Наш милый, славный фикакус превратился в одну большую подушку для булавок. Его изрешетило. Насквозь. Просто удивительно, и откуда столько колючек у страстной зеленой барышни взялось! Это ж не растение, а ходячий оружейный магазин!
И только мы, спасаясь от бандитского нападения, решили залечь в окопы из ковров, как в комнату протиснулась няня и отдала четкое распоряжение:
– А ну прекратить! Быстро!
Зеленая дама замерла и вопросительно склонила зеленый кочанчик-голову на сторону, как бы прислушиваясь.
– Прополку устрою! – пригрозила Ар’Инна зловеще-тихим и ласковым голосом и начала расти. «Надувная подушка» оформила мысль окончательно: – С культивацией!
Самочка фикакуса задумалась над такой перспективой и начала потихоньку отползать с поля боя в сторону окна.
– А ты чего стоишь врастопырку, отклячив ветки? – все так же грозно поинтересовалась няня у моего растения. – Видишь, даме на воздух надо!
Совет был воспринят благосклонно. Как только орка отворила окошко, два растения в мгновение ока умелись в сад: продолжать благородное дело и озеленять окружающую среду.
– Дурдом с доставкой на дом, – сообщила я больше для себя, но была услышана.
– Почему у ребенка такие неподобающие пособия по семейной жизни? – нахмурилась шмырг. – По ним ничего не выучишь! Много зелени, и ничего не видно!
– Няня! – хмыкнула я. – Разве «ребенку» моих лет можно на такое смотреть?
– Нельзя! – убежденно сказала Ар’Инна. – На такое никому нельзя смотреть, чтобы эстетику не испортить. Вот лет через десять я покажу тебе чудную книжку с подробными рисунками…
Во входную дверь раздался настойчивый стук.
– Это кто там? – сдвинула брови няня. – Мы кого-то ждем?
– Чисто теоретически – нет, – дипломатично ответила я, пожав плечами и раздумывая, кого попросить вытащить колючку.
У Кувырлы – перепонки. Пошлепает по шее безрезультатно. Нет, в смысле результат будет – мне дадут по шее. У Шушу – когти. Выковыряет змеелюдка все, что можно, но вот где она остановится? Под пятками еще пол есть… Миримэ чересчур впечатлительная. Сначала мне ее придется несколько раз поймать при падении в обморок, а потом, честно говоря, будет уже все равно – осталась в шее колючка или нет. Ар’Инна безмерно заботливая. Если не намотает на меня километра два бинтов и не утопит в антисептике – значит, я легко отделалась. Остается Эсме…
– А практически? – подозрительно осведомилась шмырг.
– А может, мы все же посмотрим? – широко улыбнулась Шушу и поспешила к двери. Вот уж кого колючками не проймешь.
– Ой, какие к нам люди! – раздалась ядовитая реплика от входной двери. – И без охраны!
– Обижаете, девушка, – забасили в ответ. – Стража за дверью.
– Вы тут, мальчики? – Змеелюдка, видимо, на слово никому не верила.
– Да, дорогая! – Слаженный ответ настоящих мужчин.
Няня нахмурилась и вылетела встречать новых гостей. Проявлять, так сказать, местное гостеприимство.
– И что вам дома не сидится, шаромыжники? – Хм, вот уж точно пример для подражания! Оказалось, радушие в списке шмырга непозволительная роскошь.
– Мы пришли сообщить приятнейшее известие! – У кого-то нервы толще канатов.
– Если к нам едет ревизор, то я его убью! – прошипела я, стягивая туфли.
– Странно все это, – заметила орчанка. – Нападение, визиты, няни…
Только я собралась хоть что-то умное ответить, как из-за двери донеслось:
– Я могу воочию увидеть Лелю?
Я скривилась, как среда на пятницу, и пошла предъявлять свою личность. А если кто не спрятался, то я не виновата!
Распахивая створку, нацепила на лицо самую лучшую улыбку и вломилась в помещение с сиянием на лице.
Посреди приемной стояли трое мужчин весьма почтенного возраста. Впрочем, может, и не мужчин… Все же мы в гареме, и дотошно проверять меня как-то не тянуло. Будем условно считать всех существ противоположного пола мужчинами.
Хотя… Тут и без гарема, в своем мире, некоторых можно назвать лишь особью или раритетом. То есть, глядя на таких индивидуумов, понимаешь: Красная книга – это самое лучшее место для их проживания. Но не будем о грустном…
В моей гаремной приемной (а звучит-то как!) отирались натуральные три волхва!
Все, как невесты, при фате и в чисто-белом, так что наружу торчат практически одни глаза и усы. Один негр, второй европеец, а третий… гм-гм… будем считать, что бедуин. Светлее негра и темнее белого. На шеях толстые ряды бус, в руках четки, усы скорбно повисли. А, и вокруг одно ядовитое благоухание. В смысле надушили товарисчей безмерно. Еще хуже, чем гаремных барышень. Сладковато-терпкий запашок амбры, мускуса и прочего. Чтоб незаметно к дверям мужики не подходили, наверное.
