- Мало? - показал Мэл на коробки, по-своему истолковав замешательство.
- Достаточно, - отозвалась я невразумительно.
И складывать-то нечего. Основная часть вещей активно обживалась наверху, в квартирке, а в швабровке осталась завалящая мелочевка.
Назавтра после занятий Мэл проводил меня на первый этаж. Сам он намеревался отлучиться к знакомому автомеханику, чтобы показать машину. Мэл вообразил, что в салоне поскрипывает при быстрой езде. Меня вообще не волновало, скрипит или пищит - лишь бы не глохло на перекрестке, а заботливый хозяин "Турбы" извелся, вычисляя источник звука.
- Слышишь? Нет? А теперь? - спрашивал у меня.
Мэл допускал три звуковых состояния в салоне любимого автомобиля. Тишину, музыку и... голосовое озвучивание нашего интимного уединения. Стон, к примеру, или выжатое как лимон: "Мэ-эл..." или лихорадочно-требовательное: "Не останавливайся". Хоть убей, не помню такого. А Мэл сообщил буднично, между делом, роясь с недовольным видом в бардачке, куда недавно засунул диск с песнями.
Перед тем, как поцеловать на прощание, он дал инструкции:
- Я скоро вернусь. Дождись меня. Коробки не поднимай и не передвигай тяжести. При малейшем подозрении вызывай дэпов*. Никому не открывай и ни с кем не разговаривай.
Столько запретов! Проще поселить меня на необитаемом острове.
- Даже с Аффой?
- С ней можно, - разрешил Мэл, не заметив иронии в вопросе. Хорошо, что не повелел общаться с девушкой через закрытую дверь.
Швабровка, швабровка, швабровка моя!
Родные и милые сердцу края,
Которые скоро покину.
Отправлюся на чужбину.
О, да я могу составить конкуренцию Стопятнадцатому в части стихотворчества!
Вещей оказалось не так уж много. Кое-то из одежды, остатки былого бардака в тумбочке и загроможденный подоконник, на который Мэл второпях скинул всё, чем был завален стол перед банкетом у близнецов.
Уж если съезжать, то съезжать. Что-то выбросить, а что-то оставить. Заберу полюбившийся коврик-циновку, купленный по дешевке в районе невидящих. И плафончик заберу, повешу на кухне. Пусть он смешной и простенький, но мне нравится. Только бы снять, не рухнув с шаткого стула. Я бы забрала и голубое страшнючее дерево, усыплявшее меня не хуже снотворного. Выломала бы кусок стены и утащила наверх художественный шедевр братьев Чеманцевых, но соседки вряд ли скажут спасибо за сквозную дыру в их комнату. Попрошу Мэла сфотографировать раскидистые ветви на память, пока по этажу не прошелся ураган перепланировки.
В тумбочке среди хлама отыскались забытые библиотечные справочники. Книги легли в коробку поверх сложенной одежды - чтобы потом быстро отыскать их, не перерывая содержимое.
Телефонная трель отвлекла от раскладывания вещей на нужные и ненужные кучки. Звонил Петя Рябушкин. Что ему понадобилось? Мы периодически сталкивались в институте, и каждый раз чемпион активно пожимал руку Мэлу. Даже чересчур активно. И со мной здоровался преувеличенно громко, отчего мне делалось неловко.
- Здравствуй, Эва. Я сейчас поблизости от института, могу занести фотографии с приема. Помнишь, нас снимали на "Лицах года"? Ты где?
Энергичность Пети дезориентировала меня. Мэл велел никому не открывать и ни с кем не разговаривать в одиночку. Может, сказать, что у меня не прибрано, или попросить спортсмена зайти попозже, когда вернется Мэл? Очень гостеприимно. Человек проходит мимо института и предлагает занести фотки, а я советую ему поторчать где-нибудь в окрестностях, пока Мэл занимается ремонтом машины.
Петя не способен на подлость. Он добрый и благородный. Спас меня из-под рухнувшей люстры и безвозмездно аннулировал долг, купленный когда-то у Мэла. Чемпион не продаст меня за сто или пятьсот висов.
- Конечно, заходи. Я в общаге, на первом этаже. Собираю вещи.
- Не волнуйся, я ненадолго. Занесу и побегу дальше.
Всё-таки нужно предупредить Мэла о визите спортсмена.
Похоже, Петя слукавил. Он пробегал не поблизости от института, а прогуливался гораздо ближе, например, по общежитскому коридорчику. Не успела я выбрать номер Мэла из списка, как в дверь постучали.
Дезориентация, начавшаяся при разговоре с Петей по телефону, продолжилась с приходом парня. Я привыкла к скромному домашнему мальчику с коротким русым чубчиком, в шапочке с помпоном-какашкой. Прежний Петя был насквозь понятным - искренним и бесхитростным, хотя и местами топорно прямолинейным. Теперешний Петя стал другим. Уверенным, солидным. Приобрел лоск, возмужал. Иначе одевался. Конечно, с прежней старательностью и аккуратностью, но теперь под ветровкой виднелся элегантный пуловер, а не мамин вязаный свитер. А еще спортсмен периодически вскидывал руку, приглаживая волосы, потому что каждую секунду помнил: на голове стильная стрижка с укладкой, а не беспородный газон из-под машинки.
- Привет. Генеральная уборка? - оглядел Петя швабровку.
- Она самая.
- Вот, держи, - протянул фотографии.
Неплохие вышли снимки, профессиональные. Три штуки. С микроскопическими отличиями, если внимательно и долго разглядывать. Крупный план, удачное освещение. Рубля в центре - громоздкий, бесформенный. С одного боку - воздушная принцесса в синем облаке, с другой стороны - тот, прежний Петя, широкоплечий юноша со сдержанной улыбкой.
- Еще дали фотографию с иллюзией. Я маме отдал, - признался чемпион. - Не обидишься?
- Забирай, конечно, - закивала я. Мне не жалко. Солить их, что ли?
- Спасибо. Ну-у... - парень, видно, хотел сказать "я пошел", но замялся. - Разве Егор не с тобой?
- Нет. Но скоро придет. У него дела.
- Понятно.
Спортсмен прогулялся по комнатушке, обогнув хлипкий стул с коробкой.
- Я ведь тогда и не разглядел толком, как ты живешь... жила, - поправился он, напомнив о визите в общежитие после гибели Радика. - Наверное, до сих пор не простила меня.
- Простила, Петь. Помоги снять плафон, пожалуйста.
Парень убрал коробку, освобождая стул.
- Ого, - пролистал справочник, лежавший на сложенной одежде. - Почитываешь перед сном?
- И по утрам вместо завтрака, - ответила я с улыбкой, и, забрав у чемпиона книгу, положила оба справочника на дно другой коробки. Надо же так глупо спалиться! - заколотилась паническая мысль. Заметил Петя библиотечный штамп или нет? Сейчас начнет задавать вопросы, как мне удалось миновать Монтеморта - грозного стража, охраняющего казенное добро.
