ПОСЫЛКА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Но льзя ли изобразить совершенно всѣ отличительныя черты предлежащихъ слову нашему удалыхъ добрыхъ молодцовъ? Они столь живы, предпріимчивы, дѣятельны, такіе хваты, такіе верченые супостаты, что не посидятъ на одномъ мѣстѣ. Гораздо, о! гораздо въ меньшемъ затрудненіи бываетъ рисовальщикъ, старающійся срисовать отмѣнной красоты бабочку, каждое мгновеніе перелетывающую съ куста на кустъ, съ листочка на листокъ, съ цвѣточка на цвѣтокъ. Самая вѣрная кисть его не успѣваетъ слѣдовать за игривымъ и рѣзавымъ ея полетомъ. Такъ! — Небо долго приготовлялось, чтобы произвесть въ бытіе такихъ остроумниковъ, такихъ спекулаторовъ и чудодѣевъ. Вить вамъ, мои читатели отъ разсказовъ ветхихъ и новыхъ прабабушекъ, на это доказательство, и доказательство, кажется, неподверженное никакого сомнѣнію, могущее увѣрить самаго сомнѣній учителя Пиррона. Тутъ не льзя сдѣлать никакихъ возраженій. Вѣдь, что правда, то правда. Коли я вижу гдѣ дымъ, то заключаю, что тамъ вѣрно есть и огонь. Послушайте же и почудитесь. — Прославляемые нами, по всѣмъ отношеніямъ, въ истинномъ смыслѣ, великіе и вѣками раждающіеся мужи Пошехонцы по возвращеніи своемъ изъ послѣдняго путешествія, не успѣли еще поздороваться съ родными своими, раздѣться, поужинать хорошенько и отдохнуть послѣ многотруднаго своего странствованія, и ужъ успѣли всё пронюхать, вывѣдать и узнать, что не боль далече отъ преславнаго ихъ града, близь знакомаго имъ сельца Му-у-хина, верстъ етакъ за сто, въ дремучемъ лѣсу лежитъ въ берлогѣ подъ хворостомъ преужасный медвѣдь, отъ вѣка не только невиданный, но и неслыханный, величиною съ лошадь, или по крайней мѣрѣ съ Черкаскаго быка, а взглядомъ — Уфъ! по кожѣ подираетъ! Кто и нашихъ Рускихъ простыхъ муравейниковъ видалъ живыхъ и на волѣ, тотъ возъимѣетъ объ етомъ изъ Брынскихъ или Польскихъ лѣсовъ выходцѣ довольное понятіе. "Охци, хци, вопили они не попусци Господци погибнуцъ намъ отъ, ентова людоѣда. О кабы Богъ далъ намъ домертва устосацъ его, или живьемъ взяцъ, и принесцъ на веревочкѣ домой на удзивленіе, всему бѣлу свѣту! Ну — да цево полохацься? вѣцъ мы пойзёмъ ватагою, и всё изъ удалыхъ удальци!" Конечно — знали они изъ Древней Исторіи, что Тезей одинъ и малолѣтенъ еще ухлопалъ человѣкоядца Минотавра, [19] знали что Персей убилъ морское чудовище уже разверзнувшее страшную пасть свою на поглощеніе прекрасной, но претщеславной Андромеды, дочери Цефея Царя Еѳіопскаго — что Геркулесъ устосалъ многоглавую Гидру Лернейскую [20], и разодралъ однимъ махомъ челюсти страшнѣйшаго льва, словомъ, знали они всѣ доблественные подвиги и походы древнихъ рыцарей, знали всѣ притчи во языцѣхъ; однако какъ люди умные, прозорливые и опытные, чтобы не попасть какъ нибудь въ просакъ и не промешулиться, почли за надежнѣйшее и всего лучшее провозгласить по всѣмъ дворамъ и домамъ чрезвычайное собраніе, дабы обще посовѣтовать и подумать, какъ бы поступить въ етомъ важномъ и небезопасномъ предпріятіи, т. е. какъ бы своего лютаго врага подцѣпить врасплохъ. Умъ дискать хорошъ, а два, три и болѣе, еще тово лучше. У нашихъ философовъ всегда такое правило: чѣмъ больше, тѣмъ лучше. И вошъ какъ у нихъ, Господа! Что вздумано, сказано одинъ разъ, то считай сдѣлано. Тутъ не станутъ перетолковывать и вести дѣло въ проволочку. Да и не правда ли, что чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Ай, да самохвацкія головушки! мышцы ваши яко мѣдяны, груди адамантовы, руки желѣзныя, души геройскія, а умы парятъ по поднебесью. Експромптныя даже сужденія ваши не хуже стихій Евклидовыхъ; ваши простыя и обыкновенныя между собою раздобары, или лясы сушь теоремы Геометрическія: а по сему и превосходящія всякій умъ и смыслъ человѣческій ваши дѣянія пребудутъ незабвенны и достопамятны въ лѣтописяхъ до скончанія міра сего. —