У меня опять начал опухать нос. Да что ж такое! Удавить они меня этими благовониями сговорились, что ли?!
– Я вас слушаю, – привлекла к себе внимание.
Визитеры развернулись в мою сторону и как-то померкли. Неужели переборщила с сиянием?.. И уже свечусь безумием? Может, тогда азбуку Морзе глазами озвучить?
– Великолепнейшая Леля! – справился с шоком один из пришедших. – Мы так счастливы лицезреть вас…
– Взаимно! – включилась я в процесс мазания медом, зная, что где-то там припасена ма-аленькая ложка дегтя, и потому не расслабляясь.
– Мы пришли сообщить вам, изумительнейшая, о выпавшем на вашу долю счастье! – продолжал велеречиво вещать старец, пялясь на мое платье, поменявшее фасон.
– Надеюсь, оно падало не на голову? – прошептала мне на ухо Эсме, заговорщицки подмигнув.
– И долго вы еще будете тут пнями стоять? – рыкнула няня.
– Уважаемая лайни, – осторожно ответил один, пресекая агрессию, – мы пришли сюда по высочайшему повелению…
– А вымететесь отсюда по нижайшему указанию! – зловеще парировала Ар’Инна.
– …и нам поручено донести до разума прекрасной девы… – не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил оратор.
Вот тут уже обиделась я! Судя по их речевым загибам, я произвожу впечатление девушки, которой просто сказать – мало, нужно обязательно «донести».
– Доносите, – милостиво согласилась шмырг, – и уносите себя вдаль. Нам спать пора, и мужчинам тут делать нечего!
– Совсем? – наивно осведомился бедуин.
– Совсем! – отрезала няня. – В вашем возрасте можно только гидом работать!
– Зато каки-им! – игриво подмигнул чернокожий. – Опыт – сын ошибок трудных!
– Эва! – подбоченилась Ар’Инна. – И ведь совесть ни в один глаз не тыкнет!
– Вы о чем? – вылупился на нее третий, опасливо отодвигаясь.
– О том, о чем и вы! – фыркнула няня.
– А мы о чем? – удивился негр.
– Здравствуй, склероз! – провозгласила шмырг.
– Тут еще кто-то есть? – заволновался бедуин.
– Тихо! – крикнула я.
После этого все вдруг вспомнили, что пришли ко мне, и понеслась душа в рай, а язык на волю…
– …Бу-бу-бу… прекраснокосая!
Да-а-а, ностальгически вспомнилась одна такая… Прекраснокосая… или косая… А я бы сейчас, между прочим, не отказалась от рюмочки чего-то покрепче чая! Глазки в кучку, и камень в ручку.
– …Бу-бу-бу… тонкостанная!
Звучит как-то двусмысленно. Но сделаю вид, что внимаю с умилением, и продолжу мечтать об ужине, ванне, постели… и бейсбольной бите.
– …Бу-бу-бу… пышногрудая!
– Но-но! – вклинилась няня, пока я пребывала в раздумьях – есть ли в этом мире линзы и если есть, то не делают ли их из увеличительного стекла.
После получаса славословий, когда мы уже спали стоя, бедуин вспомнил о цели визита:
– И примите наши поздравления о переходе во второй тур соревнований!
– Аллилуйя! – вырвалось у меня.
– Значит, здесь кто-то есть? – снова заволновался бедуин. – А мы не представились!
– Сейчас представитесь, – зловеще пообещала Ар’Инна, – если не прекратите отнимать наше время и мешать наведению красоты!
– Вы ее уже наводили? – осторожно поинтересовался европеец.
– А что, не видно? – полюбопытствовала молчавшая до этого Кувырла, поигрывая топором.
– Не совсем, – дипломатично выкрутился смертник. – У меня сужение зрения.
– Сейчас прорубим зенки пошире – и будешь смотреть на мир с детской улыбкой. Хочешь? – услужливо предложила бабуля.
– Почему «с детской»? – Видимо, остальное старца не смущало.
– Потому что с беззубой! – квакнула Кувырла.
– Спасибо! – выкрикнула я, останавливая дебаты. – Весьма тронута оказанной честью!
– Чем тронута? – рассвирепела няня. – Кто посмел моего ребенка коснуться?!!
– Разум, няня! – прошипела я сквозь стиснутые зубы.
– Ему можно, – успокоилась шмырг.
– Это не жизнь! – простонала я.
– А что? – По-моему, у бедуина инстинкт самосохранения отсутствовал как таковой. Вместо, скажем мягко, здорового и правильного основного инстинкта (ага, одного из двух… или трех) у старца оказался избыток жажды познания. А следовательно – стремление к получению сведений, их утрамбовыванию и следующему за тем коллективному поглаживанию по его квадратной голове. В этом, чую, сильно поспособствует топор лягули в шароварах. Лично я на этот предмет туалета уже часа три как смотрела с вожделением и обожанием.
