ПИКАССО: Хорошо. Прямо гора с плеч (усаживается напротив бара, смотрит на пейзаж с овцами). Послушай, Саго, в этом и кроется разница между мной и тобой. Ты смотришь на эту старую грязь и видишь пейзаж с овцами.
ГАСТОН: Не он один.
ПИКАССО: В этом-то все и дело! Не только он один! В отличие от… меня! Я вижу пустую раму с чем-то отвратительным внутри нее, что ждет, чтобы его заполнили чем-то новым (достает карандаш и держит его, как рапиру). Приближаясь к неизвестному, новое должно быть выцарапано из своей норы и пригвождено к стене, как шкура. Когда я смотрю на картины Гойи, кажется, что он протянул свою руку через столетия, чтобы коснуться моего плеча. Когда я пишу, я чувствую, что я тоже достаю через столетия своей рукой до чьего-то плеча.
ГАСТОН: Похоже на передачу эстафеты.
ПИКАССО подходит с СЮЗАНН, поднимает ее и начинает танцевать, без музыки. Она поначалу двигается неохотно, они немного танцуют.
ЭЙНШТЕЙН: Я тоже так работаю. Делаю замечательные дела с помощью карандаша.
ПИКАССО: Вы? Но вы ученый! Для меня прямая линия — не самый кратчайший путь между двумя точками!
ЭЙНШТЕЙН: Аналогично.
ПИКАССО (Все еще танцуя): Давайте посмотрим на одно из ваших творений.
ЭЙНШТЕЙН достает карандаш. ПИКАССО прекращает танцевать, берет карандаш. Остальные отходят от них, обстановка напоминает преддуэльную сцену из вестерна.
ПИКАССО: Начали!
Начинают рисовать на салфетках. ЭЙНШТЕЙН заканчивает первым.
ЭЙНШТЕЙН: Готово!
Они обмениваются рисунками.
ЭЙНШТЕЙН: Это совершенно.
ПИКАССО: Спасибо.
ЭЙНШТЕЙН: Я говорю о своем.
ПИКАССО (Изучая рисунок Эйнштейна): Это формула.
ЭЙНШТЕЙН: Как и у вас.
ПИКАССО: Но у вас буквы…
ЭЙНШТЕЙН: У вас — линии.
ПИКАССО: Мои линии что-то значат.
ЭЙНШТЕЙН: Как и мои буквы.
ПИКАССО: Мои линии прекрасны.
ЭЙНШТЕЙН (Указывая на свой рисунок): Люди от этого упадут в обморок.
ПИКАССО: Мой рисунок трогает сердце.
ЭЙНШТЕЙН: Мой — разум.
ПИКАССО: Мой изменит мир.
ЭЙНШТЕЙН (Держа свой рисунок): А мой, нет?
Предвкушая победу или ничью, ЭЙНШТЕЙН начинает танцевать с СЮЗАНН.
ПИКАССО стоит, сбитый с толку.
ПИКАССО: Возможно, вы фальшивомонетчик.
ЭЙНШТЕЙН: А может, вы ученый идиот! И оставайтесь им (Продолжает танцевать. ГАСТОН смотрит на него).
ГАСТОН (неожиданно запевает): Когда мужчина любит женщину…
ФРЕДДИ: Что, черт побери, здесь было?
ГАСТОН: Не знаю, не присматривался.
САГО встает и идет к выходу.
ФРЕДДИ: Куда ты собрался?
САГО: За фотоаппаратом. Вечер, наподобие сегодняшнему, надо запечатлеть на пленку (Оценивающе глядя на картину на стене). Пикассо, напиши что-нибудь в духе овечьей пасторали, ладно?
ПИКАССО: Есть одна идея.
САГО: Что ж, звучит обнадеживающе.
Уходит.
ПИКАССО: Есть идея. Идея приближается.
ЭЙНШТЕЙН протанцевывает с СЮЗАНН до ее места. Подписывает свой рисунок и вручает его девушке.
ФРЕДДИ: Эй, скажите, если поняли эту шутку. Человек приходит в булочную и говорит: «Сможете ли испечь для меня пирог?» Булочник отвечает: «Думаю, сможем». Тогда мужчина говорит: А сможете ли испечь пирог в форме буквы «С»? Булочник отвечает: «Думаю, да. Зайдите завтра с утра, и пирог будет готов». Ну, тот приходит наутро, и булочник показывает ему пирог. Посетитель начинает кричать: «Идиот! Это большая буква „С“ а мне надо „с“ маленькую, маленькую 'с'». Тогда булочник говорит: «Какие проблемы: приходите завтра утром, и увидите, что я для вас сделаю». И тот человек приходит наутро, и булочник достает пирог: «Куда прикажете его отправить?». А посетитель и говорит: «Знаете что…, думаю, я его здесь и съем» (все глядят на ФРЕДДИ. Никто не смеется).
ФРЕДДИ: Мне его приятель рассказал, но я не понял в чем соль.