Но пренесемся мыслями. во всеобщее предметовъ нашихъ собраніе — взойдемъ на широкій дворъ предводителя ихнова дворянства Ѳоки Антипыча. Здѣсь всѣ славнѣйшіе ихъ ораторы; здѣсь всё политики, всё дипломатики. Вотъ ужъ, что называется: никого изъ щоту не выкинешь. Уже вся Пошехонская Министерія собралась сюда, съѣхалась. Но слышите ли вы, какой шумъ и разногласіе на совѣтномъ дворѣ? — Видите ли вы какое волненіе на вѣчѣ ихъ? Да и льзя ли согласиться вдругъ всѣмъ на одно? можно ли всѣмъ потрафить въ одну цѣль? — У всякаго свой умъ Царь въ головѣ. Ой! Ой! о! — пошла было пируха, да и чуть не въ оба уха — однако не бойтесь слишкомъ, читатели — волненіе по малу yтихаетъ, шумъ умолкаетъ. Чу! чу! прислушайтесь сквозь плетенъ. Самъ Гарпократъ съ приближеннымъ ко устамъ своимъ указательнымъ перстомъ, проявляется среди знаменитаго и многолюднаго толпища судей и совѣтниковъ. Се тишина и миръ водворяются въ главноприсутственное мѣсто. А посему будьте покойны, читатели, подождите только крошечку. Скоро, скоро всё пойдетъ и своимъ чередомъ и своимъ порядкомъ. Вѣдь это не старый баснословный Гарпократъ продрался въ присутствіе; но самъ Ѳока Антипыцъ, Алфа и Омега премудрости, продирается во среду собранія, состоящаго изъ воистинну сыновъ отечества; и продравшись со жемчужнымъ крупнымъ потомъ на лицѣ своемъ, прерывающимся отъ давки голосомъ возговоритъ имъ этакія словеса: "Ахъ братцы, сотоварищи, соподвижники мои, удалыя умныя головушки! засѣданіе наше всё тянется, да протягивается. Къ единомысленной, рѣшительной. Сентенціи и подумы нѣтъ. Ваши умы разумы, и заключенія ихъ идутъ всё нарозно. Такъ не лучше ли намъ, ребятушки, раздѣлишься на двѣ ровныя половинушки; раздѣлимся и посмотримъ со здравымъ разсужденіемъ, отринувъ всякое предразсужденіе, или злый какій помыселъ, которая палата разумовъ верхъ возметъ, на тую и всѣ поддадимся, склонимся, согласимся всѣ, на одно что нибудь, и ужъ сдѣлаемъ одинъ конецъ." Теперь отдохнёмъ немножко читатели; отъ противоборствія всѣ члены совѣта устали! — Но Ѳ. Антипыцъ подаетъ свой первой, значительнѣйшій голосъ во всемъ собраніи; И всѣ наши Лорды и Милорды по наученію Ѳ. А. раздѣлились по Англинскому манеру на двѣ палаты, или на два Парламента, т. е. на верхній и нижній. Въ сихъ обоихъ верхоприсутственныхъ палатахъ, старѣйшіе, убо и разумнѣйшіе наши Перы, Лорды и Милорды опредѣлили быть непрерывному засѣданію, а именно, въ верхней палатѣ отъ захожденія солнца до восхожденія его, а въ нижней отъ восхожденія солнца до захожденія его. По многимъ перемолвкамъ, переговорамъ и перекликамъ изъ одной палаты въ другую переносившимся, наконецъ въ обѣ" ихъ положено, рѣшено единогласно и за неумѣніемъ грамотѣ по три креста + + +подписано подъ скрѣпою выборнаго, (такъ какъ по нашему Секретаря, или еще и Оберъ-Секретаря: "Главнокомандцовацъ надъ всѣми Ѳокѣ Антипыцу." — Теперь ужъ не долго ждать вамъ читатели развяски, не театральной какой либо, не выдуманной, а на дѣлѣ, на опытѣ развязанной и распутанной. Смотрите хорошенько. — Вотъ выступаетъ, маршируетъ все сонмище вкупѣ, грядетъ съ вѣрою и несомнѣнною надеждою сокрушить своего супостата лютаго. Съ миромъ — братцы самоополченнички! У васъ есть храбрый, мудрый вождь, предъидетъ вамъ самъ съ усамъ Ѳока Антипыцъ. — Ахъ, что это за прекрасное, преславное видѣніе! — ето сущая лейбъ-гвардія! смотритеко, какъ они бодро, весело стоятъ фронтомъ, всѣ готовы къ бою, не только съ медвѣдемъ, да хотъ съ самымъ чортомъ, подъ предводительствомъ стариннѣйшаго дворянина Ѳоки Антипыца. Ну, ужъ хвацко, да и прехвацко робяци! — съ Богомъ — Щастливой вамъ путь! Помоги вамъ Господи! — Подхватите намъ поживѣе этого мохнатошерстнаго чертополоха! Прощайся, читатель, съ рыцарями темнобураго руна. Вѣдь ты видѣлъ, что они изъ города