– Стася? – потрясенно выдохнул декан.
А я все равно хвост найду. Кто ищет, тот вообще всегда все найдет. С этими мыслями мои пальчики осторожненько скользнули под ремень декановских брюк.
– Григорьева! – мою руку перехватили самым коварным образом, не дав ощупать тыл декана. – Да черт с тобой!
С этими словами Владлен Азаэрович подхватил меня на руки и стремительно понес к выходу из сада. Глядя, как между ветвей деревьев мелькают звезды, задумчиво сообщила:
– А я девственница.
Декан ускорился.
– Везде, – доверительно продолжила, притискиваясь поближе к некоторым, которые чуть ли не на вытянутых руках нести пытались.
Остановившись, Владлен Азаэрович переспросил:
– Это как?
– Хороший вопрос, – похвалила я, елозя на его руках, чтобы еще ближе к мускулистой груди подобраться.
– А ответ будет? – наблюдая за моими перемещениями, хмуро спросил недочерт.
– Еще не придумала, – я сегодня вообще сама честность. – А вы такой теплый.
И на этом цель была достигнута, щека прижата к напряженной груди Владлена Азаэровича, одна рука обвила его шею, вторая – торс. Ну, попыталась обнять торс, он просто одной рукой необхватный был. Правда, при всем этом некоторый дискомфорт доставлял неприязненный буравящий меня и опять темный взгляд декана чертового факультета, а потому решила пояснить:
– От вас тепло такое приятное, и вот тут, – прервав на мгновение попытку объять необъятное, в смысле торс декана, указала на свою левую грудь, потом опять обняла недочерта, – и мне без этого тепла сейчас совсем плохо. Совсем-совсем…
Раздался хриплый взбешенный рык. А затем и злющее:
– Золотой корень. Черт, Григорьева, тебе лекарь не поможет!
– Я не черт, я ведьма, – промурлыкала, потершись носом о мускулы некоторых.
Приятственно.
Резко сменив направление, Владлен Азаэрович зашагал вглубь сада, зло проговаривая:
– Эта дрянь к утру выветрится сама, но сейчас ее ни магией, ни лекарскими отварами не снять. Тьма! Спать будешь у меня. И да – придется связать. Уж извини.
– Мур-р, – раздалось из меня, потому что мне было тепло, хорошо и становилось все приятнее.
– И ни есть, ни пить тебе сейчас нельзя, – продолжил декан. – Любая пища продлит действие корня. Преисподняя, за что мне это?! Черт! Все проклятые черти ада! Жаль, не добил мразь, но утром найду и урою!
Такой суровый зломордушечка, я просто таю. Тая окончательно, подняла руку, ту самую, которой за шею обнимала, и нежно по щеке погладила.
– Стаська, хватит! – рыкнул недочерт.
А губы у него такие мужественные, четко очерченные, кра-си-выя…
– Стася, – дернув головой в попытке скинуть мои пальцы с его губ, прорычал Владлен Азаэрович.
И шея такая широкая, мужественная, и даже кадык красивый.
– Станислава, пожалуйста, прекрати, – взвыл декан чертового факультета.
Не, ну такие губы красивые, просто ни глаз не оторвать, ни пальцы, вот.
Мы, видать, пришли куда-то, потому что Владлен Азаэрович взбежал по ступеням, рыкнул на кого-то «Изыди, Мара» и после прошел в дом, затем взлетел на второй этаж и понес меня в спальню. В животе как-то сладко и тепло заныло и стало еще приятнее.
– Не дыши так, – рявкнул на меня декан. – Мрак, придется простынь порвать.
– Зачем? – томно поинтересовалась я, снова водя пальчиками по недочертовским губам.
Отвечать никто не стал. Владлен Азаэрович внес меня в свою спальню, уютненькую такую, в бежево-золотистых тонах, поднес к постели и…
– Раздеть нужно, – доверительно сообщила ему, потянувшись поближе к манящим меня губам. – Я же по пустыням всяческим прямо на песке валялась, нельзя меня прямо вот так в кровать укладывать.
В спальне раздался рык. Какой-то протяжный и обреченный.
– Спать будет неудобно, – обвивая шею декана уже двумя руками, прошептала я. – Песок там везде, а у меня кожа нежная. Хотите, покажу?
– Г-г-григорьева, – меня грубовато поставили на ноги, что ничуть не помешало продолжать обнимать мужика за шею, после решительно от себя отцепили. – Ты сама раздеться сможешь?
И даже врать не пришлось, когда я весело и торжествующе ответила:
– Нет, меня ноги не держат и руки не слушаются. А вы. – и я с придыханием притиснулась ближе, – вы такой сильный, мужественный, красивый. вы точно справитесь.
– Аут, – простонал почему-то вконец несчастный Владлен Азаэрович.
