— Немой? Чего тебе?
— Потапыч! Уступи избушку на часок, а?
— Чего? Иди на хер, Немой! Вон, в кусты валите.
— В смысле, на хер? Я — князь, вообще-то! А в кустах холодно! И комары за жопу кусают!
Но Потапыч молча захлопнул дверь избушки.
Неудача, бля!
Из-под крыльца выглянул хмурый Мыш.
— Немой! Ты чего шумишь? Я только детей уложил!
Я уставился на Мыша.
— Каких детей?! Мы всего три дня здесь! Или меньше? Я, бля, запутался. А ты уже детей завёл?
— Улучшаю демографическую ситуацию в княжестве! — гордо ответил Мыш. — И тебе советую. Тем более — ты князь.
Охереть!
Мыш смотался обратно под крыльцо, а я обнял Глашку.
— Ты, часом, мышиный ход прокладывать не умеешь? Отсюда и до спальни?
Глашка улыбнулась.
— Я — нет. Михей умеет. Попросить его?
— Да он дрыхнет уже. Ладно, пойдём у костра посидим.
Напоследок я злорадно наподдал коленкой в дверь избушки. Выслушал из-за двери гневное: «Ща перекинусь, и кому-то башку откушу!», и довольно ухмыльнулся.
Я повернулся к костру. В глазах потемнело. Воздух вокруг словно залили чернилами. Огонь еле заметно мерцал сквозь густую черноту.
Тревожно заржали кони.
Э, что за херня?! Перепил, что ли?
Я недоумённо поморгал глазами. Постепенно вокруг посветлело. Ну, как посветлело? Просто ночь стала нормальной. Я снова различал тёмные деревья, силуэт сосны посреди поляны. Костёр горел, бросая оранжевые блики на шалаш и сидящего возле огня дружинника.
Мы подошли к огню. Я стянул с себя кафтан, постелил его на бревно и усадил Глашку. Потом повернулся к дружиннику.
— Заскучал, служивый?
Он не ответил.
Я всмотрелся и охренел.
Из ворота красного кафтана на меня, ухмыляясь, глядел обтянутый кожей череп.
Глава 4: Похмелье
Я почувствовал, как по спине побежали противные мурашки. Череп дозорного по-прежнему ухмылялся прямо мне в лицо. Я рассматривал его крупные жёлтые зубы, попутно соображая — что делать-то бля!
— Он что, мёртвый? — с любопытством спросила Глашка.
Нет, ипать! Задремал ненадолго!
Я с опаской поглядел на Глашку. Щас как завизжит. Или, того хуже, в обморок хлопнется.
— Охренеть! — сказала Глашка. Глаза у неё радостно горели. — Немой! У меня идея! Давай искать того, кто это сделал!
Непременно! Прямо сейчас и начнём. Ты налево пойдёшь, я — направо. Кого первого высосут — тот и выиграл.
Я вытащил меч и внимательно огляделся по сторонам. Вроде ничего необычного. Догорает костёр. Вокруг поляны тёмной стеной стоит лес. В чёрном небе переливаются крупные спелые звёзды. Неслышными тенями двигаются в ночной темноте пасущиеся лошади.
Благодать! Вон, даже покойник улыбается.
Я убрал меч в ножны и подкинул в огонь дров. Пламя зашумело, разгораясь, осветило поляну.
Я снова огляделся. Всё нормально. Кроме мумии, сидящей напротив.
Думай-не думай, а надо будить Сытина.
— Глаш, посиди у костра! Только никуда не уходи!
Вообще-то, дозорный тоже у костра сидел. И никакой пользы это ему не принесло. Но мне так было спокойнее.
Я подошёл к шалашу, из которого раздавался богатырский храп. Наружу беспорядочно торчали ноги — босые и в сапогах. На всякий случай, я их пересчитал — тринадцать.
Как так-то бля?!
Я выбрал ногу, которая больше всего была похожа на ногу Сытина, и подёргал за неё. Нога попыталась втянуться внутрь. Я упрямо потащил её наружу. Внутри шалаша кто-то ругнулся. Затем оттуда вылез Сытин.
— Немой? — спросил он, щурясь на свет костра. — Тебе чего?
Услышав мой рассказ, Сытин мгновенно проснулся. Подошёл к костру и внимательно рассмотрел мертвеца.
— Так, — сказал он и почесал подбородок. Немного подумал и добавил:
— Так, бля!
Ещё помолчал и начал командовать:
— Значит, план такой. Надо всех разбудить, осмотреть и пересчитать. Только не скопом, а по очереди, чтобы суматохи не было. Как ты думаешь, Немой?