ЖЕРМЕН: Это сюрреализм какой-то.
ФРЕДДИ: Тогда понятно, что я не понял. Я-то ведь символист.
ЖЕРМЕН: Ничего не делающий символист.
ФРЕДДИ: Ты назвала меня ничего не делающим символистом?
СЮЗАНН: Что такое символизм?
ЖЕРМЕН: Игра воображения, причина, чтобы не вытирать посуду.
ФРЕДДИ: Это не справедливо. Твой пост-романтизм привел к тому, что вокруг все залито водой.
ЖЕРМЕН: Мой романтизм не пост!
ФРЕДДИ: Еще как пост!
ЖЕРМЕН: Он — нео.
ФРЕДДИ: Пост!
ЖЕРМЕН: Нео!
ФРЕДДИ: Пост!
ГАСТОН: Хватит! Боже мой, это же не притон какой-нибудь, в конце концов!
ЭЙНШТЕЙН: Соль шутки в том, что сделан совершенный выбор в пользу буквы. Это не мог быть пирог в форме буквы «А», потому что «а» — и союз, и междометие — это вам надо? Я даже не буду рассматривать случаи с пирогом в форме букв «Б», «В» и «Ф». Ясно, что это не мог быть пирог в форме буквы «Ж», потому что буква «Ж» похожа на насекомое. Впрочем, я забежал вперед. Пирог в форме буквы «Г» выглядит откровенно не аппетитным. О букве «Д» я скажу позже. Пирог в форме буквы «Е» не работает на шутку, из-за того, что если его перевернуть, то получится пирог в форме буквы «Э». Пирог в форме буквы это уже не «пирога глаза на лоб вылезли». Надо ли упоминать про пирог в форме буквы 'З'? В пироге в форме буквы «К» повсюду присутствует Кафка. Это не мог быть и пирог в форме буквы «Л», потому что она — всего лишь половина буквы «М». Пирог в форме буквы «Н» никто не поймет: две вертикальных палки, которые поддерживает хилая перекладина. С пирогом в форме буквы «О» тоже не пошутишь, поскольку он и так имеет форму буквы «О». Также не годится и пирог в форме буквы «П», так как во фразе «Пирог в форме буквы „П“ многовато глухих согласных».
ГАСТОН: Простите. Надеюсь, вы не пройдете по всему алфавиту, так как мне осталось жить всего лишь пару лет.
ЭЙНШТЕЙН: Нет, конечно. Некоторые буквы настолько не подходят, что и упоминать их не стоит. Например, буква «Ц».
Долгая пауза, во время которой все размышляют.
ЖЕРМЕН: Ну, так что там с буквой «Ц»?
ЭЙНШТЕЙН: «Ц» — все равно, что «И», с запятой внизу, а пирог в форме запятой называется круассаном.
ЖЕРМЕН: Большое спасибо.
СЮЗАНН: Вы сказали, что позже скажите о букве «Д».
ГАСТОН: Нет! Я предпочитаю букву «Т»…, то есть, я хочу «пи-пи».
Выходит в туалет.
ФРЕДДИ: Минуточку, вы сказали, что шутка смешная. Но она не смешна.
ЭЙНШТЕЙН: О, нет, напротив, я смеялся.
ЖЕРМЕН: Нет, не смеялись.
ЭЙНШТЕЙН: Не сейчас. Позже. Замороженный смех.
ФРЕДДИ: Замороженный?
ЭЙНШТЕЙН: Ну, да. Не сейчас, но через час, когда, придя домой, встанете у холодильника, вы засмеетесь.
ГАСТОН (За сценой): Пирог в форме буквы «с»! Ха-ха-ха!
ЭЙНШТЕЙН: Видите? До него только сейчас дошло. Возможно, в процессе сс… мочеиспускания…
Когда прозвучит эта шутка, автор пьесы будет спускаться вниз, в театральное фойе.
ЭЙНШТЕЙН (ФРЕДДИ): Когда вам рассказали эту шутку?
ФРЕДДИ: Полтора года назад.
ЭЙНШТЕЙН: Возможно, вы уже смеялись над ней, но думали, что смеялись над чем-то другим.
ФРЕДДИ: Вы считаете, что произошло нечто смешное, и я рассмеялся, но в действительности я смеялся над шуткой, которую услышал год назад?
ЭЙНШТЕЙН: Совершенно верно.
ФРЕДДИ: Выходит, я еще «должен» смешок шутке про пирог?
ЭЙНШТЕЙН: Или не должны. Вы только могли подумать, что шутка была смешна, но на самом деле, она не была смешна, поэтому вы и не должны свой «смешок».
ФРЕДДИ: Подведем итог: вместо того, чтобы засмеяться над тем, что мне показалось смешным, я смеялся над тем, что мне совсем смешным не показалось?
ЭЙНШТЕЙН: Приблизительно так.
ФРЕДДИ: Тогда возникает проблема.