Не став комментировать, потерлась щекой о его грудь, прижимаясь всем телом.
– Григорьева, – голос у декана осип, – ты постой минутку, тут где-то кикимора ошивалась, лучше она тебя разденет.
– Не-е-е, – запротестовала я, коварно расстегивая пуговку на животе Владлена Азаэровича так, чтоб посягательства не заметил, – она на меня плюнет.
Вторая пуговка тоже была аккуратно расстегнута. И третья. А некоторые продолжали стоять, запрокинув голову вверх и тяжело дыша при этом. Пришлось поторопить:
– Владлен Азаэрович, а я, между прочим, в кроватку хочу, а вы меня вот совсем, ну ни капельки не раздели. Стыдно, Владлен Азаэрович.
– Стыдно будет утром, и не мне, Стасенька, – хрипло ответил он.
Утро представилось мне крайне далеким и растяжимым понятием, а потому внимания не заслуживало вовсе. Зато кое-что другое внимания очень даже требовало.
– Корсет жмет, – захныкав, жестоко соврала я. – Лежала-то на песке, неудобно.
Владлен Азаэрович, перестав смотреть в потолок (и что он в нем нашел, вообще не понятно), медленно опустил голову, взглянул в мои честные-пречестные, наивные-пренаивные, искренние-преискренние глаза и сдался.
– Руки вверх, Стась.
Подняла. И взгляд стал вконец и честный, и невинный.
Укоризненно покачав головой, декан чертового факультета, не заметив, что у него, между прочим, уже все пуговицы на животе расстегнуты, потянулся к завязкам на корсете. Осторожно, чтобы не дергать, развязал ленту, после высвободил все крючки и хрипло выдохнул, едва я вздохнула свободной грудью. Нет, там еще сорочка коротенькая была, не на голое же тело корсет цеплять, но она была такая тоненькая и полупрозрачная.
– Теперь юбка, – продолжая стоять с поднятыми руками, напомнила я застывшим недочертям.
Владлен Азаэрович тихо выругался, но затем медленно, скользя по всей мне напряженным взглядом, опустился на корточки, взялся обеими ручищами за мои бедра, на ощупь разыскивая застежку. А она сзади! А я ему говорить об этом не стану, потому что и от взглядов, и от прикосновений ну вообще так на душе хорошо. И руки у декана чертового факультета такие теплые, даже почти горячие, и дыхание моего обнаженного живота касается, и от него даже рубашечка колышется, и приятственно…
– Стасенька, – спустя длительное, тщательное и поглаживающее исследование моих бедер заговорил Владлен Азаэрович, – а застежка где?
– Сзади, – не стала я врать.
– Да?! – ручищи стиснули основательно. – А молчала ты почему?
– А чего говорить? – невинно поинтересовалась я. – Мне и так хорошо.
Глухой рык, после чего декан чертового факультета сжал в объятиях и лицом уткнулся в мой живот. Совсем приятно стало! И замечательно, и сладко.
Жаль, что совсем-совсем ненадолго, потому что Владлен Азаэрович, игнорируя мое приятственное состояние, резко развернул и, придерживая за талию одной рукой, второй начал старательно разыскивать застежку. А там молния потайная… Но я опять-таки молчу, потому что мне совсем хорошо.
– Стасенька, – раздалось рычащее через некоторое время, – застежки нет. Судя по тому, что я вижу, юбку зашивали прямо на тебе.
Томно вздохнув и подумав, что уже устала держать руки поднятыми вверх, я их опустила, причем не куда-нибудь, а на голову недочерта, с наслаждением погладила смоляные волосы и прошептала:
– Это не логично, Владлен Азаэрович, сама я шью преотвратно, а на мне с утреца зашивать было некому. Застежка там, потайная, вы ищите лучше, не отвлекайтесь.
Молчание и хриплый вопрос:
– Это из-под подола расстегивать?
Вообще-то нет, но…
– Да, – млея от приятственности, вру декану.
Мужская ладонь скользнула под юбку. Не удержалась, скользящим движением прошлась по полупопиям… Прошлась еще разок, остановилась на правом, погладила. После Владлен Азаэрович вопросил:
– Стасенька, застежка где?
– Точно не на попе, – блаженно улыбаясь, промурлыкала я.
Тихий отчаянный стон. Затем очередной вопрос:
– Сама расстегнешь?!
Можно, конечно, но:
– А что мне за это будет? – невинно поинтересовалась у недочерта.
Теперь позади зарычали. Потом подумали. После хрипло ответили:
– Я, пока расстегиваешь, руку убирать не буду.
И попе окончательно приятственно стало, потому что ладонь у Владлена Азаэровича большая, теплая, нежная.
– Идет, – мгновенно согласилась на все вообще согласная ведьма и завела руку за спину.
