Робб был не из робких, поэтому он тут же открыл один глаз. Чтобы оценить обстановку. На него уставился большой паук, свисавший с деревянной балки. Потолок был дощатым, но доски иссохлись, из-за чего между ними зияли дыры, словно щели в зубах. На том свете оказалась крайне скромная недвижимость.
Следом пришло осознание, что он закрывает лицо отнявшейся ночью рукой. Робб поднял её перед глазами, повертел. Кожа была серой, на ней запеклась кровь и зиял бордовый порез, но в остальном все было отлично: пальцы двигались, плечо слушалось. Поднявшись на вполне себе крепкие ноги, Робб принялся осматриваться. Он оказался в какой-то заброшенной таверне, это было ясно, как день. Недалеко от него протянулась барная стойка, за которой он и свалился, и если ищейки высматривали что-то в доме, именно она спасла его. За стойкой, в зале, валялись стулья и столы. Они находились в таком беспорядке, будто хозяева убегали в спешке, а перед этим знатно подрались друг с другом и с гостями заодно. Под одним из окон валялась гардина с пыльной тряпкой на ней, которая когда-то была шторой. Других гардин в зале не наблюдалось.
— Кому потребовалось воровать шторы? — пробормотал себе под нос Робб, почёсывая затылок. Он всё еще не понял, как остался жив, но версия с посмертием отпадала: слишком неприглядным оказался мир после смерти, такого просто не могло быть. Нельзя же всю жизнь мучиться, страдать, рвать жилы, чтобы потом навечно застрять в грязной вонючей таверне? А может быть, это его наказание? Большего он и не заслужил, пожалуй…
С такими мыслями Робб поплелся осматривать дом и чуть было не споткнулся о какой-то куль.
— Драконья тёща! — выругался он.
Кулёк тем временем застонал, развернулся и оказался тоненькой хрупкой девчушкой. Она села и посмотрела на Робба большими зелёными глазами. У неё было острое личико, усыпанное веснушками, тонкие светлые волосы с рыжим отливом и длинные острые уши, покрытые нежным пушком, светящимся в лучах утреннего солнца.
— Сожги меня Матерь, — пробормотал Робб. — Эльфка!
Девчушка схватилась за кончики ушей и притянула их к шее, как будто пыталась спасти самое дорогое.
— Ты меня съешь? — пискнула она.
Робб добродушно хохотнул. Он больше не умирал, и это знатно улучшило его настроение.
— Да что в тебе есть-то? Кости да уши одни, — он улыбнулся, надеясь, что получилось дружелюбно, а не жутко. — Ты чего тут делаешь?
— Я Виара. Я тут живу.
— Это твоя таверна что ли?
Виара потупила глазищи и помотала головой.
— Нет. Хотя, может, и моя. Я ничего о себе не помню.
— Так, значится, прячешься, как и я? — проговорил Робб, продолжая исследовать дом. — С моей-то рожей оно понятно. А вот чего девчонке по пыльным заброшкам лазать, в толк не возьму, — в зале ничего обнаружить не удалось, и он двинулся туда, где, по его мнению, находилась кухня.
— Мне здесь не очень рады, — тихо призналась Виара. — Не знаю, из-за чего, но я слышала всего пару добрых слов за последние дни.
— Это всё потому, что ты эльфка, — без обиняков заявил Робб, заглядывая в шкафы в поисках съестного. — А нелюдей человек не любит, так уж повелось.
— И ты тоже не любишь? — Виара испуганно замерла на пороге кухни. Если бы у неё был хвост, поджала бы его, как собака.
— Знаешь, я и сам своего рода нелюдь, — заявил Робб, захлопывая дверцу последнего шкафа. — Но такой крошке, как ты, нужно найти надёжное убежище или заступника, иначе быстро пропадёшь. Много есть падких на таких, как ты.
— А ты? Ты можешь быть моим заступником?
Робб обернулся, хмуро посмотрел на неё. Кукольное личико, большие глаза, узкие плечи, почти мальчишеская фигурка. Казалось, дай ей хорошего щелбана, так переломится пополам. Но в глазищах затаённая, неосознанная сила. У Робба был на такое нюх, иначе долго бы он не прожил.
— Э, нет, — наконец протянул он, — ты меня в это не втягивай. Вот поедим с тобой, коль найдём, чего, и разойдемся.
— Но это несправедливо! Я же спасла тебя.
