Менеджер мигом побледнел, начиная рассыпаться в оправданиях, щедро сдобренных лестью. Ночь сменилась днем, солнце давно перевалило заполдень, но сутенер как шугался каждого моего чиха, так и не перестал. Из-за страха получить мечом за неудачный «вынос кассы», он в упор игнорировал отсутствия у меня меча, равно как и интереса к деньгам.
— Как милорд верно заметил, что вновь подчеркивает вашу проницательность, я несказанно повинен и смиренно…
— Виноват военкомат! Отставить — кру-гом! Шагом-марш! Нахер до востребования! Шире шаг!
Языковой барьер евнух преодолел на одних инстинктах и быстро растворился за дверью в главный зал. В кабинете резиденции вновь воцарилась тишина, прерываемая шелестом перебираемых страниц и всхрапами спящей Эмбер. Задолбавшись пилить мозг на тему «тебе кто интереснее, я или обожженные бумажки⁈» она уснула пьяным сном подобрав ноги в гостевом кресле и кутаясь в пропахший водорослями зимний плащ.
Сквозь толстые колготки проступали линии не до конца заживших ран, пунктиром предсказывая узоры грядущих шрамов. Но не следы от плети, ни даже струйка слюны на щеке ничуть не мешали подзаборной графине оставаться… Милой? Забавно, никогда не думал о ней в таком ключе. Но с самого порога резиденции она не отходила от меня ни на шаг, держась как можно ближе, будто напуганный щенок. И какие бы нелепые отговорки и оправдания она не лепетала, я ощущал непонятную теплоту на сердце.
Прячется за мной, огораживаясь от стен, от салона, от воспоминаний о пытках. И судя по безмятежной моське — действительно помогает. Она верит мне. Доверяет. Убеждает себя, что я способен ее защитить.
Не зря говорят, меньше знаешь, крепче спишь. Как в том анекдоте — до службы я спал спокойно, знал что защищают, во время службы спал плохо, — знал что защищаю, после службы вообще не сплю — знаю как защищают.
И все же странный она человек — излучать в атмосферу килотонны пафоса, но притом оставаться обычной, затраханной жизнью девчонкой со своими тараканами, иллюзиями, надеждами. Жестокая, эгоистичная, и совершенно аморальная, но в то же время вполне нормальная и понятная. Во всяком случае — по меркам мирка, где с легкостью пошлют сына насиловать племянницу, чтобы затем, едва родит, прикончить ее ради куска земли.
Потряся одуревшей без сна головой и выкинув лишние мысли, я обошел стол и зарылся в гору бумаги. Журналы, тетради, клочки… Все исписаны разными почерками, часть сгорела дотла, часть наполовину. Но и уцелевших сведений хватало чтобы прийти к душераздирающему открытию — федерал снова крутит мне яйца.
Почерневшие от копоти листы и поплывшие чернила так и кричали о сверхсекретности содержимого, приподнимая завесу жутких тайн. Бредни золотаря про призраков в канализации, сказки про железных драконов, разбивших гнездо на площади в стародавние времена, и прочий набор баек провинциального городка.
Не стоящая внимания чушь. И я достаточно прожил в этом городе, чтобы не вестись на такие примитивные провокации. Антиквар зимой такую же туфту гнал, «неудачно сжигая» поддельные письма от Грисби, по которым лорд, якобы, ответственен за диверсию на складе гарнизона. Отвлечь надеялся, по ложному пути отправить.
Инспектор не стал изобретать велосипед и поступил так же, но с большим умом — вместо того чтобы уничтожать улики, рискуя впопыхах оставить «хвост», он предпочел похоронить истину под горами лжи. Он понимал, что даже если я не поведусь, то все равно стану вынужден хотя бы перепроверить. Чисто как с розовыми плащами.
Поди теперь, разбери где тут реальные сведенья, а где дезинформация, призванная отвлечь внимание. Тут половине штаба месяц пыхтеть, сверяя и каталогизируя каждую строчку, и один черт ничего не добиться, спихнув всю работу на «оперативную сверку разведанных». Или, говоря проще, выслать толпу вчерашних школьников во главе с контуженной развалиной с приказом «найди то, не знаю что».
