— Милонег твой отец?
— Чудной ты, дядька Матвей. Чудь всегда семьями селится.
А, вон оно как. Интересно, а как они тогда… размножаются. Нет, инцест — это, конечно, дело семейное, однако в таком случае чудь бы давно выродилась. Если физические законы магия игнорировала, то с биологическими все было сложнее.
— Да не называй ты меня дядька, мне кажется, что я тебя не старше. Можно просто Матвей.
— Хорошо, Матвей, — Никотка даже легонько мне по ноге двинул. Мол, договорились.
Только, что легонько у него, коренастой нечисти с низким центром тяжести, то у меня «здравствуйте, мне бы на этой неделе талончик к ортопеду». Я даже прихрамывать начал. Да и пацан — это весьма условно. По меркам чуди он действительно мальчишка, но вполне может оказаться, что ему хорошо так за полтинник. Нечисть почти как Восток — дело тонкое.
В лавке чуди меня встретил тот самый угрюмый крепыш. И опять же, радоваться по поводу моего прихода не торопился. Может, мне просто не везет (хотя, почему это может?) и я всегда попадаю, когда у этого типа плохое настроение?
— Никотка, ты зачем его привел?
— Волян, привел, значит, надо так.
— Вот я тебе уши-то надеру, чтобы знал, как со старшими разговаривать, — надвинулся здоровяк в шкурах.
— Да че ты, че ты? Батька так сказал, как только рубежник Матвей в Подворье появиться, сразу к нему вести. Который день по Подворье шляюсь. Вот и привел.
— Смотри у меня, если сбрехал! — пригрозил Никотке крепыш и скрылся в глубине лавки.
— Это Волян, — шепотом объяснил мне чудь, — он батьке брат младший. Его свои от себя выгнали, вот батька и принял. Сказал, должен ему. А больше ничего не сказал. Так и живет с нами.
После непродолжительного ожидания Волян вернулся вместе с Милонегом. Беловолосый старик в шкурах улыбнулся мне, как доброму знакомому и даже чуть склонил голову. Я ответил ему тем же.
— Здравствуй, Матвей. Долго тебя ждал.
— Здравствуйте. Я как узнал, сразу к вам.
— Проверили мы Никотку, по несколько раз. Большая сила и беда ему грозила, даже смертью пахло, когда дернилом над ним водил…
Он замер, словно давая понять, как серьезно чудь проверяла здоровье Никотки. Меня же больше интересовало, что это за дернило такое?
— Не знаю, откуда принес ты его. И понимаю, что не скажешь. Одно ясно, спас ты моего сына.
Никотка посмотрел на меня благодарными глазами, правда, внутри ничего не екнуло. Поэтому я отнес это «спасибо» в разряд дежурных. Либо тех, за которые дадут деньги. Что меня в целом тоже устраивало.
— В любое другое время сделал бы для тебя все, что пожелаешь. Но теперь…
— Теперь дворовой житья нам не даст, — понял я.
— Да кто он такой, чтобы чуди указывать! — вспыхнул Милонег, но тут же добавил уже спокойнее. — Однако же отношение портить с Терентием Палычем я действительно не хочу. Потому вот что…
Он вытащил из кармана шкуры какой-то зелененький камень на шнурочке и протянул его мне.
— Это наш малахит, милонеговский, его от Балтики до Уральских гор все знают. Слышал, ты в Петербух отправляешься…
Я постарался сдержать улыбку. Такое ощущение, что уже всему Выборгу об этом известно. Город спит и считает минуты, когда же Мотя Зорин свалит. Не удивлюсь, если воевода даже праздник по этому поводу закажет. С фейерверком.
— Отдашь малахит любой чуди, и они сделают для тебя все, что смогут.
— Даже так?
— Да. Камень потом все равно к нам вернется, а мы уж рассчитаемся.
Я поклонился, принимая подарок. Вот почему Никотка не был «благодарен». Он знал, что отец скажет свое «спасибо». Которое, судя по всему, очень дорого стоило.
— А как камень к вам вернется? — спросил я.
— Волян дочку мою среднюю в Петербух повезет. Она за старшего из верхувских засватана. Он и заберет.