Он хотел уже двинуться дальше вдоль столов в поисках хоть застарелого куска хлеба, хоть старой сморщенной картошки — чего-нибудь, из чего можно было бы сделать терпимый завтрак, но замер на полпути.
— То есть как — спасла? То, что я могу ходить и двигать рукой — твои проделки? — спросил Робб, и Виара кивнула. — Как ты это сделала?
— Точно не знаю. Но я полночи вытаскивала из тебя яд, и мне кажется, ты мне немного должен, — голос её сорвался на фальцет. Девчонка волновалась, выдвигая требования мрачному громиле, но, сжимая кулачки, настаивала на своём.
— Проклятье, — Робб стукнул кулаком по столу. — Ненавижу быть кому-то должным. Если я тебя смогу пристроить к кому-нибудь домашним питомцем, будет засчитано?
— Я что, похожа на собачонку?
— Чем-то похожа, если честно.
Виара посмотрела на него, склонив ушастую голову на бок.
— Если найдёшь мне тёплую постель и еду, то будет засчитано.
Робб мысленно вздохнул от облегчения. Ему нужно было спрятаться, спрятаться хорошо, так, чтобы ищейки Кенра его не нашли, и мелкая обуза в виде писклявой эльфийки была ему совершенно ни к чему. А найти ей пристанище должно быть несложно. Можно устроить её прислугой, эльфа наверняка возьмут полы мыть или двор мести, если не побоятся, что обворует.
Старая таверна, в которой по счастливой случайности оказалась Робб и Виара, стояла на пересечении двух трактов, одного большого, следовавшего с востока на запад, и узкого, но не менее важного — Северного. Со всех сторон тракты окружал густой лес, и большая поляна с кривым домиком первой встречала путников на дороге к деревне. Робб любил и понимал лес. Тот мог накормить, напоить и укрыть от врагов, был суров, но честен, и поэтому Робб искренне считал, что полагаться на лес куда разумнее, нежели на переменчивых людей.
— Здесь пусто, как в ведре без дна, — сказал он, захлопывая буфет. — Спрячься в доме и не высовывайся. Я поищу что-нибудь нам поесть.
Виара сначала честно спряталась в том же месте, что и ночью: за барной стойкой. Её укромное место нельзя было разглядеть ни с улицы, ни через дыру в стене. Но долго на месте сидеть она не смогла. Сначала вертелась, разглядывая таверну при свете дня, а потом окончательно заскучала и выбралась в зал. Обстановка здесь показалась ей особенно печальной в безжалостном свете летнего солнца. Грязный пол, перевёрнутые столы, поломанные стулья — всё выглядело так, будто посетители вышли минуту назад, а сама таверна попала во временной пузырь, застыла в вечности, как мошка в янтаре. Виара ставила обнажённые ступни на покрытые пылью доски, проводила кончиками тонких пальцев по столешницам и спинкам, и пространство странным образом расширялось, а действительность становилась тише и отдалялась. Прошло несколько минут, и вот Виара уже бродила в полусонном состоянии, слушая отзвуки голосов, музыки и смеха, чувствуя запахи и саму атмосферу таверны, которой когда-то был покосившийся домик на перекрёстке дорог. Она погрузилась в воспоминания этого дома, как в свои собственные, и гладила его доски, как шерсть старого, но всё ещё на что-то годного кота.
— Нельзя трогать ту печать, — говорил далёкий мужской голос. — Ты накличешь беду на нас!
— Это принесёт нам богатство, милый, — говорила призрачная женщина и танцевала, кружилась по залу. — Столько денег! Много, много золотых драконьих кругляшков!
— Стой! Остановись. Послушай…
Видения эти настолько увлекли её, что когда раздался стук в окно, Виара не сразу его услышала. Незваному гостю пришлось постучать еще раз, громче и настойчивее, только тогда Виара вздрогнула. Видение её разбилось и неслышно осыпалось на пыльный пол прозрачными осколками.
— Ой.
— Добрый день! Вы снова открыты? — какой-то мужчина кричал прямо в стекло, сложив руки рупором. Виара подошла и не без труда открыла окно, чтобы лучше слышать. — Вы снова открылись? — повторил мужчина. — Я везу товары в Синарису, ужасно проголодался. Есть у вас что перекусить? — тут он заметил большие эльфийские уши и замолк, нахмурившись.