Я показал Сытину большой палец.
— Вот и ладно. С кого начнём?
— С Потапыча! — мстительно предложил я.
— Почему с него? — удивился Сытин.
— Он нас с Глашкой в избушку не пустил!
— Резонно. Ну, идём.
Я кивнул Глашке.
— Пойдём!
Подойдя к избушке, Сытин решительно постучал.
— Потапыч! Открой, дело есть!
Дверь открылась так быстро, словно Потапыч караулил, когда мы постучим.
— Тебе чего, Васька? Тоже бабу привёл?
Глашка сердито нахмурилась.
Потапыч поглядел на неё и понял, что сморозил херню.
— Прости, девка! Достали уже стукари эти! Ну, что у вас случилось?
Мы рассказали Потапычу о грустной судьбе княжеского дружинника.
— Ага! — сообразил он. — И вы обо мне первом побеспокоились. А с чего вдруг?
— Потапыч, пусть Глашка у тебя посидит, пока мы разбираемся, — попросил я.
— Вот оно что! Ну, ладно.
Потапыч посторонился.
— Проходи, девка!
Глашка надула губы.
— Немой, я с вами хочу! Дядь Вася, скажи Немому!
Ага, щас!
Сытин грозно нахмурил брови. Глашка горько вздохнула и скрылась за дверью.
— Погоди, Потапыч! — сказал Сытин. — Божен там с тобой? Всё нормально с ним?
— А что ему сделается? Дрыхнет пьяный!
— Ну, хорошо. Не буди его пока, пусть выспится. Чует моё сердце — будет сегодня работа у святоши.
Пока мы договаривались с Потапычем — начало светать. Мрак потихоньку превращался в серый сумрак. Похолодало, на поляну опустился еле заметный туман. Земля стала мокрой от росы.
— Идём будить остальных, Немой! — сказал Сытин.
Потапыч, хмурясь, пошёл с нами. Дверь избушки он, на всякий случай, подпёр снаружи толстым колом.
Я одобрительно кивнул.
Потапыч внимательно осмотрел покойника, расчесал пальцами бороду и бросил Сытину одно короткое слово:
— Мара.
Сытин удивлённо приподнял бровь и прищёлкнул языком.
Мы принялись по одному вытаскивать из шалаша заспанных похмельных дружинников. Каждого осматривали, коротко опрашивали о самочувствии и отправляли в один край поляны. Пусть будут на виду — мало ли что!
Лица бойцов были разной степени помятости. Голоса хрипели. Но улыбчивых мумий не попадалось.
Троим дружинникам вручили котел и отправили к реке за водой, строго приказав держаться вместе.
— Даже в кусты по нужде — только командой! — сказал Сытин.
Чупав, выбравшись из шалаша, пригладил растрёпанные волосы, жадно опустошил половину котелка холодной речной воды. Глаза его прояснели. Он поглядел на высушенного дружинника и кивнул мне.
— Помнишь вчерашнего кабана, Немой?
— Какого кабана? — заинтересовался Сытин.
Мы коротко рассказали ему о зверином трупике под ёлкой.
— Найти сможете? Тащите его сюда. Гиппократу Поликарпычу отвезём — пусть разбирается.
Я не стал выпендриваться перед Сытиным на счёт своего нового титула. Как ни крути — он тут лучше всех разбирается, что надо делать. Раз отправляет меня — значит, мне и идти. Хер ли спорить?
Да и размяться после тяжёлой ночки только на пользу.
— У тебя рукавицы есть, Немой? — поинтересовался Чупав. Сам он натянул толстые мягкие варежки невообразимого размера, которые закрывали длинные руки кузнеца чуть ли не до локтей.
Я помотал головой.
Один из дружинников вытащил из-за пояса свои рукавицы и протянул мне.
— Давай одеяло возьмём! — предложил Чупав. — Не в руках же его тащить.
Одеяло пришлось просить у Потапыча. Старик поворчал, но выдал ту самую тряпку, на которой мы катали Божена на встречу с богами.
— Не переживай, Потапыч! — пообещал я. — Вернём в сохранности!
— Да на хер оно нужно, после мертвяка? Выбросьте. А лучше — сожгите к ипеням!
Глашка, воспользовавшись моментом, попыталась выскользнуть из избушки. Я придержал её за плечи, развернул и мягко отправил обратно.
— Посиди там!
Вчерашнюю ёлку мы с Чупавом отыскали быстро. Ну, как мы? Отыскал Чупав. А я ломился за ним по лесу и тащил одеяло.