Про то, будет ли выборгская чудь вести со мной дела, если с дворовым что-нибудь случится, я спрашивать не стал. Не нравится мне этот Волян. Не удивлюсь, что он еще стуканет Терентию Палычу, если я сейчас ляпну что-нибудь не то. А если поползут слухи о том, что я хочу разделаться с дворовым, то я серьезных проблем огребу. Ну что, Юния, теперь я не такой уж наивный, да? Понимаю с кем можно болтать, а с кем нет. Что до Лихо, она не заставила себя ждать.
— Первый раз такую сс… чудь вижу.
— Какую?
— Благодарную. Они обычно сс… себе на уме. Да за деньгой гонятся. Потому лишний раз никто сс… с ними дело иметь не хочет. А тут…
— Да, повезло. Милонег вроде нормальный мужик.
— Не в нем дело, сс…
— А в ком?
— В тебе.
Вот уж от кого не ожидал, так это от Юнии. Доброе слово оно ведь и кошке приятно. А учитывая, что Лихо отсыпала мне комплименты так редко, что я могу по пальцам пересчитать — предыдущий вот был вроде… никогда — то приятно вдвойне.
Правда, что делает Вселенная, когда в моей жизни происходит что-то хорошее? Правильно, все рушит. Вот не успел я насладиться моментом, как услышал собственное имя.
С ним вообще странное дело. Не сказать, чтобы я его не любил. По мне, так очень даже красиво — Матвей. Как выяснилось, и расшифровка вполне приличная. Как там, дарованный Господом, так? Хоть в духовную семинарию без экзаменов поступай.
Вот только, как правило, приходилось слышать имя из чужих уст в моменты, когда ты четко понимал — сейчас тебе Господь такого отсыпет, что будешь есть полной ложкой и пытаться не подавиться.
Я повернулся на звук голоса Ткача и увидел, как Михаил бодро шагает от кружала Василя. Ну да, предчувствие не обмануло. Сейчас будет какая-то шляпа.
— Матвей, — еще раз повторил он, подходя. — Хорошо, что встретились. Тебе воевода сказал, что мы завтра…
— Про Питер? Да, рассказал, но в общих чертах. Только я так и не понял причину столь пристального внимания к моей скромной персоне.
Вон как изрек. Аж самому понравилось. Если так пойдет, меня и правда можно во всякие дворцы на приемы водить, в грязь лицом не ударю.
— Великий князь очень хочет с тобой познакомиться.
— А чего я такого сделал? В смысле, я же обычный рубежник. У меня ни знакомств нужных, ни достижений каких-то особенных.
— Великий Князь решил, что ты стоишь его потраченного времени, — важно ответил Ткач.
Вот вроде похвалил, но так себе. Нам подобным образом физичка несколько лет после выпуска комплементировала: «Молодцы, что пришли. Я думала, что тебя, Зорин, посадят, а ты, Коротков, сопьешься». Причем, за Костяна, почему-то, было обиднее всего.
— Многие недооценивают его за молодость, — продолжил тем временем Ткач, — но между тем Святослав мудр не по годам. И умен. Если он к тебе присматривается, значит, на то умысел есть. Умный человек смог бы повернуть это в свою выгоды и извлечь пользу. Не каждого до Великого князя допускают…
— А глупый просто скатается в Питер и светанется перед Его Величеством. Так ведь правильно обращаться?
Ткач улыбнулся, но не мягко, а с каким-то хищным оскалом. Однако ответил.
— Можно еще Светлейший или Могущественный Государь. Но поговорить я хотел с тобой о другом. Поедем мы вместе, потому я предоставляю тебе право выбрать, как именно это сделать: по воде, земле или… Изнанке.
Я почему-то представил, как исказится образ Ткача на той стороне и вздрогнул. Что-то мне подсказывало, что Скугга точно не приняла этого персонажа. А еще меньше всего мне хотелось, чтобы Михаил увидел отсутствие изменений в моем облике. У каждого должны быть свои тайны.
— Лучше без Изнанки, — торопливо ответил я. — Короче, как вам будет угодно в этом мире.
Мою реакцию Ткач воспринял по-своему. Он вновь улыбнулся, только теперь вполне нормально, по-человечьи, а не как матерый рубежник.
— Согласен, Скугга — неприветливое место. Что ж, я заеду утром в девять. Надо добраться до обеда. Тогда до завтра.
— До завтра.
— Ты рубцы берешь чаще, чем женщины косметику покупают, — ехидно заметил Ткач, уже развернувшись. — Не теряешь времени даром. А потом спрашиваешь, почему Великий Князь хочет тебя увидеть.
