«Вытравить эту заразу из рядов моих людей».
В командном шатре ничего с прошлого раза не поменялось. Разве только порядок рабочих бумаг на столе. Я сразу принялся за дело, перебирая и просматривая то, что было под рукой. Не минуло и десяти минут, как мне спешно принесли две увесистые стопки документов по рекрутам.
— Сделайте сводную по докладам дозорных и разведчиков. Я хочу получить её сегодня,
— кивнул я одному из солдат, а затем обратился ко второму: — Немедленно провести ревизию военного снаряжения. Пусть командиры подготовят полный отчёт по своим группам, кто, откуда и где находится, кто выбыл и почему, и кто остался за последний год.
— Будет сделано! — мужчины бросились выполнять приказ, а я погрузился в изучение документации.
Техника изложения была грубой и местами информации явно не хватало. Где рекрут попался общительный, там больше страниц, а где скрытный — меньше. Типичный слог военных, которым некогда заниматься бюрократией. Боюсь, это сыграет злую шутку сейчас, когда каждая крупица информации важна.
Некоторых из рекрутов я помнил, так как часто ездил на смотры в лагерь, но некоторые были мне настолько незнакомы, что я сомневался, что вообще когда-либо их встречал. Что примечательно, большинство из них были отмечены как «выбывшие».
«Стоит сосредоточиться на тех, что остались».
Если в лагере работает шпион, то он наверняка не станет привлекать к себе лишнее внимание. Не особо способный, но и не слабак. Без вредных привычек и не болтливый. Как правило пунктуальный и охочий бегать по мелким поручениям старших, чтобы собрать больше информации, но не бывает добровольцем на очевидно боевые вылазки.
«Так бы вёл себя я, если бы решил заняться шпионажем».
Был и другой вектор поведения: пустомеля. То же, что и раньше, но не закрытый, а чрезвычайно общительный тип. Болтает много, но всё не по делу. Не даёт прямых ответов и может отбрехаться практически в любой ситуации.
Таких, к сожалению, было большинство. Многие рекруты молоды и воодушевлены работой на принца. Тем более, слава обо мне и моих людях гремит в определённых, очевидно, военных кругах.
«Что не мешает глупцам и смельчакам пытаться шпионить за мной».
Замер над бумагами, гася вспышку раздражения от сложившейся ситуации. Тревога всё нарастала. А помимо этого я терзался ещё одной мыслью:
«Насколько сильно прогнило бы моё окружение, прежде чем я это заметил? Поглощённый нуждами простых граждан и военными вопросами, я пребывал в комфортной стабильности, уверовав, что меня окружают профессионалы своего дела, в которых можно не сомневаться».
«Если бы Алисия не полезла в этот гадюшник, как скоро я бы узнал о шпионах?»
Прикусил внутреннюю сторону щеки до крови, признавая, что расслабились по всем фронтам не только мои люди, но и я сам.
Я просидел за бумагами и докладами несколько часов, гоняя командиров и офицеров с заданиями. Савьер, нашедший лаз в стене, был занят расследованием и поиском следов моей жены. Едва рассветные лучи коснулись неба, я собрал старших и распорядился найти и вернуть в лагерь всех, кто взял отгул. Даже смерть не была уважительной причиной, чтобы отказаться. Заболевших изолировать в отдельном шатре, но доставить сюда.
— Каждый, кто не вернётся или кого не смогут найти, будет заподозрен в пособничестве в заговоре против Короны, объявлен в розыск и заключён под стражу до выяснения всех обстоятельств, — я смотрел на рослых мужиков и видел, как краски сходили с их лиц, пока я говорил. — Каждый командир несёт персональную ответственность за свой отряд. Выполняйте.
— Слушаюсь, ваше высочество! — грохнул хор зычных голосов, и солдаты стремительно занялись делом.
В лагере стоял полнейший хаос, когда я и Вильям собирались к Солнечному Холму. Что говорило о многом. Кто-то разнёс слух, что высокий господин изволит проводить жёсткую проверку, и солдаты моментально выбились из графика, принявшись судорожно приводить свои дела в порядок.
