- Не знаю. Мне пришло в голову, что Монька... Монтеморт стал рекламной афишкой, - выдавил Петя. - Позирует впустую. Лежит, сопит и не чует.
- Но в начале года страж задержал охранника с деньгами из кассы, - заметил воодушевившийся Стопятнадцатый. Как ни странно, его обрадовало, что виновником кражи оказалась не я, а другой человек. Словно бы Генрих Генрихович сбросил груз вины за то, что возвел на меня напраслину.
Стопятнацатый сказал, и деканы снова переглянулись, а затем посмотрели в мою сторону. Ну да, я как раз пробегала мимо и получила несколько висоров в качестве аванса за трудоустройство в архив. Заодно нашептала охраннику, что хватит бездействовать.
- Так то ж было в январе, - промямлил Петя. Осознание содеянного грозило обвалить его рассудок. - А в апреле Монька почти сдох. То есть я решил, что он того... болен.
- Капздец тебе, спортсмен, - пробился к несчастному парню Мэл, потирая кулак, но Стопятнадцатый опять оттеснил его в сторону.
- Почему вы решились? - спросила проректриса, кивнув на зеркало. Артефакт извлекли из тряпицы и поставили на столе. - Зачем?
- Деньги... - Петя еле ворочал языком, наливаясь краснотой. - Хотел продать...
О ужас! - закрыл он лицо руками.
Я воочию видела, как мечутся мысли в его голове. Что будет с родителями, когда они узнают? Отчислят из института - стыд и позор. Привлекут первый отдел, начнется следствие, суд, приговор. А дочка второго замминистра финансов? Ведь всё задумывалось ради того, чтобы закрепиться наверху и стать кем-то значимым вместо домашнего мальчика в шапке с помпоном-какашкой.
Эх, зря во мне тренировали шестое чувство. Простодушный Петя был как на ладони.
После того, как парня вывели из кабинета и велели ждать в приемной, собрался спонтанный консилиум. Решали судьбу чемпиона.
Мэл уперся и ни в какую не соглашался на полюбовное разрешение инцидента. Только огласка, чтобы впредь неповадно было.
- Сколько можно? Травят, нападают, подставляют, - возмущался он. - Вижу выход в том, чтобы бороться активными методами.
Альрик посмотрел на него снисходительно, мол, кто виноват в том, что травят, нападают и т.д.? Пострадавшая сторона как раз виновата в том, что её травят, нападают и т.д. Не фиг ходить и растравлять в людях тщательно гасимые желания. Вот, к примеру, Ромашка сдерживался из последних сил, а не утерпел и накапал яду в бокал.
Деканы и проректриса как люди, умудренные опытом, вели себя не столь категорично.
- Надо проявить осмотрительность, - сказал Михаслав Алехандрович.
А Миарон Евгеньевич молчал, пришибленный новостью о чемпионе-воре.
Консилиум заседал, и я, скучая, придвинула к себе легендарный артефакт, из-за которого разгорелся сыр-бор. Надо же, зеркало правдивости, - оглядела его со всех сторон. Обычное дамское, овальное, на подставке. Везет мне, однако, на артефакты.
Попробовать, что ли, заглянуть, как Стопятнадцатый? Что за невидаль в нем скрывается? Надеюсь, не очередное пророчество.
Первым в поле зрения попался мой любимый декан. В отражении он глядел на меня задумчиво, даже печально, и я бы сказала, с отеческой заботой. И вдруг я увидела, что он одинок. Что к зрелому возрасту, неуклонно скатывающемуся к той поре, когда его назовут преклонным, Генрих Генрихович неожиданно осознал, что рядом никого нет. Что грустно возвращаться домой в пустую квартиру, что наука больше не радует, что счастье девочки-подшефной ослепляет ярче солнца, заставляя пробуждаться зависть, которую он подавляет изо всех сил.
Я отпрянула от зеркала и воровато оглянулась. Реальный Стопятнадцатый спорил о чем-то с Михаславом Алехандровичем, и на лице его расцвели краски жизни, утраченные после известия о покушении Ромашевичевского.
Чудеса.
Следующей в плен отражения попала проректриса. Реальная Царица участвовала в дебатах о судьбе чемпиона, а Царица зеркальная смотрела на Миарона Евгеньевича с... Мои щеки загорелись, словно их натерли наждачной бумагой. Но вот зеркальная проректриса перевела взгляд с декана Пиния на меня, и на ее лице нарисовались неприязнь и холодность. Ноль симпатии, скорее, минус. Вынужденное терпение.
Почему-то увиденное в отражении не удивило. Интуитивно я чувствовала то, что подтвердило specellum verity*.
Однако затягивает.
Собственно, Пиний Миарон Евгеньевич. Отражение в зеркале возвестило о горячности, свойственной молодости, и о намерении совершить сенсационный прорыв в висорике, для чего не грех воспользоваться идеями группы второкурсников, всё равно обалдуи не догадываются о значимости открытия. А еще Миарон Евгеньевич знал о неоднозначном внимании проректрисы и застрял на перепутье. Декан находился в смущении, но склонялся к тому, чтобы извлечь выгоду из симпатии немолодой женщины.
Боже мой, - отодвинула я зеркало. Правдивость вышла боком. Теперь реальный Пиний виделся в другом свете. Меркантильный и расчетливый. Не так уж он хорош. Совсем нехорош.
Интересно, в каком свете увидел меня Стопятнадцатый, поглядывая по первости в зеркало? И почему позже стал разворачивать артефакт к стене? Потому что доверился?
Посидев, я снова потянулась к specellum verity. Определенно, оно как наркотик.
Следующим в объектив попал Альрик. Признаться, я взглянула на него не без внутренней дрожи возбуждения. Как и предшественники, реальный профессор о чем-то говорил, а профессор зеркальный смотрел на меня и... я растаяла в мгновение как мороженое. Вспыхнула спичкой и сгорела в шквале, коим одаривал его взгляд... Нежил, ласкал... Нет, это полиморфная составляющая, пробудившись, рвалась к нему и раздиралась в кровь. И внезапно меня осенило, к кому приводили лесные сны... Путались тропки, шуршала трава, приминался мох, в веселом беге мелькали опушки и рощицы... Я поняла, почему хозяин леса оттолкнул свою самку. Он позволил мне уйти, несмотря на наипрочнейшую нить, связавшую его с моим вторым "я", просыпающимся каждое полнолуние. Он отпустил. Разрешил. Но его доброта не беспредельна.
Отодвинув дрожащими руками зеркало, я оглянулась на Альрика. Реальный профессор смотрел на меня так же, как в отражении, и он знал о том, что показало specellum verity. Затем его взгляд, обугливающий нервы, переключился на проректрису. Доли секунды, а для меня - вечность. Животная составляющая заскреблась, завыла, порываясь к нему. Я залпом влила в себя стакан воды. Противная и теплая. Эх, охладить бы gelide candi*, но увы, не сумею. Могу лишь катализировать исполнение желаний.
- Спорим, обсуждаем, а между прочим, Эва Карловна имеет право решающего голоса как пострадавшая сторона, - сказал Михаслав Алехандрович, и все посмотрели на меня.
- Эва, прими правильное решение, - подтолкнул ненавязчиво Мэл.