своего выступили, вышли, вырвались, или попросту сказать, бросились опрометью, чуть не сломя голову. Куда? извѣстно въ походъ. Въ чемъ? во всемъ своемъ воинскомъ облеченіи — съ топорами, рогатинами, сѣкирами, бердышами, буркольцами, ножами и вязовыми дубинами, со сворами собакъ, и при томъ съ лыжами, не для того, что5ы ихъ въ случаѣ неудачи, что называется, навострить, но чтобы скорѣе ближе подбѣжать къ медвѣдю и скрутить его. "Вотъ тутъ-то медвѣжка дурацына, устой, (бахорили они въ маршѣ своемъ) гдѣ кисель густой." — Ау! ау! хоть расплачься, а медьвѣдоловцы пропали у меня изъ виду вонъ, ушли, убѣжали, скрылись изъ виду конъ. Тото — долго мы зѣвали на ихъ славной выходъ изъ Пошехонья, ротозѣяли, да и прозѣвали. — Гдѣ ихъ теперь взять, сыскать! Пустимся-ко за ними въ догоню, вотъ въ эту деревню Вислоухово. Ба, смотрите, А. — А. - вотъ они здѣсь родимые, вдоль по улочкѣ расхаживаютъ и Стенторовымъ голосомъ [21] по подоканью ко знакомцамъ и пріятелямъ своимъ Вислоуховцамъ воскликиваютъ:, Охъ вы, гой еси, удалые, храбры молодци, насы добрые сосѣдушки! мы идзёмъ почцы на смёрцъ свою, собрались идземъ на изъ звѣрей звѣря, на преужаснаго цѣловѣкоскотоядца, на прелютотова, шерстомохнатока, на медвѣдзя превеликаго, во странѣ нашего неслыханнаво, пришедшаго въ нашу сторонушку, изъ тёмныхъ Брынскихъ лѣсовъ дремучихъ, мы идзёмъ на него всею нашею силою, всею грудью Богатырскою, радци избавленья земли Рускія, радзнобщаго всѣхъ насъ и васъ и скотцины нашей спасенія." И когда на громковитійственное возглашеніе сіе повыбѣжали, повыскакали къ нимъ изо всѣхъ дымовъ Вислоуховцы, то они къ сошедшимся имъ по тайному декрету совѣта своего, тако вопили: "Не полохаетъ насъ шерсавое Брынское чудиице; призываемъ же во дружину къ себѣ радци вашей чесци, славушки, радци вашей цѣлости. Топерё мѣшкацъ намъ, не льзя, нецево. Вы берицѣ рогацины, вострые, вы тоцыцѣ топоры булатные, собирайцѣся воровѣе и ступайцѣ съ намъ проворнѣе." Вотъ, что называется краснорѣчіе истинное, убѣдительное, преклоняющее умы слушателей на свою сторону! Куда твой Демосѳенъ и Цицеронъ! Они много читали, слышали о безсмертномъ Нижегородцъ Мининѣ, о прехрабромъ Князѣ Пожарскомъ, и первосвященникѣ Палицынѣ. Въ одинъ мигъ собрались всѣ, сготовились! — Сорокъ семь наилучшихъ, преудалыхъ охотниковъ присоединяются къ нашему полчищу. Скоро-то сказка сказывается. — Но о! кабы кто видѣлъ, какъ чинно всѣ выстроились! — И Маршалъ ихъ, Ѳока Антипыць, лишь успѣлъ сиплобасымъ своимъ голосомъ гаркнуцъ: "Марсъ, на правокругомъ, голову впередъ, есцо Марсъ." И всѣ праву ногу вперёдъ, всѣ зашагали въ равномѣрный темпъ, соблюдая во всей точности достодолжные интервалы, (по ихному дистанціи, или другъ отъ друга разстоянія, почесали, помахали прямо по носу, ко берлогу звѣря лютаго. — И такимъ-то побытомъ, они шедъ, крича во все горло по перепутнымъ деревнямъ, сельцамъ, склонили, собрали всего людства, считая съ собою, до пяти сотъ, вооруженныхъ со подошвы ногъ до самой макушки, и соверхъ сама темячка, преудалыхъ, самыхъ лихихъ ратоборниковъ, храбровоиновъ. — О! гдѣ бы намъ со всѣми ими останавливаться на всѣхъ перепутьяхъ на всѣхъ роздыхахъ, во всякой деревнѣ, деревушкѣ, смотрѣть на всѣ ихъ входы и исходы, и слушать ихъ провозглашенія? Ето было бы слишкомъ долго, а пуще, для инаго и скучно. Лучше станемъ-ко къ концу подвигаться. Я знаю по себѣ самомъ, равно какъ и мои читатели, что полезнѣйшія наставленія, и поучительнѣйшія сказанія когда нѣсколько протягиваются, приводятъ насъ съ нѣкое нетерпѣніе и пожеланіе скорѣйшаго оныхъ окончанія. И простите меня, читатели; пишу всё, что придётъ въ голову. Ни Историки, ни лѣтописатели, не предали намъ ни одной сего рода повѣсти. Всё надобно самому догадываться и держать ухо востро; а то пожалуй — и ворона въ ротъ влетитъ.
