прибежище в отчаянии, вызванном не столько сухостью теоретическихлекций, сколько всепроникающим уродством городов вроде Глазго.
Конечно, держать "искусство" в отдельных коробочках, называемых музеямии театрами, весьма импонирует аккуратному обывательскому и административномуобразу мыслей. Но такие формы искусства, как живопись, музыка и балет,могут воздействовать на жизнь человека лишь эпизодически. Они могут служитьубежищем, но не заменой всего того, что постоянно окружает нас и должноприносить нам удовлетворение само по себе. Большинство из нас находит некийосвежающий источник в общении с природой, но мы покорно воспринимаеммрачность и унылость наших городов, фабрик, переполненных станций и аэропортов- всего того, в окружении чего мы вынуждены проводить почти всю свою жизнь.Возможно, что рыба, вынужденная постоянно жить в грязной воде, в концеконцов привыкнет к ней, но человек, "выдерживаемый" в таких условиях, долженконце концов восстать.
Как пишет профессор В. Диксон, "Возрождение, этот уникальный период нашейевропейской истории, противостоит как средневековью, так и последовавшим за нимвекам. Как различаются их взгляды на мир, насколько противоположны их системыценностей! Каждая всеобъемлющая доктрина воспринимается как нечто неизбежное инеуязвимое. Каждая эпоха думает, что именно ей свойственны правильные иединственно возможные для разумного человека взгляды" [130].
Итак, на важные вещи каждая эпоха имеет свои установившиеся взгляды.Будучи материалистами, сегодня мы, как и подобает, ужасаемся тому, чтонаши предки были готовы выносить физическую нищету и физическую боль. Нонаши предки, в свою очередь, не в меньшей степени ужаснулись бы тому, чтодолжны терпеть мы, тому, что испытывают каждый день сотни миллионов людейв ужасных городах вроде Лондона и Нью-Йорка. Они ужаснулись бы тому, чтоработающие на наших мрачных "фабриках Сатаны" готовы терпеть весь этотдьявольский грохот и это уродство, чего вполне можно было бы избежать.Даже убранство и атмосфера современных больниц внушили бы им еще большийстрах перед смертью.
Поэтому многие из нас ищут своего рода облегчения в слиянии с природойи при первой же возможности бегут в сельскую местность. Мы находим, чтоона больше подходит нам, чем города, заводы и дороги. Многие действительноверят, что природа не только прекрасна и это ее неотъемлемое свойство,но в некотором смысле она и "добра". Эти взгляды, доведенные до крайности,приводят к чему-то вроде пантеизма - к "Лесам Вестермейна" Мередита. Номне кажется, что если мы сможем избавиться от романтических предрассудкови взглянуть на вещи трезво, то должны будем признать, что эстетически природатакже нейтральна, как она нейтральна и морально. Горы, озера и закаты,возможно, и прекрасны, но море часто бывает грозным и неприютным. А первобытныйлес, как мне известно по собственному опыту, во многих случаях - это обительужаса. Европейский ландшафт нельзя назвать естественным. Растения и деревья,которым позволено здесь расти, тщательно отобраны человеком, а многие ихсегодняшние разновидности выведены искусственно, как и большинство домашнихживотных. То, как посажены растения, общее расположение полей, лесов, изгородейи деревень - не говоря уже о дренаже и улучшении земель,- все это результатчеловеческого отбора и человеческих действий.
До XVIII в., когда ланшафт был более диким, образованные люди страшились"природы" и смотрели на нее только как на источник физического дискомфортаи на склад сырья. Города были для них привлекательны и привычны, сельскаяже местность негостеприимна и опасна. Сегодня, восхищаясь прелестным английскимпейзажем, мы на самом деле восхищаемся результатами продуманной и целенаправленнойдеятельности культурных и толковых английских землевладельцев XVIII в.
