– Ты чего замолкла? – Две активистки застыли, вопросительно уставившись на меня. Шушу озвучила видимо волнующий всех вопрос.
– У-у-у… – Мыслей не было. Мало того, они ушли вместе со словами.
– «У» что? – осторожно поинтересовалась Эсме.
– Мм… – выродила я, выразительно глядя на пуговицу. Хотя бы что-то у меня было выразительным!
– Она сказала «ум»? – шепотом спросила орчанка у подруги. – А что она имела в виду?
– То, что я имела, я бы, знаете, куда ввела!!! – прорвало меня наконец. Возмутилась: – Это даже хуже, чем изнасилование!
– Что может быть хуже? – округлили подруги глаза.
– Недоизнасилование! – степенно пояснила Кувырла, вплывая в спальню.
– Убью! – подорвалась я, не уточняя – кого, где и сколько раз. «Должна быть в женщине какая-то загадка»[13].
– После конкурса – пожалста! – отрезала бабуля, ставя ограничения моей активности топором. – Кого угодно, лишь бы не здеся.
– Дай поносить, будь человеком! – умильно попросила я, указывая на заветный топорик.
– Не могу! – Кувырла пожадничала и спрятала «аксесюр» за спину. – Это нарушит целостность моего наряда.
– Что она сказала? – вытаращилась Шушу.
– Имидж она испортит! – пояснила Миримэ, высовываясь из гардеробной.
– Еще одна умная! – фыркнула Эсме.
– Всем молчать и завтракать! – нарисовалась шмырг.
Всё! Банда в полном сборе. Утро в дурке продолжалось…
Меня, как звезду сегодняшнего шоу, утащили умываться и приводить себя в порядок.
Я вспомнила соседку по дому – незабвенную Манюню, племянницу покойного участкового. Девушка выдающихся способностей и объемов, Манюня была одинока и жестоко страдала по этому поводу. Всем-то она удалась – и характером, и статью… Только слишком уж ее было много даже для хорошего человека. Мужчины, окидывая взглядом даму с размером бицепса с мою голову, восхищались… но восхищение свое благоразумно держали подальше. Себя, впрочем, тоже.
Так вот, возвращалась однажды Манюня с работы усталая и раздраженная. Соседка подвизалась в трамвайном депо на ремонте путей. (У меня всегда было стойкое подозрение, что ее там использовали в качестве автопогрузчика.) По дороге домой на нее абсолютно случайно, видимо, спьяну или сослепу, выскочил маньяк и, угрожая зажигалкой в форме пистолета, потребовал тела.
Тела у Манюни было с избытком, и она с радостью согласилась с дефективным маньяком поделиться. Тот понял, что крупно попал, и, шустро спрятав в карман заветную зажигалку, тут же пошел на попятный. Поздно! Когда вожделенный мужчина включил задний ход, Манюня насторожилась и встала в низкий старт.
На робких словах маньяка: «Ну я пошел?..» – Манюня жестоко оскорбилась и сграбастала мощной дланью неудачливого поклонника.
Как тот выкрутился – я до сих пор не знаю, но бежал мужик быстро, ставя по дороге в полицию все возможные мировые рекорды. Но и там бедолагу настигла наша русская женщина, за неимением коней и горящих изб переключившаяся на захватывающую в прямом смысле слова игру в догонялки с весомым призом на финише.
Маньяк в отчаянии предпочел сдаться полиции, нежели подвергнуться угрозе быть мучительно раздавленным в нежных объятиях местной культуристки. Полиция страшно обрадовалась добровольной явке с повинной и раскрытию доброго десятка «глухарей»[14], но наказание выбрала своеобразное, выдав незадачливого извращенца Манюне на перевоспитание.
Когда девушка выносила несчастного мужика на плече, тот цеплялся за все дверные косяки и верещал на всю полицию:
– А еще говорят, что у нас самый гуманный суд в мире! Требую пожизненное!!!
До сих пор, наверное, требует. Дома у Манюни. Она девушка бдительная и на улицу его не выпускает. Вдруг еще кто-то позарится и уведет.
– Ты меня слышишь? – видимо, не в первый раз повторила свой вопрос Кувырла.
– Что мне нужно делать? – успела я спросить между ложками с йогуртом, запихиваемыми мне в рот няней.
– Счас расскажу! – довольно потерла ладошки Кувырла. И рассказала… Еще раз повторила, когда увидела, как у меня перестал закрываться рот. И еще раз… после того как челюсть мне подперли, но забыли надеть смирительную рубашку.
– Ни за что! – твердо сказала я, оказавшись в коконе из покрывал.
– Тебе же нужна победа? – искушала меня бабуля.
– Не ценой моего позора! – не сдавалась я.