Я гнал коня, едва сдерживая гнев на себя за то, что настолько запустил ситуацию. Злился на Алисию, которая провернула всё за моей спиной и попала в беду. Злился на Савьера, который не доглядел за ней. На своих же офицеров, что допустили шпионов в самое сердце моих военных сил.
— Ваше высочество! — послышалось весьма далеко позади, но я скакал без оглядки.
Солнечный Холм со старым дубом, что рос в его центре, и опушкой, усеянной яркими жёлто-оранжевыми, словно заходящее солнце, лиолами, находился недалеко от лагеря. На лошади — так практически за воротами. Солдаты любили бегать туда на встречи со своими дамами, что жили в деревушке неподалёку или в пригороде.
Спешился, не дожидаясь сопровождающих. Даже если здесь организовали засаду, им же лучше не попадаться мне на глаза, ведь настроение моё оставляло желать лучшего. Я много чего болезненного могу сделать с теми, кто посягнул на мою жизнь и жизнь и свободу Алисии.
Но нет. Никого не было. Еле сдержался, чтобы не начать искать следы самому, пришлось ждать Вильяма, ведь я не был таким уж способным в этом деле и мог запросто испортить то, что осталось.
— Ваше высочество, подождите здесь, — флегматично попросил вихрастый юноша, что с детства жил в горах и лесах, а сейчас являлся моим лучшим следопытом.
Я только кивнул и остался стоять возле коня, вцепившись мёртвой хваткой в поводья. Поодаль от меня стояли двое солдат, отправленных в качестве поддержки на случай неприятностей. Они молчали, я отчётливо чувствовал их взгляд на своей спине. Их можно понять — я не был тем, кто прижимает своих людей «к ногтю», они наверняка теряются в догадках о причинах такого поведения.
Вильям не торопился. С одной стороны, я был ему благодарен, потому что это значило, что он тщательно исследует едва ли не каждый куст. С другой стороны, ожидание нервировало. Хотелось, чтобы он поторопился, пришёл и сказал, что нашёл чёткие следы.
Когда следопыт, наконец, показался, по его виду я понял, что ждал напрасно. Обычно Вильяма было сложно понять: немногословный, осторожный, и лицо не выражает эмоций. Но сейчас он выглядел... недовольным.
— Я нашёл некоторые следы, — хмуро начал он, и я весь подобрался. — Но только от одного человека. Кто-то долго лежал в засаде в тех кустах. Предположу, что это была её сиятельство — больно уж мала примятая область. Однако потом. ничего.
— Что значит «ничего»? — нервно спросил я. — Должно быть хоть что-то.
— Как-раз «что-то» я и нашёл, но больше ничего нет, — парнишка повёл плечами, задумавшись ненадолго. — Думаю, её сиятельство кого-то дождалась и преследовала его, но больше я ничего не могу сказать: работали профессионалы. Следов нет.
Шумно выдохнул сквозь зубы. Раздражение и бессильная злоба рвались наружу, и окружающим становилось опасно находиться со мной рядом. Я понимал это и крепился.
— Возвращаемся, — скомандовал я, вскочил на лошадь и тут же сорвался в галоп; услышал причитания за спиной, но не остановился — им же лучше, если я буду подальше.
А вот в лагере держаться сил уже не оставалось, и я лютовал, выплёскивая разочарование и какую-то детскую обиду на весь свет. На тренировке высшего звена задвинул пафосную речь о долге и самосовершенствовании, чувствуя себя при этом невероятно фальшиво, и только мерцающий на руке брачный вензель держал меня в относительной узде. Ведь раз он всё ещё на месте, значит, Алисия жива.
Порядки я наводил до самой глубокой ночи, после чего прочитал короткую лекцию по организации режима дня солдат на случай подобных проверок и отпустил людей отдыхать. Савьер следовал за мной мрачной горгульей, замирая на месте, едва я поворачивал к нему голову. Возврата солдат из отгулов придётся ждать несколько дней, а то и больше, а кроме лаза помощник ничего больше не нашёл. Вероятно, он чувствовал себя бесполезным. В этом мы были с ним похожи.
Когда я скомандовал возвращение в имение, патрульные едва нам платочками не помахали, выпроваживая высокое начальство куда подальше.