Подстава, очевидная подстава. Но что остается? Бежать вдогонку за толпой северян и попасться в их лапы первой же ночью? Или того веселее, простудиться и подхватить дизентерию из-за невозможности развести костер? Не, если инспектор не полный идиот, безопаснее тигра в жопу целовать, нежели пытаться его преследовать.
Пусть мне далеко до хрыча, но даже мой опыт подсказывает с десяток вариантов перевесить «хвост» с себя на ближайшую ветку. И федерал это, блин, знает! Он хотел, чтобы я ковырялся в этой чертовой куче каракуль! Ему только это и надо!
— Гребанный Штирлиц! — устав всматриваться в набросок схемы канализации с пометками о свечении «бижутерии», я снова обогнул стол и склонился над Эмбер.
Вместо светлой челки или теплой ноги, рука коснулась полупустого бурдюка возле сброшенных туфель. Ни пара глотков северной водки, ни даже запах собственного потного рукава не помогли — вонь дерьма казалась почти осязаемой.
Все не то, все фигня… Не то я ищу. Не в горе дезинформации рыться надо, и не Киару с «не-сестрой» на разведку высылать, а мотив искать!
Зачем, ну зачем так заморачиваться ради одного человека? Тем более, ради меня? Где она, эта волшебная причина по которой мне не только дозволено дышать и хранить в голове сверхсекретную информацию, но и спокойно ковыряться в салоне, как у себя дома?
Чем же я заслужил столько трудов в свою честь? Что такого сделал, раз ради меня столько «дезы» наплодили? Ведь больше стараться тупо не для кого, — для всех инспектор «всего лишь» неумолимый судья и палач феодалов, а не тикающий инкубатор для абортированного божка.
На ум приходит только три варианта.
Первый, предложенный Геной и Эмбер, где «инспектору насрать», выкидываем сразу. Не тот уровень, не та птица, чтобы из слепой гордости и недальновидности оставлять мне жизнь. Это Гена может «зауважать» и «признать», это Фальшивка могла бы сохранить жизнь врагу, в качестве насмешки, мол «ты настолько чмо, что никакой опасности не представляешь» — но не этот чекист.
За почти год нашего заочного знакомства, я успел сотню раз убедиться, что риск с азартом — вообще не про федерала. Его почерк — холодный расчет и загребать жар чужими руками. Ничего личного, только бизнес.
Второй вариант, который озвучила Киара, где контрразведчик не хочет идти на мое убийство, ибо не уверен в результате схватки — тоже не ахти. Какой к черту, «не уверен»? Сомнения могут возникнуть только при выборе мешка, в какой он кубиками сложит мой изрезанный труп. А если он реально так сильно опасался бунта и толпы с факелами, так свалил же из города! Чай не олимпийский огонь, чтобы его толпа с факелами преследовала.
Даже если учесть саму Киару с вампиршей, то один черт ничего не меняется. Не считая агентов и дружины, у федерала в резерве настоящая ведьма есть — чего ему какая-то псевдо-вампирша и фиолетовая извращенка? Она их на месте взглядом испепелит. Ну, или вечной диареей проклянет, не знаю…
А касательно нашептанного на ушко упоминания о моих очешуительных умозаключениях про ангелов и демонов… В принципе, инспектор и впрямь может считать меня за очередную паранормальную дичь и оттого опасаться идти на прямой конфликт, но как-то… Тогда бы скорее он кончил меня прямо на месте. Он не только контрразведчик, но и охотник на ведьм.
Наконец третий сценарий, подсказанным моими собственными тараканами. Самый бредовый и правдоподобный — я нужен живым. И очень, очень сильно, раз кукловод так заморочился со всеми этими гребанными бумажками. Еще ведь момент подгадал, чтобы слинять из города потихому.
Почему? Точно не из-за страха передо мной. Скорее не хотел, чтобы я натворил глупостей и убился почем зря, пытаясь тормознуть толпу северян у ворот.
И вот это пугает. Зачем ему так стараться сохранить мою жизнь? Использует меня втемную? Лучший союзник тот, кто мнит себя врагом?
Разбирая отчеты полевых агентов о хронике осады, протяженности канализации, и родословной Грисби, я не сразу заметил, что все дольше рассматриваю сам стол, нежели вчитываюсь в чужой почерк.
Отлитое серебром и повернутое к гостям изображение мифической мантикоры, больше не выглядело простым элементом декора.