– Это как мерить, – пожала плечами няня. – Позор – понятие относительное.
– Относительно чего?.. – повернулась я к ней и получила в дыхательные пути еще одну ложку йогурта. – Кхе-кхе-кхе!
– Относительно цели, – пояснила Ар’Инна, вытирая мне лицо. – Стоит твоя большая цель маленького позора?
– Не знаю, – смешалась я.
В конце концов, проделать треть пути и теперь думать о… Нет! Не знаю. Может быть. Скорей всего. Да!
– Хорошо, – покорилась я судьбе и отправилась в гардеробную.
Платье я отхватила элегантное до простоты. Муаровый черный топ без бретелек до талии и белоснежная плиссированная юбка из струящегося шелка длиной в пол. Внизу подола с правой стороны прицепили белый же кокетливый бантик, вроде как намек на мнимую легкомысленность хозяйки. На поясе черная роза – частично из стекляруса, частично из блесток.
Как говорится, одета просто и со вкусом. Если рассказывать – почти примитивно. А в жизни – сногсшибательная вещица. Я в ней выглядела словно королева парижских подиумов. Настоящая хищница и женщина-вамп, вольная охотница за мужчинами.
Прическа. Ну, с прической было все несложно. Мне элегантно приподняли волосы сзади, прихватив шпильками, а спереди разделили прямым пробором, пропустив на лбу тоненькую косицу из моих же отрезанных прядок. Ее прикрепили с помощью заколок под легкую вуаль, чисто символически.
Пока меня причесывали, я изучала либретто первого выступления и мученически морщилась.
– Мне обязательно это петь? – Последняя попытка остаться в своем уме.
– Да! – отрезали путь к отступлению окружающие, сплотившись единым фронтом.
– Это сумасшествие, – поделилась я своим мнением.
– Зато представь, как это отразится на князе! – посоветовала мудрая няня, одергивая мне подол и застегивая ремешки черно-белых туфель.
Я представила и… успокоилась. Мне-то один раз позориться, а ему с этим жить! Страшная-престрашная месть!
В дверь робко постучали. Фикакус пошел открывать, поскольку был единственный незанятый в процессе.
Вернулся мой питомец через пару минут, недоуменно шевеля листиками.
– Кто там был? – поинтересовалась я, подкрашивая губы розовым блеском.
Фикакус продемонстрировал: мол, никого.
– Странно, – дружно удивились мы. – Зачем тогда стучали?
Спустя пару минут в окно начали кидать камушки. Попали в фикасу. Та обиделась и вышла на разведку в сад. Сад опустел…
Чуть позднее в окно прилетел почтовый голубь с надушенной запиской: «Прекрасная Леля, скоро ваша очередь! ПыСы. Не берите с собой фикакусов, а то выступать будет не перед кем».
Путь до гильотины повторился в точности как вчера. Только глашатай не рискнул здоровьем и просто объявил:
– Прекраснейшая, неповторимая, изумительная, восхитительная Леля! – И посмотрел на меня преданным собачьим взглядом.
Вот что значит – могучая сила системы Павлова! Рефлексы и еще раз рефлексы!
Я кивнула.
Дяденька приосанился и добавил:
– С эскортом!
И получил хвостом по шее. Похоже, после нас объявлять будут исключительно сурдопереводом.
– За что ты его? – полюбопытствовала я на ходу.
– За оскорбление достоинства! – прошипела змеелюдка. – У нас этим словом называют… В общем, нехорошо называют.
– А поточнее? – не отставала я.
– А поточнее… – оскалилась Шушу, демонстрируя змеиные клыки, капающие ядом. – Я скорее буду тебя есть, чем с тобой спать!
– Я не лягаюсь, – поставила ее в известность звезда сераля, все еще не понимая.
– Приятно слышать, – фыркнула орчанка. – Но Шушу имела в виду спать шевелясь…
– А! – До меня дошло, и я бегом повернула назад, чтобы и от себя щедро добавить каблуком или коленкой.
– Стоять! – В меня вцепились эльфийка, орчанка и Баба-ляга.
– Ладно, – покладисто согласилась я. – Потом вернусь.
– Страшная женщина! – фыркнула Миримэ. – Ничего не забывает!
– Страшная женщина – это та, которая все помнит! – поправила ее я. – А я просто девушка с хорошей памятью.
Мы домаршировали до центра зала и преданно уставились на типа в золотой маске. Качественно закамуфлированный тип выдержал приличествующую паузу и милостиво кивнул, дозволяя начинать выступление.
Я широко улыбнулась, разводя руки в стороны… Девочки заключили меня в круг. Музыканты взмахнули смычками. Трубачи потешно надули щеки. Заиграла музыка. И… я забыла слова. Напрочь!